Разведчик в Вечном городе. Операции КГБ в Италии - Колосов Леонид Сергеевич (читать книги без .txt) 📗
Я очень люблю Италию. Ее древнюю землю, рафаэлевское небо, синие волны всех четырех морей, омывающих Апеннинский сапог, и, конечно же, ни на кого не похожих певучих жителей его. Может быть, я люблю Италию не меньше, чем Россию. Может быть, ибо отдано было ей около пятнадцати лучших и самых сложных лет жизни.
А потом пришло время засесть за мемуары, ибо кто расскажет о том, что сегодня и мне самому кажется фантастикой. Еще раз повторю, что отнюдь не тщеславие двигало мною. Я собирался оставаться тем, кем был, вернее, тем, за кого меня принимали. Вот, кстати, как представлял меня популярный журнал «Столица», когда в эксклюзивном порядке напечатал отрывок одной из первых глав моих мемуаров:
«Журналист-международник Леонид Колосов достаточно известен читающей публике. Много лет он был собкором „Известий“ в Италии. Лауреат премии Союза журналистов, дважды лауреат премии КГБ СССР в области литературы и кино (за книгу „Совершенно секретно“ и двухсерийный кинофильм „Досье человека в „Мерседесе““, поставленный по мотивам его политического детектива „Прощайте, господин полковник!“), лауреат престижной итальянской премии „Золотой Меркурий“ – за вклад в дело укрепления дружественных связей между тогда еще Советским Союзом и Италией. Автор и соавтор более трех десятков книг, киносценариев и пьес… Подполковник внешней разведки КГБ СССР Леонид Сергеевич Колосов был известен лишь весьма ограниченному кругу людей из Первого главного управления Комитета госбезопасности…»
Но речь в этой книге пойдет не только обо мне. За три десятка лет журналистской работы, которая, как вы уже поняли, оказалась надежной «крышей» и для моей разведывательной деятельности, мне довелось писать о достаточно широком круге известных и менее известных советских разведчиков – как тех, с которыми довелось встречаться, так и тех, чьи судьбы остались лишь на страницах досье и иных архивных материалов. Помогло в раскрытии «шпионской тематики», разумеется, и то обстоятельство, что я был «своим» и мне редко отказывали в помощи коллеги из «Детского мира», так в шутку и ныне называют в народе здание КГБ…
Ким Филби и Рихард Зорге, Джордж Блейк и Шандор Радо, Рудольф Абель и Конон Молодый, Ван Энгеланд и Харро Шульце-Бойзен со своими соратниками из трагически погибшей в Берлине разведывательной группы «Красная капелла»… Многим знакомы эти имена. О всех них написаны были мною в «застойные времена» репортажи, очерки и повести, в которых основным побудительным мотивом смертельно опасной работы моих героев была неистребимая верность марксизму-ленинизму и, конечно же, горячая любовь к великому Советскому Союзу вместе со всеми его вождями. Я, как автор, прекрасно понимал, что все это вранье. В той или иной степени, но вранье, без которого ни одна из публикаций не проскочила бы через сито кагэбевского пресс-бюро с его железными цензорами.
Ну, кто бы пропустил трагический монолог разведчика-интернационалиста Шандора Радо (шеф нашей внешней разведки Ян Берзин присвоил ему ласковый псевдоним «Дора»), когда он, сидя напротив меня, рассказывал с глазу на глаз о своей несчастной судьбе? За три дня до начала Отечественной войны Радо сообщил на основании материалов, полученных через агентуру из канцелярии Гитлера, что она начнется ранним утром 22 июня, он передал затем массу ценнейшей информации из своего разведцентра в Швейцарии, а вернувшись в Советский Союз за заслуженными наградами, угодил в концлагерь, где просидел до самой смерти Сталина, который и санкционировал его арест как ненадежного агента… «Был бы был жив Джугавшвили, – завершил Шандор нашу беседу, – я бы плюнул в кошачьи усы этого убийцы за искалеченные человеческие судьбы и неверие в людей…» Как вы сами понимаете, эта фраза осталась неиспользованной в моем журналистском блокноте… Ну, кто бы поверил в те времена, когда я писал о Рихарде Зорге, что тот же великий вождь всех времен и народов отказался спасти от петли легендарного разведчика, хотя японцы предлагали обменять его на одного из своих резидентов, которого изловили наши славные чекисты. А ведь именно Зорге, он же «Рамзай», еще 6 марта 1941 года отправил в Москву копии секретных документов – телеграмм Риббентропа немецкому послу в Токио о запланированном нападении Германии на Советский Союз во второй половине июня, 19 мая сообщил точные данные о сосредоточении на западных границах СССР 150 немецких дивизий, а 15 июня, за неделю до нападения, буквально рискуя жизнью, сумел переправить в Центр короткое, но фатальное сообщение: «Война начнется 22 июня». Но товарищ Сталин не поверил и этому донесению. А потом, конечно же, не мог простить никому своей ошибки. О Рихарде Зорге начали говорить уже после смерти Иосифа Виссарионовича и то неохотно. Смущала любовная связь «Рамзая» с американской журналисткой Агнесс Смедли, которая вроде бы работала на секретную службу США…
В какой-то из недавних телевизионных передач об асе британской секретной службы и полковнике советской разведки Киме Филби прозвучали из уст ведущего новые нотки о странной судьбе этого человека, обосновавшегося после своего провала в Бейруте в 1963 году до конца своих дней в Москве. Глубоко разочарованный в том, что получилось из социализма в России, Филби не скрывал этого в своем последнем интервью. Он умер странно в 1988 году, то ли покончив жизнь самоубийством, то ли, согласно официальной версии, от сердечной недостаточности на почве неумеренного злоупотребления спиртными напитками. Выяснилось из интервью, что и советская секретная служба не до конца доверяла Киму Филби, считая его чуть ли не «двойником»… Кто знает? Большую часть собственных тайн любой разведчик уносит с собой в могилу. Мне довелось с одним из своих коллег из «Известий» брать интервью у «Тома» (таков был псевдоним Филби) незадолго до его загадочной смерти. И тогда разговор получился невеселым. Наш собеседник сетовал на «непонимание и недоверие» своих советских коллег. На мой вопрос, какая разница между двумя в общем-то родственными дефинициями – разведчик и шпион – грустно промолвил: «Можно ответить или очень кратко, или спорить до бесконечности. Так вот, если в двух словах, то для Советского Союза я – разведчик, а для Англии, моей родины, – шпион». Во время разговора мы спросили в шутку у старого маэстро шпионажа, приходилось ли ему, подобно Джеймсу Бонду, стрелять на вскидку и с обеих рук одновременно по многочисленным врагам своим. Филби, помню, грустно улыбнулся и сказал: «Разведчик, если он настоящий разведчик, стреляет лишь один раз в жизни. Когда у него нет иного выхода…»
Разочарование – не такое уж редкое явление у людей, особенно на закате жизни. У разведчиков оно страшнее, ибо постоянный риск, в котором проходит большая часть их жизни, должен быть чем-то оправдан. Но что могли сказать на обломках социализма, кроме матерных слов, и Рудольф Абель, и полковник бельгийской разведки Иоганесс Ван Энгеланд, которому наша контрразведка подсунула девицу, ставшую затем, вопреки всем хитрым интригам наших чекистов, его верной женой. Я встречался с ними и, конечно же, не мог написать тогда, что разуверились эти люди и в Марксе с Энгельсом, и в Ленине со Сталиным, а самое главное – с нескрываемой горечью предсказывали тот бардак, который неизбежно, по их мнению, должен был начаться в любимой, по-настоящему любимой ими России. Собственно, так оно и произошло…
Мне так и не удалось пока опубликовать шесть очерков о моем друге – замечательном разведчике-нелегале полковнике Кононе Молодом. Я не обмолвился: именно друге, ибо пять лет мы проучились вместе в бывшем Московском институте внешней торговли и очень дружили, но тогда он уже был разведчиком и пополнял свое образование для будущей нелегальной работы, а я готовился стать экономистом. А потом наши дороги пересеклись, когда Конон, который проходил по учетам КГБ под кличкой «Бен», а в Великобритании был известен как преуспевающий бизнесмен Гордон Лонсдейл, был арестован в Лондоне и приговорен к двадцати пяти годам тюрьмы. Через пять лет его обменяли на английского разведчика Гревилла Винна, завалившегося в Советском Союзе, и Конон вернулся в родную Москву. Я уже тоже работал в Первом главном управлении КГБ, но сидел под «крышей» в газете «Известия», готовясь к выезду за рубеж. Мне и поручили взять первое интервью у старого друга. Молодый уже знал, что я стал его коллегой. «Не миновала, Ленька, и тебя чаша сия, – начал он разговор после крепких объятий. – Смотри, не обмишурься. После неудачи на тебя смотрят косо, да и вообще ты никому уже не нужен, особенно после того, как побывал к тому же в руках чужой контрразведки». Мы долго сидели в тот первый вечер. Никакого интервью не получилось. Какое там, к черту, интервью. Мы просто сидели и разговаривали.
