От Лубянки до Кремля - Величко Валерий Николаевич (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
И решение перейти на службу в органы государственной безопасности также не было простым.
Карьера в КБ химавтоматики складывалась на удивление удачно. Помимо текущей работы я занимался внедрением в практику методов оптической голографии, готовился к защите кандидатской диссертации на эту тему. Сдал кандидатский минимум. Научным руководителем у меня должен был быть Генеральный конструктор КБ, дважды Герой Социалистического труда, член-корреспондент АН СССР, доктор технических наук, член бюро обкома КПСС и т. п. Александр Дмитриевич Конопатов. Один из столпов советской космонавтики.
Как вы понимаете, при таком научном руководителе защита диссертации априори должна была пройти успешно. Да и научные материалы мной были подобраны уникальные, проверенные на практике.
А тут неожиданное предложение от УКГБ. Хотя фактически его спровоцировал я сам.
Как я уже говорил, после окончания физического факультета Воронежского госуниверситета я был распределен на работу в особорежимное конструкторское бюро г. Воронежа, которое занималось разработкой жидкостных двигателей для боевых и космических ракет. По установившемуся тогда порядку оно имело и открытое наименование – КБ химавтоматики, и относилось к Министерству общего машиностроения СССР.
Созданное как самостоятельное предприятие в октябре 1941 года в результате разделения при эвакуации из Москвы ОКБ завода № 33 Народного комиссариата авиационной промышленности, КБХА прошло славный боевой путь. Главными конструкторами КБХА с момента его создания были С.А. Косберг и А.Д. Конопатов.
Успешные работы КБ по созданию авиационных ЖРД укрепили его авторитет и привлекли внимание главного конструктора ракетно-космической техники С.П. Королева. Первой разработкой совместно с ОКБ Королева в рекордно короткий срок стал кислородно-керосиновый ЖРД РД-0105 для третьей ступени ракетоносителя «Восток», с помощью которого были осуществлены полеты космических объектов в район Луны и на Луну и др.
Следующей разработкой был кислородно-керосиновый ЖРД РД-0109, с помощью которого, в частности, был осуществлен запуск в 1962 году в космическое пространство первого советского космонавта Ю.А. Гагарина.
Во время моей работы в КБХА, а потом оперативного обслуживания в качестве оперработника УКГБ в КБ велись работы над сложнейшим кислородно-водородным ЖРД РД-0120, который обеспечил надежную работу двигателей в ходе летных испытаний в составе ракетоносителя «Энергии» 15 мая 1987 года и в составе ракетно-космической системы «Энергия – Буран» 15 ноября 1988 года.
Через много лет я, обеспечивая безопасность Горбачева во время посещения им Байконура, столкнулся с этим изделием, в котором была частица и моего инженерного труда.
Огневые испытания разработанных КБХА и изготовленных Воронежским механическим заводом ЖРД проводились на испытательных площадках т. н. «химзавода», располагавшегося в 20 км под Воронежем на берегу красивого водохранилища.
Я попал в 125-й отдел КБХА – отдел измерений.
Исторически КБХА происходило от авиационного КБ, и, как там было принято, наш отдел представлял большой зал с рабочими столами и рядами кульманов. За стоящим в самом центре самым большим столом восседал начальник отдела Владимир Иванович Смыслов, кстати, давший мне рекомендацию в партию.
Молодых специалистов встречали очень доброжелательно, сразу доверяли решение серьезных технических вопросов. И передо мной была поставлена задача разработки прибора, который бы автоматизировал обработку данных от огромного количества датчиков, которыми ракетный двигатель был буквально обвешан во время огневых испытаний. Показатели вибраций двигателя, которые могли привести к его разрушению, записывались тогда осциллоскопом на километрах фотопленки. Затем эти записи проектировались лаборанткой обычным детским фильмоскопом на настенный экран, где ее помощница простым школьным циркулем измеряла амплитуды – пики синусоид. Этих пиков были тысячи. Получившаяся таким образом информация опять-таки вручную набивалась в кодах ЭВМ на бумажную перфоленту. Была тогда такая форма хранения компьютерной информации. Хотя слово «компьютер» появилось, кажется, позднее. При помощи перфоленты данные заводились в ЭВМ, где и производилась необходимая обработка информации.
На подготовке данных каждого контрольно-выборочного испытания (КВИ) ЖРД и рабочих экспериментов ко вводу в ЭВМ работали десятки молодых девчонок. Их работа была весьма трудоемкой, медленной, а главное – ужасно скучной и неинтересной.
Сначала я попытался остаться в рамках аналоговых методов с использованием стандартных измерительных приборов, но постепенно понял, что необходимые результаты можно получить только переведя данные в цифровую форму.
Для выделения и измерения каждого пика синусоиды я решил использовать схему сравнения на триггерных цепочках. Электронная схема сравнивала предыдущий и последующий сигналы, выделяя, таким образом, пик кривой, затем измеряла его и записывала (набивала) показания прямо на перфоленту.
Блок триггеров, собранных на примитивных транзисторах на толстой гетинаксовой плате, был громоздок и малонадежен. Да и стыдно было работать таким диким дедовским методом.
Кстати, моя несостоявшаяся диссертация, если немного упростить, имела название: «Использование методов оптической голографии для выявления мест возможного разрушения сопла ЖРД». Предполагалось в ходе огневых испытаний вообще избавиться от датчиков вибраций и всего описанного мной сложного процесса. Ведь сами достаточно объемные датчики, которых был не один десяток, приклеенные на сопле ЖРД и предназначенные для работы при температурах чуть ли не от абсолютного нуля до тысяч градусов (плюс) по Цельсию, были весьма массивными и вносили существенные погрешности в результаты измерения.
В то время электронная промышленность страны только-только начинала разрабатывать и производить интегральные полупроводниковые схемы. Так как я изначально задумал использовать для своей разработки только самые современные комплектующие, то уговорил своего уважающего все новое начальника отдела В.И. Смыслова послать меня в командировку в подмосковный Зеленоград, являвшийся тогда центром наиболее продвинутых разработок в области полупроводников. Я предполагал ознакомиться с наиболее перспективными образцами электроники. Но все оказалось не так просто.
Мое КБ относилось к Министерству общего машиностроения, а предприятия Зеленограда – к Министерству электронной промышленности. И несмотря на то что у меня была высшая форма допуска к секретам, там, если вы помните межведомственные барьеры, меня приняли не очень доброжелательно.
Но, слава Богу, все закончилось удачно, и я приехал домой, имея в кармане, вопреки всем режимным правилам, горсть секретных тогда интегральных схем. Главное в моем «шпионском деле» было добраться до рядовых работников. Инженер всегда поймет инженера.
По приезде в КБ я в самой эмоциональной и красочной форме рассказал о своих «шпионских» похождениях, не зная, что один из присутствовавших при моем докладе товарищей – Владимир Николаевич Хаустов раньше работал в КГБ, откуда уволился по здоровью.
Теперь я понимаю, что мне повезло попасть на умного человека. Бывших чекистов не бывает. К моему счастью, он доложил своему руководству не о «проявлении инженером Величко неоправданного интереса к государственным секретам», т. е. признаках шпионажа, а о моих способностях проникать к этим самым секретам. И меня, как мне стало известно позднее, не стали разрабатывать по подозрению в измене Родине в форме шпионажа, а стали изучать для возможного использования по линии «С» (нелегальная разведка) ПГУ КГБ.
Через пару дней раздался телефонный «звоночек очень длинный» и строгий голос пригласил меня «подойти в отдел кадров в самый угловой кабинет, дверь которого оббита дерматином».
Там я впервые познакомился с настоящим оперативным работником советских органов государственной безопасности. Строгий и внимательный, не разу не улыбнувшись, он, Борис Григорьевич М., еще раз прослушал мой веселый рассказ о «шпионских похождениях» в Зеленограде. Осуждающе, как мне показалось, покивал головой и задал вопрос: «Ну а у нас в КБХА, как вы считаете обстоят дела с режимом и сохранением государственных секретов?» Я попытался что-то ответить, но понял, что тема для меня совершенно новая, и чтобы мой ответ не был уж совсем дурацким, я попросил дать мне пару дней на размышления.
