ОГПУ против РОВС. Тайная война в Париже. 1924-1939 гг. - Гаспарян Армен Сумбатович (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
В разгар скандала вокруг Скоблина к Бурцеву зашел в гости генерал Дьяконов, который попытался выяснить, что легендарный охотник за сенсациями имеет против корниловского командира. Бурцев разразился на эту тему долгим монологом, который через несколько недель появился в парижских газетах в виде отдельной статьи:
«Честно говоря, сам факт проникновения агента большевиков в Русский Обще-Воинский Союз меня не удивляет. Это естественно, что они пытаются заполучить там своего человека. Эта история меня очень заинтересовала, и я решил подробно в ней разобраться. Видите ли, считаю виновными, прежде всего, генералов Миллера и Шатилова, которые провоцируют своих подчиненных на ведение двойной игры с большевиками, полагая, будто в этой игре они выиграют. У меня на этот счет иное мнение.
В данном случае, люди, завербованные Советами, меня не интересуют. Я хочу доказать, что игра с агентами ГПУ в принципе недопустима и преступна, потому что лица, вступающие в отношения с большевиками, не могут не сообщать им весьма важные сведения. А что они получают взамен? Ничего, кроме денег.
Я, прежде всего, разыскал полковника Федосеенко. По-моему, он искренен, хотя в его рассказе есть неточности и преувеличения. Но последнее не так важно для меня. Я не сомневаюсь, что Федосеенко в своей игре с большевиками зашел слишком далеко и сам испугался. Теперь он бросился разоблачать Скоблина, который тоже явно ведет такую же игру. И я уверен — с ведома и согласия Миллера.
Вообще же, я считаю главным действующим лицом во всей этой истории не самого генерала Скоблина, а его жену. В 1918 году Надежда Плевицкая находилась на территории красных, разъезжала по всему фронту с концертами, чтобы приободрить красноармейцев и вдохновить их на борьбу с Добровольческой армией. О чем это говорит?
Во время таких фронтовых гастролей Плевицкая вместе с отрядом красных попала в плен и немедленно перекрестилась в антибольшевичку. У белых она познакомилась со Скоблиным, сошлась с ним, а потом и вышла замуж.
Мне известно, что в Константинополе, когда генерал Слащев перешел к красным, Плевицкая упорно уговаривала Скоблина последовать примеру Слащева, которого определили преподавать в Высшую тактическую стрелковую школу РККА. Плевицкая убеждала мужа, что как русская народная певица она легко сможет устроиться и у красных и еще продвинуть своего мужа. Однако Скоблин не согласился».
Обратите внимание на важнейший нюанс. В деле впервые стала фигурировать Плевицкая. Через несколько лет эта статья Бурцева станет краеугольным камнем обвинения на процессе «Франция против агентов ГПУ Скоблина и Плевицкой». Впрочем, я забегаю вперед.
Эффект от этой статьи не оправдал ожидания Бурцева. Через несколько дней было созвано экстренное заседание офицеров Марковского полка. На нем зачитали специальное обращение генерала Миллера с призывом не верить «темным силам», которые стремятся сеять раздоры среди руководителей РОВС, и осудить провокатора, чернящего легендарного командира корниловцев. Евгений Карлович знал, к каким чувствам нужно апеллировать. Марковцев неофициально называли «те, кто умирает красиво». Такой характеристикой они чрезвычайно гордились. И честь своего полка, одного из старейших в Добровольческой армии, свято берегли. Не случайно еще в 1919 году одна из газет писала про офицеров в черно-белой форме:
«Замедленные тихие движения. Точно эти люди знают какую-то тайну. Точно обряд какой-то совершают, точно сквозь жизнь в обеих руках проносят они чашу с драгоценным напитком и боятся расплескать её.
Сдержанность — вот отличительная черта этих людей, которых провинциальные барышни давно очертили “тонные марковцы” У них есть свой тон, который делает музыку, но этот тон — похоронный перезвон колоколов, и эта музыка — «De profundis». Ибо они действительно совершают обряд служения неведомой прекрасной Даме — той, чей поцелуй неизбежен, чьи тонкие пальцы рано или поздно коснутся бьющегося сердца, чьё имя — смерть. Недаром у многих из них четки на руке: как пилигримы, скитающиеся в сарацинских песках, мыслью уносящиеся к далекому гробу Господню, так и они, проходя крестный путь жертвенного служения Родине, жаждут коснуться устами холодной воды источника, утоляющего всех. Смерть не страшна. Смерть не безобразна. Она — прекрасная Дама, которой посвящено служение и которой должен быть достоин рыцарь.
Будет время, под благовест кремлевских колоколов преклонят перед Добровольческими полками — Дроздовским, Корниловским и Марковским — свои венчальные головы двуглавые орлы старинных знамен. И поблекнут старые девизы, и на скрижали истории будут вписаны новые».
Большинство собравшихся поддержало призыв председателя РОВС. Лишь один из марковцев начал горячо уверять друзей, что эта интрига — дело рук Деникина, надеющегося такими подлыми путями захватить руководство в Русском общевоинском союзе. После собрания он начал было организовывать группу офицеров, чтобы пойти и избить Федосеенко, прямо на пляс Пигаль, где тот и работал по ночам. Пикантности ситуации добавляло то, что эта площадь — излюбленное место сбора французских проституток. Согласитесь, не самое удачное место для поединков чести. Услышав столь разумное объяснение, марковский офицер отказался от своего плана.
Бурцеву объявили «бумажную» войну. Первый залп нанесли корниловцы. Полковник Трошин от имени всех офицеров старейшего полка Добровольческой армии, в открытом письме в газету «Возрождение» указывал: «Мы, все, как один, встаем на защиту доброго имени того, кто в течение всего боевого периода гражданской войны вел нас к выполнению нашего долга. Пусть все знают, что генерал Скоблин — не один, он — это все корниловцы. Мы также горячо возражаем против всякого расследования, какое рекомендует Али-Баба в отношении генерала. Наш начальник вне подозрений».
Я долго не мог понять, почему Трошин так назвал Федосеенко. Ничего общего у полковника с героем арабской сказки вроде бы не было. А потом догадался. «Али-Бабе очень хотелось посмотреть поближе на волшебную дверь, но он так боялся разбойников, что не осмелился слезть с дерева». Федосеенко никогда не осмеливался повторить свои обвинения в лицо хоть одному чину Корниловского ударного полка, стараясь выступать перед более дружелюбной аудиторией.
Журнал «Часовой», открыто поддерживавший «Внутреннюю линию» пошел еще дальше: «Отметим то полное доверие, которое единодушно выражено генералу Скоблину на очередном собрании командиров частей и начальников групп 1-го армейского корпуса в Париже. К выражению этого доверия, уважения и симпатии присоединяется и «Часовой» и просит Николая Владимировича полностью располагать нашей скромной помощью, если бы она потребовалась в деле защиты его доброго имени».
Скоблин подал Миллеру рапорт с требованием созвать суд чести для рассмотрения выдвинутого против него обвинения. Евгений Карлович об этом и слышать не хотел. Он считал генерала человеком кристальной честности и посоветовал ему не обращать никакого внимания на «писанину» Бурцева. Ответом Миллера Скоблин был польщен. Но всё же подал новый рапорт. Председатель Русского общевоинского союза был вынужден согласиться.
Суд чести под председательством генерала Стогова рассмотрел представленные материалы и допросил свидетелей полковника Федосеенко. Сам Скоблин на разбирательство даже не явился, предоставив письменные показания. Вердикт «присяжных» никого не удивил: «Признать возведенные Федосеенко обвинения против генерала Скоблина необоснованными и ничем не подтвержденными».
Генерал Кусонский писал в тот же день генералу фон Лампе: «Кампания против Русского Обще-Воинского Союза складывается и строится также на многогранном основании. Тут и слабость главы, и обсуждение заместителя (хотя Евгений Карлович охотно передал бы власть, если бы таковой нашелся), тут и нападки на Шатилова, тут и деникинцы, тут и происки честолюбия Кедрова. И безработица играет роль — людям нечего делать, поневоле всякая чушь лезет в голову и занимаются пересудами. О более глубоких и постоянно действующих причинах (долголетнее пребывание, деклассирование, озлобленность и др.) я уже не говорю».
