Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы - Даллин Дэвид (книги полностью TXT) 📗
В Москве народный комиссар иностранных дел Литвинов выразил протест германскому послу по поводу «негуманного отношения» к советским гражданам в Германии. Одновременно советская пресса предупредила Германию, что могут последовать торговые санкции. Газета «За индустриализацию» написала, что «возможны изменения в экономических отношениях с Германией, независимо от того, насколько это будет тяжело для каждой из стран». Она указала, что можно «увеличить импорт из Франции, Швеции, Чехословакии, Польши и других стран». Советский посол Лев Хинчук заявил протест в министерство иностранных дел в Берлине и был принят Гитлером. Официальная германская позиция была примирительной: «Полицейские акции в Берлине являются лишь внутренним делом и имеют целью очистить «Дероп» от коммунистических элементов, германское правительство весьма заинтересовано в поддержании нормальных отношений между Германией и Россией, и особенно в развитии торговли». [122]
Но как бы ни складывались советско-германские торговые отношения в будущем, советское подполье уже не могло работать в Германии прежними методами и с тем же размахом. Скоро гестапо усвоит полученный урок и станет внедрять своих агентов во все советские институты и наносить тяжелые удары по самым чувствительным и важным частям сети. Лучшие дни для неё в Берлине закончились.
Бруно (он же «Грюнфельд») прибыл из Москвы с заданием реорганизовать шпионскую сеть. Настоящей целью операции было отсечение пораженных органов, устранение тех, кто вызывает подозрения или может быть легко запуган, и создание нового, менее громоздкого аппарата в Германии. Эту задачу было нелегко выполнить, находясь под бдительным взором германской полиции, но «Грюнфельда» так и не взяли с поличным. И все же Москва не была довольна его докладами (к тому же он тратил слишком много денег в фашистской столице) и скоро прислала другого агента – Григория Рабиновича. Это был тот самый Рабинович, который вскоре окажется в США с целью подготовки убийства Льва Троцкого. Он работал там как глава русского Красного Креста. [123]
Задача Рабиновича в Берлине сводилась только к реорганизации аппарата, а не к сбору информации. Дело ограничилось инструктивными указаниями, в чем еще раз отразилась вся структура советских организаций: НКВД стояла над военной разведкой, так же, как та стояла над другими советскими агентствами. Именно НКВД отбирала персонал, назначала агентов и следила за их работой.
Из остатков советской военной разведки, агентов, занятых промышленным шпионажем, и сети рабочих корреспондентов Рабинович отобрал около 25 человек для работы на «Клару» (военную разведку). К началу 1936 г. реорганизация была закончена, и даже сам термин – рабочий корреспондент – вышел из употребления. Рабинович покинул Германию, чтобы вскоре появиться в Нью-Йорке. [124]
Осенью 1935 года, после седьмого конгресса Коммунистического Интернационала, в Кунцеве под Москвой состоялся так называемый «брюссельский» съезд КПГ. Ложное сообщение, что съезд проходил якобы в Бельгии, диктовалось необходимостью противостоять мнению, будто вся коммунистическая политика определяется в советской столице, а кроме того, желанием избежать возможных конфликтов с правительством Германии. (Приблизительно в то же время недалеко от Москвы прошел съезд Китайской коммунистической партии, хотя официально было объявлено, что он состоялся «где-то в Китае»). Делегаты съезда КПГ, разочарованные в советских подпольных методах работы, решили провести полную реорганизацию: старые структуры Киппенбергера распустить, а новым немецким группам, которым предстояло работать тайно в условиях нацистского режима, предоставить большую самостоятельность. В дополнение к этому Михаил Трилиссер сказал делегатам германского съезда, что все крупные советские шпионские сети в Германии будут ликвидированы. Было похоже, что стремления освободиться от советского господства одержали верх.
Однако прежде, чем закончился этот съезд, Вальтер Ульбрихт, настроенный просоветски больше, чем другие коммунистические лидеры, начал создавать для Москвы новый аппарат, и менее чем за год после окончания съезда под давлением русских старые системы были восстановлены, хотя и в меньшем масштабе. Один за другим коммунистические лидеры, эмигрировавшие в Москву, начали исчезать в подвалах НКВД. Среди казненных был и Ганс Киппенбергер, самый именитый и ценный помощник Москвы, обвиненный в том, что он якобы снабжал информацией англичан и французов. [125]
Теперь в Германии оставался лишь сравнительно небольшой советский аппарат, большая часть сети распалась, люди уехали за границу. Отдел международных связей и западноевропейское бюро Коминтерна перебрались в Копенгаген, паспортный аппарат – в Саар, советская военная разведка – в Голландию и Францию. Партийное руководство эмигрировало в Прагу или в Париж. Но скоро они перестали чувствовать себя в безопасности и на новом месте жительства: Саар стал вотчиной нацистской агентуры, Прага находилась под сильным давлением Берлина, а в случае войны Копенгаген и Амстердам могли пасть прежде, чем кто-либо успеет покинуть страну. Постепенно люди и группы начали перемещаться во Францию. В 1937 году осколки разных советских агентств собрались в Париже для «перегруппировки». Но это ничего не дало для повышения эффективности работы аппарата.
Упадок достиг размеров кризиса, когда началась большая чистка 1937 года, которая задела ветеранов разведки, как в самой России, так и за рубежом. Одно следовало за другим: убийство «Игнатия Рейсса» в Швейцарии, дезертирство «Александра Орлова» и «Вальтера Кривицкого» в Париже, казнь советского военного атташе Витовта Путны, которого отозвали из Лондона. [126] Большинство лучших агентов были вызваны в Россию, и лишь немногие из них вернулись на Запад. Аппарат был почти парализован.
Но даже в эти мрачные годы советская разведка достигла больших успехов в работе против Германии. Проникновение в германские посольства в Японии и Польше открыло ценные источники информации. В Токио Рихард Зорге завоевал такое положение, которое позволяло ему информировать Москву о германской политике, японо-германских отношениях и главное – о германских военных планах. В Варшаве советская разведка нашла подход к советнику германского посольства Рудольфу фон Шелиа, делающему успешную карьеру дипломату, который никогда не был коммунистом. Он стал шпионом старого классического типа. Член знатной семьи из Силезии, офицер в Первой мировой войне, Шелиа вступил на дипломатическое поприще и с 1929 года служил в Варшаве, достигнув ранга советника посольства. Его заработка и значительных доходов жены не хватало на оплату карточных долгов и дорогих любовниц. Когда его постигли финансовые затруднения, он начал продавать дипломатические секреты двум покупателям – Лондону и Москве. Трудно сказать, кто первым склонил его к сотрудничеству, но, скорее всего, Россия первой появилась на сцене.
В середине тридцатых годов в Варшаву эмигрировал немецкий журналист Рудольф Гернштадт, бывший сотрудник либеральной газеты «Берлинер тагеблатт» и друг хорошо известного редактора Теодора Вольфа. По рекомендации Вольфа Гернштадт начал работать корреспондентом в Праге и Варшаве, посещал Москву и постепенно превратился в «салонного коммуниста». Этот тип людей был довольно распространён в те времена. Когда «Берлинер тагеблатт» была вынуждена изменить свою линию и персонал, Гернштадт проживал в Польше и был связан с советским посольством. Он также подружился с Шелиа. Когда тот пожаловался на финансовые затруднения, Гернштадт посоветовал ему вступить в контакт с советским агентом в Варшаве. Сделка состоялась. [127]
Это произошло в 1937 году, когда был заключен Антикоминтерновский пакт и продолжалось сближение между Германией и Польшей, когда Геринг наносил туда визиты вежливости и охотился близ Варшавы. Сотрудничество в области дипломатии сопровождалось контактами между полицейскими органами обеих стран, особенно в части контрразведки и антисоветских мер. Шелиа, чья кличка была «Ариец», передавал советской стороне информацию о германо-польских переговорах в Варшаве, о трехстороннем пакте, о возможном участии малых стран в руководимой Германией коалиции и т. д. Понимая, что интерес Шелиа поддерживается только высокой оплатой, Москва в феврале 1938 года заплатила ему 6 тысяч 500 долларов – небывалую для бюджета советской разведки сумму.
