Утерянные победы. Воспоминания генерал-фельдмаршала вермахта - Манштейн Эрих фон (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
Так как генерал фон Клюге официально предоставил нам право выйти из боя на обоих плацдармах, если возникнет необходимость, он категорически отклонил нашу новую просьбу о разрешении форсировать Сомму по обе стороны Аббевиля и взять атаковавшего там противника в клещи. Было ясно, что командование не желает идти ни на малейший риск, пока не будет окончено сражение в Северной Бельгии и не будет возможности выполнить «планомерное» развертывание против нового, создаваемого врагом фронта.
Излишне говорить, что противник воспользовался бы этой передышкой, чтобы подтянуть резервы и создать новый фронт от конечного пункта линии Мажино в районе Кариньяна до устья Соммы. Между Уазой и Маасом Гитлер добровольно отдал инициативу врагу, тем самым дав противнику возможность сформировать фронт на Эне. Таким образом, любые попытки сохранить инициативу южнее Соммы были отвергнуты.
Марш на Луару
Если в первую фазу Западной кампании я по большей части был обречен на роль наблюдателя, по крайней мере, вторая фаза дала мне опыт участия в действиях в качестве командира соединения.
Все наши попытки убедить командование разрешить нам форсировать Сомму до того, как враг организует за ней сплошную оборону, оказались тщетными. Первые дни июня были посвящены подготовке запланированного наступления, которое должна была начать 4-я армия утром 5 июня.
Участок по обе стороны Аббевиля занимал 2-й корпус (под командованием генерала графа Брокдорфа). Между ним и 38-м корпусом в Айи стоял 15-й танковый корпус генерала Хота. Амьенский плацдарм вместе с 9-й танковой дивизией занял 14-й танковый корпус (под командованием генерала фон Витерсхейма), который одновременно перешел в подчинение соседней армии. Таким образом, для 38-го корпуса осталась полоса наступления шириной менее 50 километров по обе стороны от Пикиньи. Для первой атаки назначались две дивизии – 46-я Судетская пехотная дивизия (под командованием генерал-майора фон Хазе) справа и 27-я Швабская дивизия (под командованием генерал-лейтенанта Бергмана) слева. 6-я Вестфальская дивизия (под командованием генерал-майора фон Бигелебена) [10] сначала оставалась в резерве с тем, чтобы участвовать только в завершении прорыва после того, как дивизии первого эшелона форсируют реку.
В то время как возвышенная местность на нашей стороне была холмистой, плавно понижалась к Сомме и за отсутствием лесов не давала эффективного укрытия войскам, южные берега круто поднимались вверх и предоставляли противнику широкий обзор наших позиций. Однако сама долина реки шириной всего в несколько сот метров скрывала две противостоящие передовые линии друг от друга за густыми зарослями у воды. На южной стороне – в долине – располагалось несколько деревень, в частности Брейи, Айи и Пикиньи, где, по-видимому, в большом количестве находился противник. Как в большинстве французских деревень, там были массивные дома и стены, представлявшие собой превосходные опорные пункты для обороняющегося. На возвышенности за крутым южным берегом, в глубине вражеской полосы обороны, несколько деревень и обширные леса создавали для врага удобные узлы сопротивления и прикрытие для артиллерии.
Наш корпус стоял напротив двух французских дивизий – колониальной дивизии и 13-й (Эльзасской) дивизии. По данным разведки, вражеская артиллерия численно не уступала нашей, а может быть, и превосходила ее. Ввиду характера местности и соотношения сил я считал, что для достижения успеха лучше всего воспользоваться элементом неожиданности. В связи с этим наша артиллерия получила приказ не открывать огонь до начала атаки. Только тогда сильный огонь должен был обрушиться на южный берег и находящиеся в долине деревни, чтобы устранить всякое сопротивление при переправе через реку.
Пехота наших обеих дивизий, снабженная резиновыми лодками, понтонами и мостиками, была выдвинута к прибрежным зарослям в ночь перед атакой. Перед ними стояла задача внезапно форсировать реку на рассвете и обойти деревни.
Переправа на рассвете 5 июня удалась на всем фронте, захватив противника врасплох. Однако потом он усилил сопротивление на крутом берегу и в расположенных на реке деревнях.
Противник сражался отважно: африканцы с характерной кровожадностью и презрением к человеческой жизни, эльзасцы со стойкостью, неудивительной в этой германской народности, в Первую мировую подарившей Германии столько хороших солдат. Подлинная трагедия – встретиться с этими немецкими парнями как с врагами в бою. Когда я разговаривал с пленными, многие из них рассказывали мне – и не без гордости, – что их отцы служили в германской армии, гвардии или военном флоте. После их рассказов в моей памяти всплывали многие эльзасские новобранцы, которых я сам обучал в 3-м гвардейском полку и которые в большинстве своем были прекрасными солдатами, как, например, мой тогдашний дальномерщик, младший капрал Дешанг.
За началом атаки я наблюдал на командном пункте корпуса, расположенном в роще недалеко от линии фронта. Как только мы удостоверились, что переправа прошла успешно, я выехал вперед на своей машине. Началась борьба за овладение господствующими высотами и деревнями поблизости от реки. Нас удивила, в частности, относительная бездеятельность вражеской артиллерии, совершенно несоразмерная количеству установленных нами батарей. Очевидно, над французскими артиллеристами еще слишком довлела идея линии Мажино. Их огонь был недостаточно маневренным, а скорость, с которой они сосредотачивали сильный огонь, значительно отставала от той, которая требуется в маневренной войне. Больше того, они не владели техникой наблюдения с передового наблюдательного пункта в той степени, в какой использовали ее мы, а их специалисты в этой области сильно уступали нашим дивизионам артиллерийской инструментальной разведки. Как часто случается, победитель 1918 года, видимо, слишком долго почивал на лаврах. Во всяком случае, для нас было приятным сюрпризом то, что действия вражеской артиллерии несравнимы с теми, что пришлось испытать нам в условиях позиционной войны в Первую мировую.
И тем не менее переход через долину Соммы оказался довольно рискованным, поскольку наведенный нами мост еще находился в пределах досягаемости вражеского огня из деревни Брейи. Несмотря на это, мне удалось благополучно добраться до 63-го пехотного полка 27-й дивизии, который под началом своего превосходного командира, полковника Грейнера, только что занял высоты на противоположном берегу – хотя и с тяжелыми потерями. Особенно поразило меня самообладание раненых, которым приходилось на мертвом пространстве ждать машин, неспособных подойти и увезти их с поля на этом этапе недавно начавшегося боя. Затем я вернулся на другой берег Соммы и по другой переправе добрался до 40-го пехотного полка той же дивизии, стоявшего на левом фланге корпуса. Он залег перед лесом Нейи, который большей частью располагался на участке действий соседнего 14-го танкового корпуса и все еще удерживался врагом. К несчастью, здесь мы тоже понесли значительные потери, так как полк обстреливался с тыла из деревни Айи, по-прежнему находившейся в руках противника. Однако и здесь мы овладели высотой, господствовавшей над долиной.
46-я пехотная дивизия, действовавшая справа, также успешно переправилась через реку и овладела высоким противоположным берегом. Таким образом, результаты первого дня можно было считать удовлетворительными, хотя бои за деревни около реки продолжались за полночь.
Что касается корпусов, действовавших с обеих сторон от нашего, то 15-й танковый корпус также форсировал реку, но в течение некоторого времени не мог продвинуться вперед, так как противник упорно сражался за крупный населенный пункт Аррен и тем самым блокировал необходимую для бронемашин дорогу.
14-й танковый корпус, слева от нашего, наступавший с Амьенского плацдарма после артподготовки, видимо, столкнулся с серьезным препятствием в виде минных полей противника. Поэтому он получил распоряжение повернуть на юг, и в итоге мы потеряли с ним связь на время нашего дальнейшего продвижения.
