Агент. Моя жизнь в трех разведках - Штиллер Вернер (книги TXT) 📗
Вероятно, поэтому склонность к азартным играм также была выражена так сильно у банкиров. В то время как мы с коллегами в Нью — Йорке играли только в «покер лжецов» со ставками в 100 долларов, то в Лондоне уже была настоящая, правильная игра в покер. Если перед Рождеством мы получали бонусы — их размер тогда составлял от 300 тысяч до 500 тысяч фунтов стерлингов для хорошего работника, то в период между праздниками шла самая интенсивная игра. Ставки колебались от 300 до 1000 фунтов. Когда меня во время отпуска заносит в Лас — Вегас, я до сих пор совершаю обход покерных столов и, как правило, выхожу из зала с большей суммой денег, чем та, с которой зашел.
НАЗАД В ГЕРМАНИЮ
В 1987 году в ГДР официально отменили смертную казнь. Но у меня не было иллюзий. Если бы люди Мильке узнали, где я нахожусь, они бы сделали все мыслимое и немыслимое, чтобы вывезти меня в ГДР. До этого времени я исходил также из того, что в худшем случае они могут убить меня и прямо за границей. (После 1990 года во многих статьях и книгах мне довелось прочитать, что меня заочно приговорили к смертной казни и даже якобы назначили премию за мою голову, но в документах Штази я не нашел никаких доказательств этого.) К счастью МГБ не знало моего нового имени и моей измененной внешности. Я немного пополнел, завел густые усы и носил очки, по возможности даже темные очки. От предложенной ЦРУ пластической операции я отказался. С 1984 года я отважился снова отправиться в Люксембург, в Швейцарию и в Австрию, а затем, наконец, и в ФРГ. БНД и ЦРУ не имели ничего против, так как считали, что я делаю это под свою ответственность, срок их долга попечительства уже истек. Во всех этих поездках я был очень осторожен. Стекла моих машин были тонированными, и я довольно часто менял марки. В кругу моих банковских коллег никто не знал о моей прежней жизни.
С большим интересом я следил за Горбачевым и его новой политикой гласности и перестройки. Старая доктрина Брежнева с обязательным поддержанием единства Восточного блока во всех вопросах была отвергнута, отдельные страны получили больше свободы для самостоятельной политики. В ГДР оппозиционеры смогли организоваться под крышей церкви, не боясь, что их всех сразу арестуют. Государству пришлось демонстрировать больше либерализма, поскольку нужно было продолжать диалог с Западом и получать оттуда кредиты. Советский Союз поднял цены на нефть и все сильнее заботился о своих внутренних проблемах. Политика гонки вооружений Рейгана возымела действие, СССР пошел на уступки на переговорах по ограничению вооружений, русским требовалось перенаправить средства, выделявшиеся прежде на вооружение, в экономику и на улучшение жизненного уровня людей.
Мне было ясно, что тотальной изоляции ГДР скоро придет конец. Щедрое предоставление права на выезд на Запад «по срочным семейным обстоятельствам» уже указывало на это. Во мне росло желание снова связаться с моей семьей. Но сразу выходить на жену и детей могло быть слишком опасно. Они наверняка сменили имя и, несомненно, переселились в другое место. Кроме того, за ними, вероятно, по — прежнему строго наблюдали. С моими двумя сестрами, напротив, это можно было сделать легче. Но у них не было телефона, а посылать письмо по их адресу было слишком рискованно. Обе еще числились, вероятно, в контрольных почтовых списках МГБ. Потому на ум мне пришел двоюродный брат моего шурина, который жил в том же городе, что и мои сестры, и у него, как инженера на заводе синтетического каучука, был телефон. Я узнал его номер, позвонил, назвавшись чужим именем, и попросил, при помощи придуманной истории, пригласить госпожу такую‑то к телефону на более позднее время, когда я перезвоню снова. Так и получилось. Она узнала меня, однако, не показала никакого волнения, а порекомендовала мне другой номер телефона. Это был ее рабочий телефон, где она могла бесконтрольно принимать звонки, но сама звонить на Запад не могла. Отныне у нас был регулярный контакт.
Мой шурин был уже в пенсионном возрасте, поэтому он мог ездить в ФРГ. Используя свои шпионские навыки, я организовал конспиративную встречу во Франкфурте — на — Майне. Помимо семейных новостей я расспросил его о подробностях экономического положения в стране, о настроениях людей и о состоянии снабжения в провинции. Отставание от Запада, похоже, стало еще большим, особенно в области современной техники. О персональном компьютере обычный гражданин не мог даже и мечтать. Кроме того, эта современная технология представляла угрозу для государства, так как если у каждого дома был бы компьютер и принтер, то он мог бы легко печатать листовки, а МГБ с его анализом почерка и сравнением шрифтов пишущих машинок ничего не могло бы с этим поделать.
К тому времени на Западе уже появились в открытой продаже мобильные телефоны, и можно было предвидеть их миниатюризацию. Я купил себе лэптоп, — сейчас его назвали бы «компьютером на прицепе», и с некоторой фантазией мог себе представить, как такая техника изменит всю работу разведки. Больше не нужно будет записывать надиктованные по радио колонки цифр, таскать с собой толстые портфели на другую сторону, маленькой дискеты будет достаточно.
Летом 1989 года ситуация обострилась. Я постоянно слушал радио. После фальсификаций местных выборов в мае сформировался широкий протест, в том числе уже и вне церквей, а летними каникулами многие воспользовались, чтобы через Венгрию сбежать в Австрию. Другие занимали посольства ФРГ в Праге и Варшаве, чтобы так добиться для себя права на выезд. Неспособное к реформам руководство СЕПГ, которое к тому же приветствовало жестокое подавление китайских студенческих демонстраций на площади Тяньаньмэнь в Пекине, быстро теряло народную поддержку, даже среди лояльных граждан. Многие просто хотели уехать и не рассчитывали на какую‑то перспективу улучшения положения внутри страны.
В начале сентября я вылетел из Лондона в наш дом на Лазурном берегу — заработанные мною большие деньги я старался разумно вкладывать — и без остановки смотрел новости по телевизору. Ситуация в ГДР, похоже, полностью вышла из‑под контроля. В Лейпциге начались демонстрации по понедельникам, венгры полностью открыли свою границу, восточным немцам, занявшим посольство ФРГ в Праге, было разрешено выехать на Запад, а старики в Политбюро СЕПГ по — прежнему занимались лакировкой действительности и выглядели парализованными. Даже госбезопасность, восхваляемая как «щит и меч партии», старалась не высовываться, по крайней мере, я, следя за новостями в Южной Франции, не видел никаких следов ее деятельности.
Вернувшись в Лондон, я продолжил работать в «Голдман Сакс» и заботиться о постоянном росте доходности моего банка. 9 ноября мой дом превратился в укромный уголок, где хозяином был только я. Моя жена улетела в Нью — Йорк лечить зубы у своего дантиста, потому я пригласил своего друга Чарли на ужин. У меня было какое‑то праздничное настроение, возможно, я чувствовал, что на моей старой родине, наконец, что‑то сдвинется с места. Старый Хонеккер ушел в отставку 18 октября, а парой дней раньше и мой бывший шеф Эрих Мильке со всем Политбюро. После огромных демонстраций 4 ноября в Восточном Берлине капитулировало уже само правительство. Теперь пришло время открывать границу.
Я поехал в «Хэрродс», купил прекрасный шатобриан и открыл к нему бутылку «Шато Марго» 1982 года, одного из самых изысканных бордосских вин из моей коллекции. Одной бутылки нам не хватило, и вскоре за ней последовали другие дигестивы. После выпитого Чарли уже не рискнул ехать домой и устроился спать в моей гостиной. В половине четвертого утра зазвонил телефон. Это была моя жена из Нью — Йорка. — Я только что видела по телевизору, что в Берлине люди танцуют прямо на Стене. Я с похмелья промычал: — Ты, наверное, слишком накурилась травки, и повесил трубку. Чарли тоже проснулся и спросил в чем дело. — Моя жена решила, что в Берлине люди танцуют на Стене. — У нее, наверное, «крыша» поехала, — проворчал Чарли.
В семь утра я включил Би — Би — Си и не поверил своим глазам. Народ не только забрался на верхушку Стены у Бранденбургских ворот, но уже приступил к разрушению всего этого сооружения, во всяком случае, я видел множество людей с молотками и долотами. Позже днем я позвонил своей сестре и вечером я уже сидел в самолете, направлявшемся в берлинский аэропорт Тегель. В этой ситуации товарищам из моего бывшего министерства точно было не до того, чтобы гоняться по западной части города за их бывшим сбежавшим сотрудником. Но в выходные дни мы из осторожности так и не пошли в Восточный Берлин.
