Римские легионы. Самая полная иллюстрированная энциклопедия - Махлаюк Александр Валентинович
В целом же созданная Августом военная система сохраняла два фундаментальных, восходящих к древним традициям принципа: единство статуса гражданина и легионера и закрепленную за высшими сословиями монополию на командование (что в условиях профессиональной армии было, конечно, пережитком древней республиканской системы, при которой военные посты доставались не столько в соответствии с реальными способностями и опытом, сколько в силу принадлежности к знатным сословиям). Августом были заложены столь прочные основы новой военной организации, что его преемникам в течение долгого времени оставалось лишь приспосабливать к изменяющейся ситуации то, что уже было создано. Именно в его правление были определены способы комплектования различных родов войск и общая военно-политическая стратегия, установлены различия между легионами и вспомогательными войсками, между гарнизоном Рима и провинциальными армиями, определены пути карьеры высших командиров, условия прохождения службы рядовых и центурионов, статус ветеранов. Создание профессиональной постоянной армии позволяло более успешно накапливать и передавать военный опыт.
Глава 2
Имперская стратегия
«Пока Рим управлялся по-республикански и сенат посылал на войну полководцев, все италийцы были под оружием и покорили землю и море, воюя с эллинами и варварами, и не было такой части земли или склона неба, куда бы римляне не распространили свою власть. С тех пор же, как единовластие перешло к Августу, последний освободил италийцев от трудов, лишил их оружия и окружил державу укреплениями и лагерями, поставив нанятых за определенное жалованье воинов в качестве ограды Римской державы; он обезопасил державу, отгородив ее великими реками, оплотом из рвов или гор, необитаемой и непроходимой землей».
Боевое применение армии, ее состав, численность, структура, тактика и размещение на территории государства зависят от характера тех вооруженных конфликтов, в которых участвует государство, а стало быть, во многом определяются проводимой правительством внутренней политикой, тем стратегическим курсом, какого придерживаются правящие круги в отношениях с соседними странами и народами. Кроме того, армия оставалась и важной политической силой (как бы Август ни пытался удалить ее от политики), одной из главных опор императорского единовластия и вместе с тем средством для удержания в повиновении завоеванных народов.
На протяжении своей истории Риму приходилось иметь дело с очень разными противниками, как с варварскими племенами, еще не имевшими государственности, так и с такой мощной державой, как Парфянское царство, вести завоевательные и оборонительные войны на различных театрах военных действий – от Британских островов до Закавказья и Месопотамии, подавлять восстания и мятежи подвластного населения. Каждый из народов, становившихся противником Рима, имел свои особенности в вооружении и тактике, и это приходилось учитывать римлянам, строя свою военную организацию. История Римской державы отнюдь не была чередой легких завоеваний и блестящих успехов. Случались и такие катастрофические поражения, как полный разгром сразу трех легионов в 9 г. н. э. в Тевтобургском лесу, или позорная капитуляция перед парфянами войска Цезенния Пета в 64 г. н. э. при Рандее в Армении (Тацит. Анналы. XV. 15; Дион Кассий. LXII. 21), или уничтожение нескольких легионов восставшими иудеями в 66 и 132–135 гг.
Имперская внешняя политика и военная стратегия определялись многими разнообразными факторами. Под соответствующие задачи комплектовались и готовились вооруженные силы Империи, соответствующим образом они размещались на территории Римской державы. Следует иметь в виду, что Римская империя оставалась цепью провинций вокруг Средиземного моря и реагировала на отдельные военные проблемы в прилегающих районах в зависимости от конкретной ситуации. Вместе с тем можно говорить и о действии более или менее постоянных или долговременных военно-политических факторов.
Античные авторы, говоря о причинах тех или иных войн в эпоху Империи, часто указывают на желание императоров снискать личную славу и укрепить свой престиж, что имело важное значение для обоснования их права на власть. К этому их, несомненно, подталкивало и общественное мнение, по-прежнему видевшее в успешных завоеваниях и покорении иноземных народов едва ли не главное свидетельство величия Рима. Именно желание найти почетный повод для настоящего триумфа было, по свидетельству Светония, причиной завоевания Клавдием Британии (Светоний. Клавдий. 17. 1). Стремление к истинной славе было, по словам Диона Кассия, истинным мотивом императора Траяна, чтобы начать войну с Парфией (Дион Кассий. LXVIII. 17. 1).
Разумеется, стремление отдельных императоров расширить пределы римских владений, снискать военную славу, приобрести добычу и новые ресурсы были важными побудительными мотивами римской политики, и многие войны действительно приносили Риму существенные материальные выгоды, как, например, присоединение Египта в 30 г. до н. э. Но всё же эти мотивы в целом имели вторичное значение. Главной причиной предпринимаемых римлянами военных акций чаще было стремление поддержать статус и престиж Римской державы, отомстить за оскорбление (реальное или выдуманное), покарать непокорных. Только насаждая соответствующий образ, Империя могла обеспечить относительную неприкосновенность своих рубежей, не допустить одновременных нападений извне и восстаний внутри. Владычество и величие римского государства, сама его безопасность зависели от всеобщего признания. Материальные приобретения, полученные в результате завоеваний, в свою очередь упрочивали статус Империи.
Сугубо экономические интересы и геополитические соображения не могут удовлетворительно объяснить многие военные предприятия римлян в эпоху Империи. Многие кампании были исключительно затратными, а завоеванные территории в результате не только не приносили доходов в казну, но, напротив, поглощали немалые ресурсы на содержание размещаемых на них войск, которые были необходимы и для охраны новых внешних границ, и для обеспечения внутреннего спокойствия. Так обстояло дело, например, в Британии, которая была завоевана и стала римской провинцией в 43 г. н. э.
В последнее время получила развитие точка зрения, что рассматривать военно-политическую стратегию Римской империи в понятиях обороны и наступления неправомерно, скорее речь следует вести об определяющем значении понятий чести и власти [14]. В эпоху Империи безопасность отождествлялась с честью и престижем римского государства, честь же заключалась в победе. И поэтому победа в любом конфликте была для римлян практической необходимостью, ибо безопасность их государства зависела в конечном итоге от того, насколько им удавалось сохранить имперское достоинство. Даже действуя агрессивно, римляне были убеждены, что они поступают так ради собственной безопасности. Характерно, что Цицерон, рассуждая о праве войны и причинах, по которым римляне начинали и вели войны, говорит о чести, достоинстве, владычестве, славе и выживании, но при этом отмечает, что справедливая война может вестись и для отмщения, и для отражения врага (Цицерон. Об обязанностях. I. 38). В своих «Деяниях» Август стремится создать впечатление о справедливом характере всех войн, которые велись в его правление и целью которых было утверждение мира в державе и величие римского народа.
В немалой степени римская внешнеполитическая и военная стратегия обуславливалась морально-психологическими факторами и строилась на создании особого образа Рима как могучей, несокрушимой силы. Этот образ поддерживался применением стратегии устрашения и мести. До тех пор пока потенциальные враги Империи верили в ее силу и в неотвратимость возмездия, римляне могли рассчитывать на сохранение своего господства, имея сравнительно небольшую армию и пограничную систему, которая сама по себе не была рассчитана на отражение массированных вторжений. Римская агрессивность и наступательная стратегия как раз и были нацелены на то, чтобы внушить соседям соответствующие представления. Показательны в этом плане слова оратора IV в. Фемистия, который в речи в честь императора Валента подчеркивал, что римлян и скифов (в данном случае имеются в виду готы) разделяют не реки, не болота, не стена – ибо через них можно переплыть, переправиться, перебраться, – но страх, которого никогда не преодолевал тот, кто считал себя слабее (Речи. 10. 138 D).
