Холодная война в «сердце Африки». СССР и конголезский кризис, 1960–1964 - Мазов Сергей (читаем книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Выдворение советского посольства
На своей первой пресс-конференции после захвата власти 14 сентября Мобуту объявил о закрытии советского и чехословацкого посольств и потребовал, чтобы все граждане стран Восточного блока покинули Конго в течение 48 часов. В качестве доказательства «коммунистической экспансии» он продемонстрировал изданную АПН брошюру на французском языке, на обложке которой красовалась фотография Хрущева с угрожающе поднятым кулаком и надписью «Руки прочь от Конго». Брошюра содержала только официальные материалы – заявления советского правительства и выступления постоянного представителя СССР в ООН В. А. Зорина [321].
15 сентября советский посол получил подписанную Касавубу ноту, где сообщалось, о разрыве дипломатических отношений между Конго и СССР. Персоналу посольства предписывалось покинуть Конго в течение 24 часов, по истечении которых он лишался дипломатической неприкосновенности. Посол М. Д. Яковлев обратился к главе администрации ООН в Конго Раджешвару Дайялу с требованием защитить посольство от «неконтролируемой солдатни». ООН взяло посольство под охрану до истечения срока ультиматума. «Голубые каски» оцепили здание посольства, а за ними заняли позиции мобутовские войска с пулеметами. Яковлев пытался дозвониться до Касавубу, но получал отказ в грубой форме на свои неоднократные просьбы соединить его с президентом [322].
Вечером того же дня Яковлев нанес визит Дайялу. Чиновник ООН «выразил негодование по поводу столь невежливого обращения с представителем великой страны» и предложил похлопотать, хотя бы о том, чтобы посольству дали «немного больше времени на сборы». Решение об эвакуации было принято, и посол попросил, чтобы ООН помогла получить разрешение на посадку в аэропорту Нджили этой ночью двух советских самолетов, которые должны были доставить на родину советских и чехословацких граждан. Дайял отдал соответствующие распоряжения и разрешил использовать один из Илов для эвакуации советского персонала из Стэнливиля. Он в свою очередь попросил оставить «медикаменты и другие запасы посольства» в качестве «гуманитарной помощи, поскольку находящиеся в Конго сотрудники и войска ООН испытывали острый недостаток в самом необходимом». Яковлев согласился. Советская «гуманитарная помощь» ООН «пришлась как нельзя кстати». Во многих упаковках «хранилось изрядное количество водки, которая стала даром Божьим для контингента из Эфиопии, попавшего в трудное положение в Стэнливиле» [323].
17 сентября послы СССР и Чехословакии и около 100 сотрудников посольств обеих стран вылетели из Леопольдвиля. Британское посольство сообщало в Форин офис, что среди русских «царили страх и паника», и посольство они покидали в спешке, забыв спустить государственный флаг [324]. По свидетельству О. И. Нажесткина, очевидца сборов и отъезда, все было не так: «Всю ночь в осажденном здании [посольства] упаковывали и уничтожали документы. Яковлев был спокоен, деловит и не проявлял ни малейших признаков растерянности. Собранность посла передалась нам: все сотрудники организованно занимались подготовкой к эвакуации. Точно в назначенный час был спущен советский флаг, и мы заняли места в автомашинах. Ворота распахнулись – солдаты расступились, и кортеж направился в аэропорт» [325].
Конго оказалось для советских людей чужой и часто негостеприимной страной. Они нередко попадали в затруднительные ситуации, которые возникали по непонятным им причинам, и сталкивались с непредвиденными трудностями. Яковлев, похоже, выразил общее настроение оказавшихся в Конго соотечественников, спросив Дайяла, «что происходит в стране?». Вопрос был не из простых, и индиец переадресовал его советскому дипломату. Тот ответил, что «чрезвычайно озадачен» [326].
С Яковлевым в Конго случались конфузы. Однажды конголезские солдаты, вооруженные винтовками с примкнутыми штыками, ворвались в отель «Нью Стэнли» и задержали его как «коммунистического шпиона». Он оказался в компании еще двух «коммунистов» – Ральфа Банча и посла Израиля в Конго. Девлин, видевший, как пленных выводили из отеля, описывал сцену с иронией: «Банч и израильтянин знали, что благоразумие – мать доблести и быстро повиновались команде сесть в кузов армейского грузовика. Советский посол, который еще не оценил значимость этой стратагемы, громко протестовал по-английски. Он объявил, что является послом СССР, с миссией помогать бедным, униженным и угнетенным конголезским массам. К сожалению, он не говорил по-французски или на одном из африканских языков, а конголезские солдаты не понимали английского. Он отказался лезть в грузовик. Без лишней суеты солдаты схватили его и швырнули в кузов, словно мешок советской пшеницы» [327].
Советские медики и другие специалисты, работавшие в Восточной провинции, были немало озадачены оказанным им приемом. Некоторых из них без всяких видимых причин избили первые встречные конголезцы, для которых все белые в шортах были «ненавистными фламандцами» [328].
20 сентября советские самолеты, сданные в аренду правительству Лумумбы, приземлились в Каире на пути в СССР [329]. В отличие от самолетов советские грузовики остались в Конго и попали в руки мобутовской армии и полиции. Там машины подчас использовались так, как, наверное, не снилось даже в кошмарных снах тем, кто принимал решение об их отправке, – для репрессий против сторонников Лумумбы. Об одном таком эпизоде рассказал генеральный секретарь Союза трудящихся Конго Эдуард Мутомбо, который участвовал в работе V Всемирного конгресса профсоюзов в Москве в декабре 1961. «Убежденный сторонник Лумумбы» с горечью сообщил в беседе с советским профсоюзным функционером, что на автомобилях, переданных СССР правительству Лумумбы, «увозили на расстрел революционеров». Самого Мутомбо приезжали арестовывать на советском грузовике [330].
Хрущев против Хаммаршельда
Хрущев узнал о перевороте Мобуту, находясь на борту теплохода «Балтика», отплывшего 9 сентября из военно-морской базы Балтийск около Калининграда в Нью-Йорк, где советский лидер намеревался принять участие в работе XV сессии ГА ООН. Он внимательно следил за событиями в Конго и вместе с помощниками разрабатывал линию действий в ООН. Никита Сергеевич был очень расстроен плохими новостями из Леопольдвиля. Особое раздражение у него вызывали действия Хаммаршельда: «Пользуясь слабостью Хама, американцам удалось использовать в своих целях командование войск ООН, а теперь генсек уходит в кусты и с умилением смотрит, как разыгрывается последний акт конголезской трагедии. Конго ускользает из наших рук, но мы не должны мириться с этим. <…> Плевал я на ООН. Это не наша организация. А никудышный Хам сует свой нос в важнейшие дела, которые его не касаются. Он присвоил власть, которая ему не принадлежит. За это ему придется поплатиться. Мы еще устроим ему жаркую баню…» [331].
Тогда же, вспоминает Гриневский, у Хрущева «родилась идея, как избавиться от Хаммаршельда и парализовать любую негодную Советскому Союзу деятельность генсека ООН». Генсека, считал Никита Сергеевич, следовало заменить на тройку: «Нужно предложить вместо одного генсека трех: одного от социалистических стран, другого – от западных и третьего – от нейтральных. И пусть эта тройка решает вопросы по согласованию между собой». «Осторожно» возразил только Громыко: «Она [идея о тройке] противоречит нашей линии препятствовать ревизии Устава ООН. Если только начать процесс изменения этого Устава, то неизвестно, что от него останется». Резонные доводы министра иностранных дел не произвели впечатления на Хрущева [332].
