Хождение по катынским мифам - Терещенко Анатолий Степанович (читать книги без регистрации полные txt) 📗
Заигрывание Польши с Германией
Польша, появившаяся как самостоятельное государство, обязана своему воскрешению результатам Первой мировой войны, а затем февральской и октябрьской революциям 1917 года в России.
И сразу же, после того как ей удалось воспрянуть из почти двухвекового небытия, она стала надувать щеки и показывать бицепсы, полагая, что с ней будут и должны считаться как с новой сильной державой, встроенной драгоценным камнем в перстень центральной Европы. Она вселяла ложный оптимизм и надежду на лучшее будущее своего народа при проведении такой безрассудной политики.
Но титулы сильных держав уже имели её соседи – Германия на западе и Россия на востоке.
Как писал Ю. Васильков в «Литературной газете» № 53 – 2005 года в статье «Призраки польского гонора»:
«Экспансионистские настроения ожили в Польше после Первой мировой войны, когда в результате цепи случайностей и противоречий между основными европейскими государствами на карте Европы появилось, казалось бы, забытое к тому времени слово «Польша».
Едва воскреснув, этот «больной человек Европы» заявил свои претензии на «восточные земли, предприняв печально знаменитый поход на Киев».
Польские газеты лета 1920 года, когда войска Пилсудского захватили древнюю столицу Киевской Руси, были переполнены мечтательными статьями о том, что за этими событиями последует освоение плодородных украинских черноземов, богатых лесов, поставки зерна и живности в полуголодную Польшу, каковой она вышла из «победоносной» войны. Но самые лицемерные и гоноровые люди чаще других остаются в дураках.
Польским руководителям воображение рисовало розовые перспективы осуществления давнишней мечты: создание Польского государства «от моря и до моря»…
Как известно, в 1933 году в Германии к власти пришли нацисты. Причины, по которым идеи нацистской партии столь быстро нашли отклик в сердцах миллионов немцев, хорошо известны. Депрессия от поражения в войне, разочарование в революции, ненависть к тем, кто, по мнению большинства немцев, был виноват во всех их бедах, требовали выхода.
Гитлер лишь сумел направить эти чувства масс в нужную сторону, показав германскому обществу, кого и за что нужно ненавидеть, с кем надо бороться и кого необходимо уничтожить.
Во внешней политике «независимой Польши» наступил период «двух врагов» – Германии и России. Так, во всяком случае, считали её руководители, которые из-за недальновидности и завышенных амбиций не учли одного обстоятельства.
Согласно положениям Версальского договора Польша была воссоздана в том числе и за счет территорий Пруссии, Австрии и Германии, а потом и Советской России с частью земель Украины и Белоруссии. Таким образом, она себя сразу посадила на пороховую бочку, которая могла в любое время взорваться. Не хватало только бикфордова шнура и взрывателя.
Но они вскоре нашлись. Случилось то, что должно было случиться…
Несмотря на явно демонстративный антисоветский характер довоенной Варшавы и её буквально бульварно-панельное заигрывание с западным соседом по имени – Берлин, кавалер проигнорировал приставания дамы сомнительного качества с позиций расовой теории.
Отношение нацистов к полякам, как ветви славянства, которое они считали «недочеловеками», хорошо продемонстрировал гитлеровский разведчик Вальтер Шелленберг в книге «Лабиринт».
Он писал, что в 1940 году намеревался жениться во второй раз и как член СС был обязан представить «аненпапир», или удостоверение о расовой родословной. При этом он обнаружил, что мать его невесты была полькой. Это должно было затруднить получение официального разрешения на брак, так как Шелленберг слишком хорошо знал, как в то время руководство нацистской партии относилось к Польше и полякам. Их не признавали за людей.
Но шеф СС по непонятным причинам смилостивился. «Через четыре дня, – пишет Шелленберг, – я получил копию приказа Гиммлера главному управлению по делам поселений и расы («Рассеунд Зидлунгсхауптамт»), в котором содержалось официальное разрешение на мой брак».
Эта «помощь» в его женитьбе была исключением из правил.
Но вернемся к теме. В скором времени германский солдат вторгнется уже в качестве оккупанта в Польшу. Но это случится несколько позже, а пока только что поляки завершили успешные для себя, но жесткие для Советской России переговоры в Риге. Однако «ясновельможным панам» всё время хотелось чего-то большего – аппетит разгорался во время «переговорной еды».
Руководителям Польши казалось, что их страна скоро сделается дирижером не только в Восточной, но и в Центральной Европе. Вообще её внешнеполитический вектор в начале 20-х годов был направлен на создание военно-политического союза в этом регионе под своим руководством.
Лях, эк, куда метнул, – говорили в политических кругах европейских стран.
Замысел этой явной глупости состоял из идеи, как полагали польские «политические стратеги», с одной стороны, создать рычаг давления на Советскую Россию, а с другой – повлиять на Англию и Францию таким образом, чтобы Польше был предоставлен статус великой державы.
18 августа 1939 года польский посол в Париже Юлиуш Лукасевич в беседе с министром иностранных дел Франции Жоржем Бонне заносчиво заявил, что «не немцы, а поляки ворвутся вглубь Германии, в первые же дни войны».
Как отмечал в своей книге американский исследователь Хенсон Болдуин, в годы войны, работавший военным редактором «Нью-Йорк таймс»:
«Они (он имел в виду поляков. – Авт.) были горды и слишком самоуверенны, живя прошлым. Многие польские солдаты, пропитанные военным духом своего народа и своей традиционной ненавистью к немцам, говорили и мечтали о «марше на Берлин». Их надежды хорошо отражают слова одной из песен:
Видимо, недаром другой американский автор, известный журналист Уильям Ширер, изучавший реалии польской жизни в течение трех десятков лет, прокомментировал предоставление английских гарантий Польше следующим образом:
«Вполне можно застраховать пороховой завод, если на нём соблюдаются правила безопасности, однако застраховать завод, полных сумасшедших, – намного опасно».
Думается, он это говорил не обо всём народе и не обо всём обществе, а о бездарной чиновничьей верхушке Польши.
В то же время Варшава надеялась получить репарации от Германии, страны хотя и ослабленной войной, но имевшей ещё кое-что в своих закромах. Однако усиления Польши как основного поршня для давления на Россию не желала Великобритания, пытавшая толкнуть «немецкий бронепоезд» на восток. Она знала, что Версальский мирный договор недолговечен и Германия скоро «надует щеки и напряжет мускулы».
Появилось такое понятие, как «вооруженный мир», рожденное когда-то словами немецкого поэта Фридриха Логау после окончания Тридцатилетней войны:
«Война сняла с себя латы, мир надел их на себя. Мы знаем, что учиняет война, кто знает, на что способен мир?»
Польша чувствовала в Германии теперь и своего соперника, которого не очень– то боялась и даже несколько хорохорилась за спиной своих защитниц – Франции и Англии. Но это был опасный мир, потому что становился до зубов вооруженным.
И всё же в головы шляхетской знати проникала непреложная политическая истина – испокон веков раненого соперника добивали, боясь отпускать живым. Но это умозаключение было далеко от реальности, хотя «добивать» германского зверя Польша надеялась сообща.
Легко было построить прожекты в голове, а потом перенести на бумаги, но забыли, как говорится, про овраги, а по ним ходить.
И вот «вооруженный мир» Берлина пополз в сторону Варшавы. В январе 1925 года Германия осмелилась и предложила Англии и Франции гарантировать свои границы на западе, а Польше – вернуть Поморье, но при этом ей предоставлялось право торговли в портах Балтийского моря и одна железная дорога к ним.
