Подлинная «судьба резидента». Долгий путь на Родину - Туманов Олег Иванович (читать книги онлайн бесплатно серию книг TXT) 📗
Быть может, это звучит немного нереально, но практически никто из наших соседей не стыдился своей бедноты. Кто-то, храпя, спал на полу. Единственным «предметом люкс» был электрический динамик в коридоре, с утра до ночи издающий рев веселых маршей и подбадривающих мелодий. Нам, Тумановым, жилось куда лучше. Мы, например, не готовили еду в скверно пахнущем сале, а на масле или маргарине, которые не всегда могли позволить себе наши соседи. Но мы сами, да и наши соседи не задумывались о нашей скромной жизни, так как попросту другой не знали. Для сравнения у нас просто не было примеров. В Советском Союзе условия жизни считались самыми справедливыми и лучшими на всей планете. Это ежедневно радостно объявляли по телевизору дикторы, твердили газеты и рассказывали учителя в школе. А тех, кто чуть в этом сомневался, немедленно вызывали в особые органы и «исправляли» многолетними жестокими тюрьмами и лагерями. Когда я родился, те, кто в этом был не уверен, по всей видимости, уже были расстреляны, или отбывали сибирские ссылки, так как никто из них в детстве мне не встречался.
Нам твердили о капиталистическом мире с маленькой группой жадных капиталистов, эксплуатирующих массы, ведущие жалкий, бесправный, несчастный образ жизни. Испытывали к ним настоящую жалость, в первую очередь к неграм, по сведениям наших СМИ, особенно притесненным, те были нашими «классовыми братьями». И когда Москву посетила делегация США с негром в ее составе, тот никак не догадывался, зачем его жалостно разглядывают и пытаются накормить. Ведь он был миллионером.
Понимание не всегда делает человека счастливым и, быть может, это было хорошо, что мы не знали, насколько бедно мы жили.
Во время войны отец служил в НКВД. Не знаю, в какой должности или функции. Об этом дома он не говорил. Могу только предполагать, что служил он в разведке. По неизвестным причинам в 1948 году отец покинул Лубянку и с тех пор возглавлял отделы кадров на различных предприятиях. Мама тоже получала зарплату в разведке в чине подполковника. С виду казалось, будто она работает в призывной комиссии, отвечая за регистрацию призывников. Брат был старше меня на двенадцать лет и учился на геологическом факультете Московского университета, много лет затем самоотверженно проработав на этом поприще.
Я ничем не отличался от других мальчиков мужской школы № 155 близ Дворца спорта «Крылья советов» до инцидента, сделавшего меня известным или даже прославившего меня в девять лет. Дело было так, что я уговорил двух мальчиков навсегда отправиться со мной в Африку.
В феврале 1954 года, избавившись от впредь ненужных нам учебников, дневников и тетрадей и оставив родителям записки: «Не ищите нас – мы уехали навсегда», – втроем мы сели в местную электричку, направлявшуюся на юг. Мой сосед по коммунальной квартире, Сашка Симонов, по какой-то причине отправился в путь в Африку, взяв с собой теплые валенки, всю дорогу крепко пряча их под мышкой. Кстати, наше отчаянное путешествие длилось недолго.
На следующее утро милиция сняла нас с поезда вблизи Калуги и вернула обеспокоенным родителям.
Сашкина мама работала надзирателем бутырской тюрьмы, и ему досталась знатная порция порки. Отчаянные вопли раздавались по всему дому. Мои родители обрадовались возвращению «блудного сына», встретив меня теплыми пирожками, которыми я смог вдоволь наестся.
Прием в школе был менее сердечным. Директриса быстро вычислила, кто был инициатором «преступления», пригрозив исключить меня из школы. С тех пор она меня недолюбливала. «Таких учеников нам не нужно», – приговаривала она, просверливая меня своим холодными глазами.
После того, как мой одноклассник побил сына комментатора «Правды» Виктора Маевского, я попал к ней в окончательную немилость. Дело в том, что этот журналист принадлежал к абсолютной элите партийной номенклатуры и был среди выездных кадров. Соседствуя с власть имущими, его семья ни в чем не нуждалась. Поэтому его сын постоянно приносил с собой на завтрак бутерброды с ветчиной и колбасой, съедая их, естественно, под текущие слюнки и зависть остальных ребят, которые в лучшем случае могли позволить себе пирожок с капустой.
Однажды наш одноклассник избил «буржуя» Женьку, явно будучи не в силах больше видеть его пухлое и самодовольное лицо. По причине чего наша учительница пришла к выводу, что я виноват в этой потасовке. Неудавшийся побег в Африку навсегда превратил для нее ученика третьего класса Олега Туманова в преступника.
«Знаете, кто папа этого мальчика? – ораторствовала она перед всем классом, при этом пристально глядя на меня. – Его папа жмет руку самому товарищу Сталину! Да, товарищу Сталину! А вы побили этого ребенка. Мы запрячем вас в тюрьму или детскую колонию. Поделом вас всех в Сибирь или на Колыму, за самый Полярный круг!».
Нет, эта женщина никогда не простит мне неразумную прогулку в Африку. Вероятно, она принадлежит к людям, подозрительно смотрящих на каждого человека, выделившегося из серой массы. Такие, как она, стали опорой сталинскому режиму. На следующий год меня перевели в школу, которую я с успехом закончил в 1961 году.
Там я познакомился с моим лучшим другом Толиком Яссявой. Его отец только освободился из тюрьмы, где провел шесть лет как жертва сталинских репрессий, на строительстве Беломорского канала. На самом деле отец Толи не был жертвой репрессий в прямом смысле этого слова, а скорее жертвой обстоятельств. До войны он служил высоким функционером «вождя народов», командуя Службой управления транспорта Сталина, т. е. всеми автомобилями, поездами, кораблями и самолетами вождя. Можно себе представить этого могучего генерала разведки и ожидавшее Толика безоблачное детство.
Но внезапно все изменилось. Однажды отец моего друга здорово выпил с другими высокопоставленными чекистами в ресторане на горе Ачун вблизи Сочи. Он прекрасно управлял любым транспортным средством, за исключением самолета. Сев за руль внедорожника марки «Паккард», спускаясь со всей командой по серпантину с горы, он соскользнул в ущелье. При этом его товарищ «по цеху» разбился насмерть, а другой стал инвалидом. Любимца Сталина, оставшегося целым и невредимым, все же приговорили к трудовому лагерю. Когда диктатор узнал о происшествии, он якобы произнес: «Если Яссява виноват, то его следует наказать». Той же ночью семью генерала выселили из роскошной квартиры в центре Москвы, конфисковав все имущество семьи. Когда я познакомился и подружился с Толиком, его отец только освободился из трудового лагеря, и они жили в такой же квартире, как и мы. Старый чекист скончался в 1956 году.
С детства я любил фотографировать. С фотоаппаратом я не расставался ни в школе, ни дома, и к 15 годам заслужил честь официального классного фотографа. После того, как директор школы позволил оборудовать в туалете на четвертом этаже фотолабораторию, мой статус еще больше повысился. Теперь, будучи учеником, я располагал ключом к собственной комнате. Оформление классных газет давало мне не только внутреннее удовлетворение, но и предоставило преимущества, в которых я очень быстро убедился. Под предлогом срочных работ в фотолаборатории я скрывался от уроков физкультуры, рисования и естествознания. Когда все занимались пробежками и кроссом, я с серьезной миной на лице стоял на финише и фотографировал.
Лето я проводил на даче у матери отца – бабы Домны До войны в ее деревне вблизи Смоленска было пятьдесят изб. Из них уцелело только шесть. Остальные немцы подожгли перед отступлением. Несмотря на этот прискорбный факт, к моему удивлению, баба Домна всегда говорила с уважением об оккупантах, прожив с ними под одной крышей более двух лет. Немцы разбили в избе лазарет и операционную. Бабуля таскала в дом воду из колодца и разогревала ее на печке. За этот труд немецкий хирург расплачивался с ней продуктами. «Если бы не добрый Фриц, – всегда приговаривала бабушка, – мы умерли б с голоду».
В 1943-м по всему фронту началась большое наступление советских войск и на этой территории пытались окружить немцев. Проходили ожесточенные бои. Деревню, где, кроме лазарета, стоял немецкий штаб, бомбардировали с воздуха наши самолеты. Один осколок попал в ногу моему деду. И опять «из-за доброго Фрица» он поправился. Моя родня была хорошего мнения об армии, но проклинала гестапо и СС: те перед отступлением все за собой жгли. Наш дом уцелел только потому, что в нем до последнего момента проходили операции. У эсэсовцев не хватило время, чтобы его поджечь.
