Мосад, Аман и все такое… - Блехман Рафаил (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
Теперь, однако, борьба разгорелась между Шилоахом и Харэлем. Маленький Исер не уставал твердить, что Шилоах — никуда негодный администратор. Верно, он генерирует идеи, но это его и губит. Он способен целыми днями обсуждать с сотрудниками новую идею, а назавтра отбросить ее ради следующей, не менее фантастической. В конце концов, разъяренный Шилоах доложил Бен-Гуриону, что не может больше сотрудничать с Харэлем — кто-то из них должен уйти.
Ушел Шилоах. В сентябре 1952 года Харэль добился своего — он был назначен руководителем Мосада, а в начале 1953 года ему было возвращено и руководство Шин-Бетом. Фактически, он единолично подчинил себе всю израильскую разведку, потому что, будучи главой координационного комитета, или „Мемуне“, он контролировал также деятельность Амана. Исер Харэль долго и терпеливо шел к этой вершине, и теперь он наконец ее достиг.
Исер Гальперин родился в Витебске, в 1912 году. В шестна дцать лет он стал сионистом, в восемнадцать приехал в Палестину. Единственным имуществом, которое он привез с собой в Обетованную Землю, был револьвер и пачка патронов, умело спрятанные от таможенного досмотра. В Палестине Исер сменип фамилию на ивритское „Харэль“, поселился в кибуце Шфаим и вскоре женился на очаровательной веселой девушке по имени Ривка. Он был ее полной противоположностью — молчаливый, сосредоточенный, лишенный чувства юмора низенький человечек со стальной волей и бешеным упрямством. В 1935 году Исер и Ривка ушли из кибуца и переехали в Тель-Авив. Здесь Харэль вступил в Хагану. Вскоре его пригласили возглавить Еврейский отдел „Шай“. Отдел занимался слежкой за группами, которые соперничали с Хаганой на политической и военной арене — Эцелем и Лехи. Соперничество между различными течениями сионизма в йшуве не прекращалось даже в самые тяжелые времена борьбы с мандатными властями за создание еврейского государства, более того — тогда оно лишь еще более обострялось. Эцель, отколовшийся от Хаганы с самого начала, выступал против всякой сдержанности в отношении арабского терроризма, а затем — мандатных властей. Лехи, или группа Штерна, заявившая о себе в сороковые годы, отличалась еще большим экстремизмом. За этими тактическими разногласиями скрывались, понятно, более глубокие — политические; и после образования государства эти разногласия стали угрожать единству страны, которое желез ной рукой навязывал ей Бен-Гурион. 11 июня 1948 года руководитель Эцеля Менахем Бегин привел в тель-авивскую гавань корабль „Альталена“ с грузом оружия. И хотя он объявил, что это оружие предназначено для всей израильской армии, а не только для Эцеля, Бен-Гурион воспринял инцидент как угрозу гражданской войны. Он приказал атаковать „Альталену“. Вслед затем, в течение нескольких дней, были ликвидированы склады оружия и тайные явки Эцеля по всей стране. Данные об этих складах и явках добыл глава Еврейского отдела „Шай“ Исер Харэль.
Все это происходило в дни первого перемирия между: евреями и арабами. Вскоре перемирие рухнуло, и Война за Независимость возобновилась. Посредник ООН граф Бернадотт, пытавшийся наладить новое перемирие, действовал не особенно активно — все его симпатии явно были на арабской стороне. Неудивительно, что когда 17 сентября машина Бернадотта попала в засаду на узких иерусалимских улицах и посредник ООН был в упор расстрелян неизвестными людьми, подозрение прежде всего пало на евреев. Ответственность за убийство взяла на себя доселе неизвестная организация „Национальный фронт“. Но уже на следующее утро Исер Харэль явился к Бен-Гуриону, утверждая, что за вывеской „Национального фронта“ скрываются люди Лехи.
Версия Харэля давала Бен-Гуриону возможность окончательно решить проблему сепаратистов из Эцеля и Лехи, обеспечить целостность государства и одновременно ослабить своих давних идеологических и политических конкурентов. Конечно, он сознавал, что на стороне Эцеля и Лехи были решительность, военная подготовка, а главное — популярность, завоеванная героической борьбой против арабов и англичан. Но государственные и политические соображения перевесили. К тому же Харэль заверил, что операция будет молниеносной и безболезненной: в его распоряжении были все адреса и явки Эцеля и Лехи. Бен-Гурион отдал приказ.
Той же ночью армейское подразделение Моше Даяна провело сотни арестов. На следующий день, 20 сентября, начальник генерального штаба Игаэль Ядин предъявил ультиматум отрядам Эцеля в Иерусалиме — основной военной силе организации. Бегин принял ультиматум. 30 сентября Харэль собственноручно арестовал в Хайфе последнего руководителя Лехи Фридмана-Елина. Эцель и Лехи как независимые боевые организации перестали существовать. Их члены частично влились в единую израильскую армию, Цахал, частично ушли в политику, создав собственные политические партии. Но отголоски посеянной этими событиями политической и личной ненависти сотрясали Израиль еще многие десятилетия спустя.
Затем настала очередь Пальмаха. То были ударные отряды, созданные в Хагане еще в мандатный период, но в отличие от нее находившиеся в состоянии постоянной мобилизации — своего рода зародыш еврейской регулярной армии. Пальмах стал легендарной боевой единицей. Из его рядов вышли почти все будущие командиры Цахала; в израильской истории и литературе есть даже выражение — „поколение Пальмаха“. И благодаря всем своим особенностям, Пальмах постепенно — и неизбежно — превратился в самостоятельную, политически независимую силу, которую скрепляли общая история и общее происхождение его членов, как правило — выходцев из пионерских кибуцов. Но если Эцель и Лехи были военной опорой правого крыла сионизма, то Пальмах был военной опорой его крайне левого крыла, партии Мапам — тех радикалов, которые вышли из бен-гурионовской партии Мапай в знак протеста против ее „консерватизма“ и объединились под знаменами левого социализма.
7 ноября 1948 года Бен-Гурион отдал приказ о расформировании Пальмаха как отдельной военной организации. Могущественная Федерация израильских профсоюзов, Гистадрут, находившаяся под контролем партии Мапай, одобрила это решение. Но на первых же израильских выборах, весной 1949 года, Мапам получила почти 15 процентов голосов, став второй по величине партией в израильском парламенте, и 90 процентов бывших членов Пальмаха голосовали за нее. В борьбе с Бен-Гурионом Мапам все более левела. В ее руководстве все громче звучали голоса сторонников объединения с коммунистами, Бермана и Снэ. И перед Бен-Гурионом, уже имевшим в стране шумную оппозицию справа, теперь вырисовывалась угроза мощной оппозиции слева. В борьбе с ней Бен-Гурион снова обратился к службе безопасности Исера Харэля.
Когда 14 сентября 1952 года Харэль принял руководство Мосадом, вся израильская разведка размещалась в нескольких маленьких комнатках и располагала штатом в дюжину людей, включая секретаршу, которая вот уже несколько месяцев не получала зарплату, потому что казна Мосада была абсолютно пуста. В тот же день Харэль отправился к Бен-Гуриону.
„Господин премьер-министр, — с нарочитой формальностью сказал он, — некоторые люди считают, что Израиль вполне может обойтись без специальной разведки и что все ее задачи могут быть успешно решены разведкой армейской. Я придерживаюсь иного мнения и знаю, что вы со мной согласны. Но если израильская разведка обречена работать без денег и штатов, она способна только опозорить нашу страну. В таком случае я готов скорее согласиться с теми, кто предлагает вообще ликвидировать Мосад“.
В тої же вечер бюджет Мосада был увеличен вдесятеро. Харэль получил право набирать людей по своему усмотрению. Он не стал терять времени. Израильские агенты за границей были отозваны в страну и подвергнуты придирчивому допросу в кабинете нового шефа. Часть из них была после этого уволена, другие были отправлены на переподготовку. И тем, и другим Харэль говорил одно и то же: „Я предпочитаю вообще не иметь агентов, чем командовать людьми, которые не знают своего дела…“
В те времена кадры Мосада состояли в основном из бывших кибуцников, людей, пришедших в разведку, как и Харэль, во времена ишува. Они были самоотверженно мужественны и неистощимо изобретательны, но это не компенсировало отсутствия у них чисто профессиональной подготовки. Они блестяще действовали в своей собственной стране, в знакомой с рождения обстановке, но зачастую терялись, оказавшись в европейских столицах. Они не знали, как подозвать такси на улице Лондона и как выбрать вино в ресторанах Парижа. Они вообще не умели пить! Их немедленно распознавали по мелочам — по неумению смешать виски, поцеловать ручку даме и завязать галстук. И бывало, что этот непрофессионализм приобретал трагикомический характер.
