Директория. Колчак. Интервенты - Болдырев Василий (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Одновременно В. Болдырев обратился к наркому по военным делам со следующим заявлением: «22 июня с. г. мною возбуждено ходатайство перед ВЦИК о прекращении моего дела и об освобождении меня из заключения после ареста в Владивостоке 5 ноября 1922 года; вместе с тем мною заявлено желание, если в том встретится потребность, предоставить мне, в случае моего освобождения, возможность приложить свои силы к строительству советской России.
Будучи до империалистической войны в составе профессоров Военной академии (Генштаба), ходатайствую о предоставлении мне возможности вновь посвятить себя прежней профессорской деятельности».
ВЦИК ходатайство В. Болдырева удовлетворил. В порядке амнистии В. Болдырев был освобожден из заключения и дело о нем прекращено. В настоящее время В. Болдырев работает в Сибирской плановой комиссии.
Нам остается еще сказать несколько слов о том, в каком виде автор публикует в настоящей книге своей дневник.
В своем небольшом предисловии автор, между прочим, говорит: «Я оставлял записки дневника в неизмененном виде, за исключением редакционных поправок и тех пояснений, без которых многое являлось бы непонятным из краткой, почти условной, редакции дневника.
Выпущено то, что носит исключительно личный характер, или то, что не имеет широкого политического или общественного значения».
Дневник, по нашему мнению, имеет историческую ценность постольку, поскольку он печатается по первоначальной, неискаженной записи. Тем не менее мы бы согласились с автором, если бы его редакционные поправки действительно носили тот характер, о котором он говорит в своем предисловии к своей книге.
При сверке же дневника, сданного в печать, с той точной копией с подлинника, которая находится у пишущего эти строки, оказалось, что местами редакционные поправки автора придают сейчас совсем другой оттенок действительной записи. Мы сочли поэтому своей обязанностью в примечаниях восстановить точную запись тех отдельных мест, истинный смысл которых, по нашему мнению, немного пострадал от редакционной руки самого автора.
Сожалеем только о том, что лишены возможности проверить по подлиннику весь дневник, ибо в нашем распоряжении имеются только записи с 3 октября 1918 года по 4 октября 1919 года включительно и часть записей, относящихся к 1920–1921 годам.
В заключение отметим, что все примечания, которые приведены в книге под текстом страницы, принадлежат самому В.Г. Болдыреву.
Мои же примечания собраны в конце книги.
От автора
Почти с первых дней мировой войны я положил за правило вести поденную запись событий, встреч, разговоров, дум.
В условиях походно-боевой жизни, особенно в начальный период войны, в период непрерывных движений, боев, в период новых надежд и первых горьких разочарований, – записи эти носили случайный, отрывочный характер. Это были наброски на марше, привале, в случайном окопе, на наблюдательном пункте. Это были листки, написанные под непосредственным ощущением боя, с присущими ему впечатлениями геройства, великодушного самопожертвования и мелкого эгоизма, ликующего упоения победой и жгучей скорби поражений…
В этих листках отражались и великие страдания населения на небывалом по размерам театре войны, его вынужденный исход, гибель скопленного поколениями добра, разрушение памятников старины и искусства, голод, болезни, придорожные могилы.
С конца 1916 года на высоких штабных и командных постах явилась возможность более систематических записей, охватывающих уже и вопросы глубокого тыла и общее положение страны на фоне общих мировых событий.
Все эти документы погибли бесследно, точно так же бесследно погибла масса материалов специально военного характера, накопившихся за первые три года войны.
С 1918 года, первую половину которого я провел в тюрьме и бездомных скитаниях, пришлось весьма близко столкнуться с новыми для меня политическими вопросами, вплотную прикоснуться к явлениям жизни, которые проходили малозаметными в условиях прежней обстановки.
Очень многое из документов, относящихся и к этому периоду, пропало. Тем не менее то, что сохранилось, давало некоторую возможность для обрисовки событий, характеристики лиц и настроений только что пережитой эпохи, включающей войну, гибель монархии, две революции, Гражданскую войну и интервенцию.
Я никогда не переоценивал значения моих заметок и не предполагал торопиться с их опубликованием.
По инициативе редакции «Сибирских огней», вкратце ознакомившейся с моими материалами [2], мне было предложено Сибкрайиздатом обработать их для отдельной книги.
По независящим от меня обстоятельствам намеченный мною труд «Шесть лет» выпускается со второго тома, куда входят воспоминания и материалы, относящиеся к периоду Уфимской Директории, к году, проведенному мною в Японии, и к событиям на Дальнем Востоке 1917–1922 годов.
Первый том труда – «Революция на фронте» (1916–1917) также готовится к печати.
Основным материалом работы является мой дневник, дополненный воспоминаниями.
Я оставлял записи дневника в неизмененном виде, за исключением редакционных поправок и тех пояснений, без которых многое являлось бы непонятным из краткой, почти условной редакции дневника.
Выпущено то, что носит исключительно личный характер, или то, что не имеет широкого политического или общественного значения. Сохранившиеся другие материалы, кроме дневника, использованы в той мере, которая являлась необходимой для обрисовки того или иного события, лица, настроений.
Моя книга, хотя и чужда предвзятой хулы или восторга, тем не менее, как и всякая другая книга, касающаяся столь недавних событий, встревожит незажившие еще раны…
Это неизбежно. С этим я заранее примиряюсь. Я не ставил себе задачей рисовать картин и героев. С моей точки зрения, все лица, причастные к отмеченным событиям, и прежде всего я сам, действовали так, как умели, как учились действовать в соответствии с духом и требованиями своей эпохи. Большинство оказалось не готовыми к перелому, и я не вижу в этом ничьей индивидуальной вины.
Произошло то, что, видимо, должно было произойти.
Произошла смена эпох и культур. Эта смена подготовлялась десятками предшествовавших лет и страданиями великой мировой войны…
Переменились роли классов в государстве.
Часть первая
Уфимская Директория. 1918 г.
Выход из тюрьмы. Политические настроения. «Национальный центр» и «Союз возрождения России»
Вечером 2 марта 1918 года я вышел за ворота петроградской тюрьмы Кресты1. Вместе с присяжным поверенным Казариновым2 мы поехали на квартиру моей родственницы на Бассейную улицу, где скромно (тогда уже голодали) отпраздновали возвращение мне свободы.
В общей сложности мое заключение продолжалось около 41/2 месяца, с середины ноября 1917 года, со дня моего ареста на посту командующего 5-й армией, защищавшей тогда Двинский район нашего фронта в мировой войне.
У меня не осталось особенно мрачных воспоминаний о тюрьме. Даже знаменитый Трубецкой бастион Петропавловской крепости, о котором создалось столько легенд, не показался мне таким страшным. После неимоверного напряжения, пережитого за четыре года войны и особенно с начала революции, опрокинувшей привычный уклад жизни, и после осложнений, возникших с момента ареста, мой каземат, или «камера № 71», обеспечивал мне, по крайней мере, некоторый физический отдых. Я хорошо спал, и это было довольно редким удовольствием последних месяцев перед неволей. Режим не был суровым. Новая власть еще не успела осмотреться. Она переживала и внутренний и внешний кризис. Немецкая лавина катилась к Петрограду, немцы заняли Псков, захватили Нарву…
