Улыбка Диллинджера. ФБР с Гувером и без него - Чернер Юрий (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .txt) 📗

С сожалением надо констатировать, что наиболее значительные достижения ФБР во времена холодной войны, то есть разоблачения «красных» шпионов, советских и из других стран соцлагеря, происходил не столько в результате «собственной» работы ФБР, хотя на слежку за дипломатами и вообще иностранцами сил не жалели, сколько в результате предательства.

Два важнейших перебежчика из КГБ, Анатолий Голицын и Юрий Носенко, «достались» ЦРУ; начальник контрразведки ЦРУ Джим Энглтон, весьма одаренный и авторитетный работник, не спешил делиться с ФБР полученной информацией, за исключением прямых указаний на советских агентов, подлежащих аресту или высылке. Но у джи-менов были и собственные «кроты», и «собственные» перебежчики. Важнейшими из них были завербованный в 1961 году офицер ГРУ Д. Поляков [42], и старший оперработник научно-технической группы нью-йоркской резидентуры КГБ, полковник, Герой Советского Союза Алексей Кулак.

Ранней весной 1962 года он пришел в офис нью-йоркского отделения ФБР и предложил свои услуги в качестве агента. В подтверждение своей готовности к сотрудничеству он «сдал» очень ценного агента КГБ, американца украинского происхождения Джона У. Бутенко, от которого поступала первоклассная информация о системах связи и управления ВВС США. Бутенко приняли в тщательную разработку, собрали достаточно материалов и в октябре 1963 года арестовали во время встречи с контактерами, кураторами и связниками КГБ Глебом Павловым, Юрием Ромашиным и Игорем Ивановым. Первых двоих, обладателей дипломатического иммунитета, а также Владимира Оленева, сотрудника советского представительства при ООН, который несколько раз встречался с Бутенко, выслали из страны, а Игоря Иванова судили, приговорили к двадцати годам — и только спустя несколько лет нервотрепки обменяли на нескольких советских диссидентов. Профессиональной заслугой ФБР надо признать то, что они сумели так отобрать и сформулировать обвинительный материал, что тень подозрения на А. Кулака не упала. Он проработал в США еще более десяти лет, поставляя американским спецслужбам секретную информацию о советских ракетных и ядерных разработках, а также то, что ему удавалось узнать об агентуре советской разведки. Гувер считал «Федору» — этот псевдоним был присвоен Кулаку — совершенно надежным информатором; начальник контрразведывательного управления ФБР Уильям Салливан не разделял уверенности Гувера, но, во всяком случае, основные операции джи-менов против советской агентуры в шестидесятые опирались на информацию от Федоры.

Еще большие сомнения в надежности Кулака как источника были у ЦРУ и, надо прямо сказать, основания для этого были весьма серьезными. Часть сведений, сообщенных Федорой джи-менам и переданной ими в ЦРУ, не совпадала со сведениями, полученными от перебежчиков Голицына и Носенко. Некоторые совпадали, но с ложными сведениями (например, с информацией Носенко о присвоении ему очередного звания и намерении КГБ срочно отозвать его из Швейцарии, что стало основанием для вывоза капитана разведки с семьей в США).

Многочисленные «проколы» Федоры объяснялись не тем, что он был двойным агентом, а особенностями характера самого А. Кулака — он «сливал» новым хозяевам не только настоящую информацию, но и сплетни, слухи и просто распространяемую КГБ дезинформацию, не обладая умением анализа, отбора и сортировки. Высокий статус в Первом главном управлении КГБ, весьма хорошая репутация, в том числе и как вербовщика, в его конкретном случае не отвечали личным качествам работника. Грубоватый, циничный, любитель застолий и прочих мужицких радостей, удовлетворительно технически образованный, но отнюдь не умница и интеллигент, Кулак оказался на переломе пятидесятых — после громадных потрясений в советской разведке, — выдвинутым на работу, которая превосходила его возможности. При нормальном развитии событий через пару лет его бы заменил более молодой и высококвалифицированный разведчик нового поколения, — возможно, тот же Игорь Иванов. Предательством и сотрудничеством с ФБР Кулак спас свою карьеру в КГБ: ведомство Гувера не только тщательно оберегало его от разоблачения, но и своевременно подкармливало второсортной информацией, которая, тем не менее, давала возможность Кулаку подтверждать реноме высокоэффективного разведчика.

Правильно ли трактовали в ФБР особенности Кулака, или просто четко выполняли профессиональные нормы контрразведки, сказать трудно — на этот счет не оставили меморандумов ни Гувер, который безусловно и последовательно поддерживал «Федору», ни Салливан (тем более, что он в расцвете карьеры погиб на охоте). Но во всяком случае, до смерти Гувера и возвращения Кулака в Москву не было никаких признаков изменения отношения к агенту. Проявило заботу о нем и ЦРУ: узнав о готовящейся публикации некоторых сведений из архивов ФБР, они направили в Москву специального агента, который предупредил «Федору» об опасности и необходимости прекращения контактов с резидентурой в Москве. Так что первая утечка информации произошла только в 1978 году, когда журнал «Нью-Йорк» опубликовал интервью с писателем Эдвардом Эпштейном, создателем довольно интересной книги о событиях, связанных с убийством президента Кеннеди. В интервью, а затем в книге были названы кличка, время сотрудничества с ФБР, город, официальное место работы, даже с уточнением конкретного подразделения. Эти сведения могли относиться не более чем к десятку советских разведчиков — и всем стоили карьеры. Серьезные подозрения были также брошены — в результате спец-операции ЦРУ по дезинформации, — на бывшего сотрудника ООН Виктора Лесновского. Наименьшие подозрения пали именно на Кулака; он умер в 1983 году, что называется, «своей смертью» (злокачественная опухоль), и его даже не успели допросить. Хотя под подозрение он попал, о чем свидетельствует отстранение его от настоящей разведработы и направление вербовщиком в институт, который он некогда сам закончил. До «перестройки» предательство А. Кулака в КГБ замалчивалось — но это уже факт истории КГБ, а не ФБР.

К 60-м годам относится перевербовка джи-менами офицера ГРУ Н.Д. Чернова, который продолжал работать в США. Через Никнака (под этим оперативным псевдонимом Чернов фигурировал в файлах Бюро) в Москву успешно поставлялась дезинформация, а разведывательная карьера более десяти агентов, о которых знал или узнавал Никнак, рухнула.

Все это привело к тому, что советская разведка стала еще внимательнее относиться к подбору кадров и професиональ-ной подготовке разведчиков для работы в США, а также активно использовать «дружественную» помощь от разведслужб ГДР (от Штази, которую возглавлял талантливый М. Вольф), болгарской и польской разведки. Некоторых агентов Штази удавалось в конечном итоге выследить — как, например, майора Э. Литтиха (кличка Брест), но после почти десяти лет успешной работы, а некоторые так и не были идентифицированы. Например, по сообщениям «кротов» и эпизодическим перехватам информации ФБР было известно о существовании агента ШТАЗИ по кличке Оптик, который внедрился в аэрокосмическую промышленность, но «вычислить» его джи-мены так и не смогли. Единственный серьезный арест этого периода (если не считать пары-тройки выявленных и наказанных «инициативников», т. е. граждан США, которые по своей инициативе пытались вступить в контакт с советскими дипломатами и разведчиками для «продажи» каких-то секретов), — задержание У. Белла, инженера из «Хьюз Эйркрафт», компании, работающей на Пентагон. Американец работал на польского разведчика М.Захарского. Об эффективности работы Бюро в этот период можно судить по косвенным данным. По обобщенным сведениям, в период с 1979 по 1981 год ежегодно более пяти тысяч образцов советского вооружения и боевой техники улучшалось за счет западных, прежде всего американских, технологий. Число листов вывезенной научно-технической документации измерялось десятками тысяч; изделия и оборудование, запрещенные к экспорту, доставлялись целыми сухогрузами. Сведения о разведывательной информации политического направления особо не разглашаются, но то, что советское руководство в целом было в курсе американских приготовлений и акций, известно. А то, что информация не использовалась или использовалась неправильно — это не проблема и не заслуга ФБР, а проблемы самого советского руководства.