Война на уничтожение. Что готовил Третий Рейх для России - Пучков Дмитрий Юрьевич "Гоблин" (книги онлайн полностью .TXT) 📗
В 1828 году губернатор Тасмании просто запретил коренным жителям появляться в той части острова, где уже обжились европейцы. В случае нарушения запрета солдатам было разрешено убивать аборигенов на месте. Зато сами белые зачастили на территорию тасманийцев, так как их похищение и продажа в рабство, так называемый «отлов чёрных», стали прибыльным бизнесом: за взрослого давали пять долларов, за ребёнка – два. В результате к 1830 году из пяти-шести тысяч аборигенов на всём острове оставалось всего лишь двести – их в итоге принудительно вывезли за тридцать миль от Тасмании на остров Флиндерс. Итог тасманийской трагедии цинично, но точно подвёл историк и журналист Джон Хэммонд: «Тасманийцы были бесполезны и все умерли» [55].
В Австралии белое население восприняло опыт соседей с энтузиазмом. Как рассказывает Даймонд, «австралийское правительство, по образцу карательных отрядов тасманийского правительства, создало подразделение конной полиции, так называемых “полицейских для дикарей”; это подразделение выполняло приказ “найти и уничтожить”: аборигенов либо убивали, либо сгоняли с обжитых территорий. Чаще всего полицейские окружали стоянку аборигенов ночью, а на заре нападали и расстреливали всех. Белые поселенцы также широко применяли для уничтожения аборигенов отравленную еду» [56]. Иллюстрацией к последнему тезису может быть красноречивое хвастовство одного из колонизаторов, который в 1885 году говорил: «Чтобы успокоить ниггеров, им дали нечто потрясающее. Еда наполовину состояла из стрихнина – и никто не избежал своей участи… Владелец Лонг-Лэгун при помощи этой хитрости уничтожил более сотни чёрных» [57]. «Чёрная кровь на руках “добропорядочных” колонистов Нового Южного Уэльса, и всех вод новой Голландии будет недостаточно, чтобы смыть эти позорные пятна» [58], – написал политик и писатель-гуманист Джон Данмор Лэнг об активности соотечественников.
Вполне респектабельные люди открыто заявляли о необходимости полностью избавиться от аборигенов, чтобы они не мешали. Австралийский политик-лейборист из Квинсленда Винсент Лесина в 1901 году публично высказался так: «Ниггер должен исчезнуть с пути развития белого человека» – так «гласит закон эволюции» [59]. Ему вторил британский писатель Энтони Троллоп: «Что касается чёрных жителей Австралии, мы определённо можем сказать, что они должны исчезнуть. Сделать так, чтобы их уход не сопровождался излишними страданиями, – вот что должно стать целью всех, кто занят решением этого вопроса» [60]. В логике геноцида Троллоп, пожалуй, был даже гуманистом. Англосаксонские расисты ни о каком облегчении страданий для своих жертв не думали. В конце XIX века распространённым развлечением для белых была не просто «людская охота», но и загон семей аборигенов в пасть к крокодилам [61]. Последнее массовое убийство мирного племени, которое подтверждается документами, было совершено отрядом полицейских в 1928 году: жителей захватили, сковали и убили выстрелами в затылок [62]. До прихода нацистов к власти оставалось пять лет. И к тому времени Гитлер уже сделал известный комплимент англичанам, одобрительно сказав, что в деле колонизации они совершили неслыханное [63].
Покорение Австралии и Новой Зеландии было весьма ярким примером успешного завоевания Lebensraum англосаксонской расой. Эти события, очевидно, не могли не привлечь внимания фюрера. Как размышлял Саркисянц, «Гитлер собирался истребить местное население “своей Индии”, своего пространства на Востоке, ради заселения немцами. Таким образом, его “восточный” империализм был скорее похож на колонизацию англичанами Австралии, чем на британский империализм в Индии… Этот пример был настолько впечатляющим, что, пожалуй, именно он… мог послужить прецедентом для освоения Гитлером… “пространств на Востоке”, послужить моделью для германизации земель – после геноцида и низведения оставшихся жителей до статуса “недочеловеков”» [64].
Америка также в течение нескольких веков была ареной повседневного геноцида. Первыми его начали спутники Христофора Колумба, едва только ступив на американскую землю. Столкнувшись вдалеке от родины с наивным чужим народом, они молниеносно сбросили тот налёт цивилизованности, который наносили на человека религия, закон и государство в Европе XV века. Вырвавшись за рамки своего мира, конкистадоры охотно шли не только на варварский грабёж, который, по крайней мере, совершался по рациональным мотивам, но и на патологические истязания индейцев исключительно ради забавы. Туземцев убивали с тем же животным упоением, с каким в суеверной Европе жгли по праздникам кошек.
«Они разрубали их пополам и бились об заклад, кто одним махом снесёт индейцу голову с плеч, жгли их живьём и творили другие небывалые зверства. Среди прочего рассказал отец Монтесино, что однажды испанцы проводили время в таких забавах на берегу какой-то реки, и один из них схватил младенца, годовалого либо двух лет, и перебросил через плечо в реку, но тот не сразу пошёл ко дну, а некоторое время держался на поверхности, и тогда этот испанец оборачивается и говорит: “Ещё барахтаешься, такой-сякой, барахтаешься?”» [65].
Описанное происходило на карибском острове Гаити, где ныне расположены сразу два государства – Доминиканская Республика и Республика Гаити. На всех мировых картах он называется Эспаньола, то есть «испанский», как окрестил его в 1492 году Колумб. В СССР колонизаторскому названию предпочли исконное индейское Гаити, что означает «гористый», которое, по традиции, сохраняется и в современной российской географии. Историки спорят, каково было население острова к прибытию Колумба: цифры колеблются от нескольких сотен до трёх миллионов. Как бы там ни было, но сокращение населения Гаити в любом случае оказалось катастрофическим: уже спустя двадцать лет на Эспаньоле жили всего 16 000 индейцев [66]. Остальные были истреблены колонизаторами, умерли от занесённых ими болезней или бежали (впрочем, недалеко и ненадолго); вскоре для работы на золотых рудниках и плантациях испанцам пришлось завозить чернокожих африканских рабов.
То же самое, как рассказывает «История Индий» Бартоломе де Лас Касаса, происходило на Кубе, когда там высадились колонизаторы во главе с Диего Веласкесом, будущим шефом и соперником Эрнана Кортеса в деле покорения Мексики.
«Тут случилось то, что случается всегда и постоянно, а именно испанцы отправились по лесам охотиться за несчастными, “поразмяться”, как они это называют; сие словечко весьма распространено и в большом ходу и в почете; и стоило им наткнуться на кучку индейцев, они бросались на них и убивали мечами и кинжалами всех, кто попадёт под руку, – мужчин, и женщин, и детей, а прочих связывали и приводили к Дьего Веласкесу и по его слову делили их между собой, столько-то одному, столько-то другому, и хотя индейцы не считались рабами, но должны были служить своим господам пожизненно, и приходилось им ещё тяжелее, чем рабам» [67].
В скором времени, однако, в испанских колониях геноцид пошёл на убыль. Это было связано с вмешательством испанского государства, католической церкви и общей сменой модели колонизации с очищения жизненного пространства на извлечение ресурсов. Между тем в английской части Америки повседневный геноцид развивался скачкообразно, то затихая, то обостряясь по мере продвижения колонистов вглубь материка. Так, после войны поселенцев с пекотами (1636–1638) один британский священник писал, что «охота на краснокожих стала весьма популярным видом спорта в новой Англии, особенно если за них давали хорошие деньги, а выслеживание не предвещало чрезмерной опасности» [68]. Эта тенденция проявлялась и в XVII, и в XVIII веке, но пик её пришёлся на век XIX, когда Соединённые Штаты начали планомерное расширение на Запад.
