Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина - Минаков Сергей Игоревич (читать книги онлайн полностью без регистрации .txt) 📗
1. Азанчевский Г.В., поручик – выбыл по болезни 9.1914 (сведения на 22.2.1915285). На фронте провел 1,5 месяца.
2. Бржозовский Р-Ф.В., штабс-капитан – полковник – на фронте пробыл 8 месяцев.
3. Брок Н.Н., капитан – выбыл по ранению (в руку) 24.8.1914. На фронте провел 24 дня и в полк более не возвращался до конца войны.
4. Иванов-Дивов 2-й А.В., поручик – выбыл по болезни 11.9.1914 (сведения на 22.2.1915286), в командировке с 16.1.1915, затем в Штабе 1 Гвардейск. Корп. с 16 марта 1915 г. 287 (там же на 16.12.1916288). На фронте провел 1 месяц и 11 дней.
5. Клименко Б.А., прапорщик – выбыл на излечение от ран 10.1914 (сведения на 22.2.1915289). На фронте провел 2,5 месяца и на фронт более не возвращался.
6. Коновалов Б.Н., подпоручик – выбыл по болезни 8.11.1914 (данные на 17.11.1916290, на 16.12.1916291). На фронте провел 3 месяца и 8 дней.
7. Молоствов Б.В., прапорщик – выбыл по болезни 19.12.1914 (данные на 17.11.1916292). На фронте провел 4 месяца и 19 дней.
8. Рихтер А.А., капитан – выбыл из полка по ранению с 20.8.1914 (данные на 17.11.1916293, на 16.12.1916294). На фронте провел 20 дней.
9. Рыльке Г.Г., капитан (выбыл по ранению в августе 1914-го и возвратился в полк в октябре 1916-го, с 24.3.1915 прикомандирован к штабу корпуса, где и находился к январю 1917). На фронте пробыл не более 6–8 месяцев.
10. Сморчевский Б.Н., полковник (1917). На фронте до июля 1915-го. Всего 8 месяцев.
11. Столица Г.К., прапорщик – выбыл на излечение от ран 2.10.1914 (данные на 17.11.1916295). На фронте провел 2 месяца и 2 дня.
12. Тавилдаров Н.Н., полковник, тяжелое ранение 7.2.1915. На фронте провел 6 месяцев.
13. Фон-Тимрот 2-й Л.Г., полковник – выбыл по тяжелому ранению 20.2.1915. На фронт не возвращался.
14. Тухачевский М.Н., подпоручик, провел на фронте 7 месяцев.
15. Фадеев А.А., штабс-капитан – выбыл по болезни 9.1914, в штабе 1-го Гвардейского корпуса с 18.12.1915296; переведен в запасной батальон 16.3.1917297. На фронте провел 1,5 месяца.
16. Фон-Фольборт Н.В., прапорщик – выбыл на излечение от контузии (8/9.1914). На фронте провел 25 дней.
17. Хвостов И.С., прапорщик – выбыл на излечение от ран 9.1914 (сведения на 22.2.1915298). На фронте провел 1,5 месяца.
18. Штейн А.Ф., капитан – выбыл по ранению 12.10.1914 (сведения на 22.2.1915299). На фронте провел 2 месяца и 12 дней.
19. Якимович Г.А., поручик – выбыл по болезни 14.10.1914 (сведения на 22.2.1915300). На фронте пробыл 2 месяца и 9 дней.
Таким образом, не считая полковников фон-Тимрота и Цвецинского, отправившихся на командование армейскими полками, остальные, около 31 % офицеров, отправившихся 2 августа 1914 г. на фронт, провели там в среднем 3,5 месяца, т. е. значительно меньше времени, чем подпоручик Тухачевский. Иными словами, боевой опыт Тухачевского в Первую мировую войну был, пожалуй, характерным для значительной части пехотных гвардейских офицеров.
Переход к большевикам
Нельзя сказать, что уход Тухачевского к большевикам был подготовлен сложившимися у него представлениями о России и Революции уже в плену, хотя Фервак приводит красноречивые в этом отношении высказывания русского подпоручика. Правда, все эти высказывания порождены главным образом «книжными» впечатлениями, осев в его сознании (или даже подсознании) в результате долговременной рефлексии, обусловленной вынужденным длительным бездельем его деятельной натуры в условиях плена.
Рассуждая в плену, в кругу приятелей-французов о революции в России, подпоручик Тухачевский заявил: «…Наша революция, я думаю, слишком отлична от вашей. И Достоевский хорошо предвидел. У нас западная цивилизация поверхностна, и от нее ничего не останется после потрясения. Мы можем более легко менять богов»301. Воздействие Достоевского на формирование социокультурных взглядов и ценностей Тухачевского было несомненно.
«Однажды мы вместе, на откосе форта читали, я не помню, какое место из Достоевского. – вспоминал Фервак. – Михаил Тухачевский с воодушевлением произнес следующие знаменательные слова: «Не важно, как мы реализуем наш идеал: пропагандой или оружием! Если Ленин будет способен освободить Россию от хлама старых предрассудков, разъевропеизировать ее, я за ним последую. Но нужно, чтобы он превратил ее в «tabula rasa», и мы свободно устремимся в варварство. Какой чистый источник: с марксистскими формулами, перемешанными перепевами демократии, которые смогут возмутить мир. Права народов находятся в их распоряжении! Вот он, магический ключ, который откроет России ворота Востока и закроет их для англичан… Так и только так мы сможем овладеть Константинополем. Но новая религия нам необходима. Между марксизмом и христианством я выбираю марксизм. Под знаменем марксизма мы скорее, чем с нашим крестом, войдем в Византию и вновь освятим Святую Софию»302. Прервав тираду подпоручика, Фервак, напомнил ему, что таковые геополитические устремления лишают Россию «Польши, Финляндии, а может быть, и еще чего-нибудь». На это Тухачевский ответил: «Вот тут-то и пригодятся марксистские формулы. Революционная Россия, проповедница борьбы классов, распространяет свои границы далеко за пределы, очерченные договорами. Что касается меня, то я бы сделал все, что будет в моих силах, чтобы Варшава осталась русской, хотя бы под Красным знаменем…»303.
Вся вышеприведенная геополитическая семантика, в принципе, не несет чего-либо нового: Великобритания на протяжении почти всего 19 века, да и позже, рассматривалась в качестве главного соперника России в контексте геополитических и геостратегических проблем. Достаточно вспомнить хотя бы высказывания и геополитические расчеты М.Д. Скобелева, чьим большим поклонником с детства являлся Тухачевский. То же можно сказать и о традиционном великодержавном настрое большей части российского офицерства. Важно другое: столь обширное высказывание Тухачевского как бы предвосхищает его политические и военно-политические позиции в отношении к «внешнему миру» в 20—30-е годы, хотя и фразеологически, и идеологически эти мысли и настроения обретали, в соответствии с духом новой эпохи, новое звучание и иную социокультурную семантику.
«Мы встряхнем Россию, как грязный ковер, а затем мы встряхнем весь мир. Мы войдем в хаос и выйдем из него, только полностью разрушив цивилизацию»304. Это слова Тухачевского. Их своеобразным продолжением можно назвать похожий на поэму-заклинание приказ командующего Западным фронтом Тухачевского, составленный и подписанный им 2 июля 1920 года. Достаточно вспомнить хотя бы следующие его строки, чтобы почувствовать их генетическую связь с цитированным выше: «Путь мирового пожара пройдет через труп белой Польши…»305.
В сформировавшемся мировоззрении «аристократа» Тухачевского русская революция была пропущена сквозь призму «Бесов» Ф.М. Достоевского. Суть происходивших в России событий Тухачевский видел в «смене богов», смене идей, кумиров, лозунгов, т. е. в смене некой внешней оболочки, в самом формальном принципе изменчивости. Однако другой свидетель пребывания и поведения Тухачевского в плену, равно как и его высказываний, Н.А Цуриков выражает сомнения насчет адекватности свидетельств Фервака.
«Мне приходится теперь обратиться к воспоминаниям своего иностранного товарища по несчастью г. Пьера Фервака, – вносил он долю скепсиса по поводу сказанного французским офицером. – Я очень далек от мысли подвергнуть сомнению их фактичность. Даже наоборот, целый ряд мелких подробностей убеждает меня в обратном. Но одно из двух: или все те разговоры с Тухачевским, которые он передает, происходили у него не в 1917, а в 1918 г., или Тухачевский «забавлялся», развлекаясь от скуки, и вел их «pour epoter le bourgeois». Однако кое-что представляется мне просто невозможным для 1917 г. Так, например, вряд ли в июле 1917 г., не будучи теоретиком большевизма и осведомляясь только по немецким газетам (русских нам не давали), можно было говорить о Красной армии?..
