Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1 - Судоплатов Андрей Павлович (читать онлайн полную книгу txt) 📗
Разрабатывая операцию по разоружению мексиканских полицейских, мы договорились, что в случае ее провала будем отходить, производя как можно больше шума стрельбой из огнестрельного оружия, но стараясь — о чем было твердо условлено — ни в коем случае не задеть кого-либо. Детали операции мы обсуждали с помощью «анонимных» писем, «анонимных» потому что не знали командиров соответствующих групп и даже методов, использовавшихся для получения информации. Однако нам стало известно, что руководитель группы, которой было поручено проникнуть в дом, сумел выведать секрет системы, с помощью которой троцкистские головорезы открывали дверь и устанавливали личность посетителей. Я думаю, об этом проболтались сами мексиканские полицейские, попавшиеся, как это бывает, «на крючок» наших женщин. Думаю также, что о своего рода баррикадах, сложенных внутри резиденции из небольших мешков с песком, мы узнали из разговоров самих бандитов-иностранцев с мексиканскими жандармами во время их совместных попоек. А представляя более или менее точно план дома, ответственный за проведение операции внутри него мог довольно точно определить места расположения охраны.
Исчерпав все свои возможности с помощью мирных средств положить конец существованию штаб-квартиры Троцкого в Мексике, мы обратились к Висенте Ломбарде Толедано и к ломбардистам. Висенте Ломбарде Толедано дал настоящий теоретический бой Троцкому в Мексике. Именно он в нашей стране резко, по всем направлениям давал отпор нескончаемой писанине самого Троцкого и других троцкистов, особенно троцкистов из Соединенных Штатов. Практически Висенте Ломбарде Толедано не оставлял без ответа ни одного заявления Троцкого, используя все возможные формы ведения полемики: доклады, выступления, статьи.
Кто, думали мы, бывшие бойцы-республиканцы, когда отчаялись найти поддержку в карденасовском стане, мог быть нашим «крестным отцом», как не Висенте Ломбарде Толедано? Наверняка он виделся с Карденасом и вел с ним разговор по поводу деятельности троцкистов в Мексике, но все оставалось по-старому».
Позиция мексиканских властей, считал Сикейрос, не могла быть результатом простого бюрократического упрямства. Здесь, как он думал, могло сказываться влияние и других фактов и скорее всего — идеологическая сумбурность, политическая недальновидность генерала Ласаро Карденаса. Возможно, он видел в то время в борьбе Троцкого обычную «семейную ссору» и не разглядел в нем орудие в руках фашизма, с одной стороны, и американского империализма — с другой. Безусловно, Карденас не видел, чем мог стать троцкизм в случае возникновения войны с фашизмом. Однако, несомненно, что Гитлер рассматривал Троцкого и троцкизм в качестве резервной пешки, которую можно будет использовать в нужный момент — во время войны или после нее, — чтобы «свести счеты с коммунизмом». Разве контрреволюционеры и империалисты не используют в своих целях таких пресловуто известных людей из других стран?
«Одним словом, — пишет Сикейрос, — речь теперь шла не о «мщении» бывших бойцов-мексиканцев, сражавшихся в рядах испанской республиканской армии, троцкистам за под лый мятеж, организованный ПОУМ в Барселоне, в глубоком тылу республиканского фронта. Речь отныне шла о том, чтобы воспрепятствовать той яростной пропаганде, которая велась из штаб-квартиры Троцкого, якобы с истинно марксистских, пролетарских позиций против Советского Союза. Кроме того, нам стало совершенно ясно, какие услуги мог оказать подобного рода «марксизм» возможной агрессии объединенных империалистических сил против первой страны социализма.
Наше стремление ликвидировать этот контрреволюционный политический центр отвечало самой динамике развития международной обстановки, характеризующейся возрастанием угрозы войны, которая могла разразиться еще до претворения в жизнь нашего намерения, и потому, мы считали, оно было оправданным-от начала и до конца.
Вот так складывалась обстановка, когда мы, участники национально-революционной войны в Испании, сочли, что настало время осуществить задуманную нами операцию по захвату так называемой крепости Троцкого в квартале Койоа-кан. Детали этой, еще одной, нашей военной операции обстоятельно изложены в пятнадцати, а возможно, и более томах судебного процесса над нами».
В отношении личного участия Сикейроса в этой операции можно сказать лишь то, что в его задачу входило блокирование внешней охраны дома Троцкого, состоявшей из тридцати пяти вооруженных маузерами мексиканских полицейских, и эту задачу он должным образом выполнил.
В ходе судебного процесса он, кстати, отмстил, что косвенную ответственность за их действия несет в немалой степени само правительство генерала Карденаса, а конкретно — министр внутренних дел лиценциат Гарсия Тельес. Говоря об этом, боевики не преминули напомнить о его в прошлом прогрессивных идеологических позициях. «Бедный Хосе Клементе Ороско, — заметил с улыбкой Сикейрос, — как бы он ужаснулся, услышав эту фразу! Для него это был чистый «марксистский жаргон».
Во всех показаниях Сикейроса на суде, как и в последующих заявлениях, написанных им в тюрьме, он всегда настаивал на справедливости осуществленных ими политических действий, указывая на политические причины превентивного характера и на достойные сожаления противоречия, в которых в данном случае запуталось правительство генерала Карденаса, бывшее в ту пору высшим выразителем идеалов мексиканской революции, и, как ему виделось тогда, оно и являлось именно таковым.
Следует сказать и о том, что Сикейрос никогда не отрицал того, что формально, если исходить из действующего в ту пору в стране законодательства, его участие в нападении на дом Троцкого 24 мая 1940 года безусловно являлось преступлением. За это он пробыл долгое время в тюрьме, свыше трех лет в изгнании, потерял большую сумму денег, внесенную в качестве залога, и подвергся оскорбительным нападкам во внешнем мире. Именно так оценивал свое участие в нападении на дом Троцкого Сикейрос и не роптал на судьбу.
Естественно, воспоминания Сикейроса — не единственное описание событий, связанных с покушением на Троцкого. Тема эта на протяжении целых десятилетий остается открытой и, хотя, казалось бы, уже детально исследована, становится вновь актуальной, когда в какой-либо стране меняется официальная идеология, когда то или иное общество переосмысливает свою собственную историю. Вот как в постсоветское время российский историк Федор Раззаков пытается исследовать убийство Троцкого с послеперестроечных позиций:
«В начале февраля 1938 года… в Париже с диагнозом «аппендицит» лег в больницу сын Льва Троцкого тридцатидвухлетний Лев Седов. Операция прошла успешно, и пациент со дня на день ждал выписки. Однако через четыре дня после операции наступило внезапное ухудшение состояния здоровья больного. Срочно была проведена новая операция, но она не принесла успеха. 16 февраля 1938 года Лев Седов скончался. Многие тогда связали эту смерть с происками НКВД. Лев Седов был самым активным помощником Льва Троцкого, и это, без сомнения, раздражало Москву. Поэтому и решено было Л. Седова убрать. Акцию по его устранению поручили агенту Иностранного отдела Павлу Судоплатову. Это поручение последовало сразу после того, как Судоплатов 23 мая 1938 года в Роттердаме лично взорвал лидера украинских националистов Евгения Коновальца.
Между тем после смерти сына угроза нависла и над отцом — Львом Троцким…
В том же феврале 1939 года, когда в Париже скончался Лев Седов, к Л. Троцкому в Мексику из США пришло письмо от бывшего майора НКВД… Александра Орлова. В своем послании А. Орлов писал, что после устранения Л. Седова на повестку дня у НКВД стало убийство самого Л. Троцкого. «Главное, Лев Давидович, — писал А. Орлов, — будьте на страже, не доверяйте ни одному мужчине или женщине, которых провокатор может прислать вам или рекомендовать». Как показали дальнейшие события, А. Орлов был абсолютно прав в своих предостережениях. Однако сам Л. Троцкий не принял их во внимание».
Все вышеописанное практически не добавило в рассказ об убийстве Троцкого чего-то нового, как и последующее повествование, лишь с отдельными нюансами, оттенками, дорисовывает общую картину этого события.
