От солдата до генерала. Воспоминания офицера-связиста об управлении войсками в военных кампаниях Тре - Праун Альберт
У нас появились первые моторизованные радиостанции. Автобусы были слишком большими и слишком тяжелыми, моторы их – слишком слабыми, так что автобусы застревали в песке и были менее маневренны, чем конные штабы. Возможно, именно тогда Сект начал сомневаться в возможности надежного управления большими массами войск. В замке Зоммерфельд нас ожидал радушный прием.
На маневры 5-й и 7-й дивизий к югу от Вюрцбурга прибыл генерал-фельдмаршал фон Гинденбург. Отчетливо был слышен его низкий, грудной голос, когда в ответ на критику он делал умные замечания.
В октябре я пробыл три недели в Праге, чтобы совершенствовать свои познания в языке. Я вновь наслаждался видами прекраснейшего города Европы, где оставалось так мало немцев. Здесь, казалось, их язык исчез, на нем разговаривали только в «Немецком доме». Если к кому-либо обращались на чешском и ему было трудно ответить и он отвечал на немецком: «Я не понимаю по-чешски», ему в ответ говорили: «Я немец, но нам, всем 28 тысячам пражских немцев, не следует больше пользоваться родным языком». Немецкому театру недоставало немецкой музыки и немецких пьес. В чешском Национальном театре ставили прежде всего Сметану и Дворжака.
Я жил в чистой чешской гостинице и в течение трех недель не произнес ни слова по-немецки. Словарный запас, приобретенный в Мюнхене, позволял мне заказать пиво, богемские клецки и другие деликатесы или задать вопрос на улице. Но понять ответ, произнесенный быстро и с множеством согласных во фразе, было невозможно. Конечно, мне было интересно взглянуть на чешских солдат. Как и в Швейцарии, казармы не пустовали. С завистью я осматривал на Градчанах новенькие моторизованные зенитные пушки, которые нам, к сожалению, было запрещено иметь. Перед дворцовой резиденцией президента Масарика стоял почетный караул в форме чешских союзов добровольцев. Традиция должна была быть воссоздана всеми имевшимися средствами. Иллюстрированный журнал помещал на своих страницах множество сентиментальных, не имевших с подлинной историей ничего общего картинок, изображавших «Чешского Гонзу», этакого чешского Ганса, в глуши Сибири [27]. В одно воскресенье вся широкая торговая площадь с чудесным ренессансным зданием ратуши заполнилась солдатами. На возвышении-трибуне стояли в пестрой форме французы вместе с инструктором генералом Миттельхаузером, югославы и румыны. Контейнер с землей из Добруджи, с полей Вердена и Италии, пропитанных и чешской кровью, был замурован в стену старого немецкого здания. Множество из тех офицеров, что прошли парадным строем под музыку немецких и австрийских военных маршей, сражались, возможно, на противоположной стороне фронта.
Достойная сожаления новость из Берлина застала меня в Праге. Командующий сухопутными войсками генерал-полковник фон Сект был отправлен в отставку, потому что ему было известно, что сын немецкого кронпринца принял участие в маневрах. Сект пользовался среди нас безусловным уважением за простое солдатское поведение, за его труды в деле нашего воспитания. Мы были благодарны ему, что он научил нас нейтрально относиться к внутриполитическим конфликтам.
1 декабря 1926 г. после восьми с половиной лет службы обер-лейтенантом и 13 лет службы в армии, я стал капитаном. Вакантного места командира роты не было, так что я и дальше продолжал командовать автомобильным взводом. После сдачи экзамена на вождение образовалась очередь офицеров на получение водительских прав. Передвижение на автомобиле в городе стоило огромных нервов, и это при скорости 30 км в час. Более приятное чувство пробуждали поездки в горы. Зимой в Мисбахе, когда выпадало много снега, мы предпринимали попытки повысить проходимость наших стандартных автомобилей. Ставить машины на полозья мы начали еще раньше. Я попытался также заимствовать опыт зимних учений в Обераммергау и Гармише, проводившихся Управлением вооружений сухопутных войск. Командиру доставляло большое удовольствие наблюдать за тем, как гостей в страшный холод сажали на заднее сиденье мотоцикла, поставленного на лыжи, и везли, раскачивая, как на качелях.
Новый командующий сухопутными войсками генерал Хейе приветствовал на нашем казарменном дворе большой гарнизон Мюнхена. Мы стояли в строю на протяжении нескольких часов, пока он передвигался с редкой ловкостью в своих особых сапогах, обращаясь с краткой речью к каждой роте. О том, как пользовались его деланой любезностью, ходило много анекдотов. Он упразднил инспекторов, отведя им второстепенную роль. В дальнейшем инспекторами в войсках связи были генералы из Генерального штаба других родов войск. Это были бравые офицеры, которые не представляли никакого вреда, но не понимали, как дальше развивать наше дело по мере совершенствования техники.
Весной 1927 г. я был командирован в Берлин на три месяца на курсы по подготовке автомобильных специалистов. Приходилось заниматься расчетами и экспертизами, но была и практическая работа. Мы разбирали моторы и снова их собирали, мы посещали берлинские заводы, где нас встречали не всегда приветливо. По очереди мы управляли большими автобусами вместе с другими курсантами.
Улицы Берлина были снова ухожены. Я наслаждался театром, музыкой и прогулками по Унтер-ден-Линден и Курфюрстендамм. В Берлине меня посетил шведский капитан Таге Карлсверд. На основании немецких данных, в том числе и моих статей в журнале, он издал книгу о средствах связи в битве на Марне в 1914 г. Теперь он искал в рейхсархиве и других местах подобный материал о Восточном фронте. Он пригласил меня приехать в Швецию.
В северо-западном предместье Берлина Глиникке вместе с небольшой группой зрителей я наблюдал за траурной процессией, сопровождавшей тело погибшего во время конных состязаний принца Сигизмунда из династии Гогенцоллернов от его виллы до места погребения в замковой капелле. Дорога была пустынна и шла через весенний лес. Как в старые времена, за гробом впереди вдовы и детей шел любимый конь усопшего. Случайно я оказался и на подобном траурном мероприятии; хоронили генерала Гофмана, бывшего начальника штаба на Восточном фронте, сменившего Людендорфа, у которого он был начальником оперативного отдела штаба. Гофман написал одну ценную, но язвительную книгу «Война упущенных возможностей», в которой говорил о половинчатости многих усилий. Теперь можно было только сожалеть о преждевременной смерти известного деятеля. Он заслужил почетное погребение на Кладбище инвалидов среди прусских солдат. В раздумье я читал надгробные надписи на могилах великих людей, среди них барона Манфреда фон Рихтгофена, рядом с которым я стоял когда-то.
В Моабите, где находилась наша школа и жил я, не все было гладко за блестящим фасадом. Жильцы были сама вежливость. Однако в воскресенье тон задавали коммунисты. Я видел, как маршируют тысячи людей одетых в форму Рот Фронта. Впереди шагали в ногу горнисты, синхронно делая рукой отмашку и четко держа строй. Командиры взводов и групп служили раньше, вероятно, в прусской гвардии. Это было впечатляющее зрелище, говорившее о том, что в жизни государства появился новый фактор силы. В завершение курсов нам устроили учебную поездку в Нюрнберг. В городках Зульцбах и Максхютте, где мы когда-то выступили против коммунистов, коллективы предприятий после семи прошедших лет стали с большей симпатией относиться к военным. Мы услышали от горного инженера Вагнера, что в массах господствуют национал-социалистические взгляды. После того как я сдал экзамен по теории и получил свидетельство специалиста по военным автомобилям, я должен был пройти обучение с шестью солдатами, чтобы получить водительские права шофера грузовика.
Отпуск вместе с женой и дочкой на острове Боркум на Северном море прервал неожиданный вызов из Мюнхена. Я стал адъютантом в батальоне. Мне пришлось включиться в дневной ритм работы командира. После утренней поездки верхом и работы в канцелярии в полдень он отправлялся в офицерскую столовую, где администратором был его бывший старший вахмистр Тишнер вместе с женой. Он проводил каждый день с крайним педантизмом и не выказывал никаких чувств, рассматривая мелкие дисциплинарные вопросы, жалобы, взыскания. Его уровень технической подготовки сводился к знанию полевых кабелей, телефонной и светосигнальной связи в примитивных, не меняющихся границах, дивизионного опыта. Перед каждым большим учением он обращался к своему знакомому в штабе и просил его заранее так расположить его батальон, чтобы у начальства не могло возникнуть никаких претензий с точки зрения тактики. Он старательно избегал давать какие-либо самостоятельные поручения нам, молодым офицерам, совершенствовать нашу военную и моральную подготовку. Его карьера окончилась 31 января 1928 г. производством в подполковники. Незадолго до этого он оказался в лазарете, избежав необходимости обратиться с прощальным словом к подчиненным. Ни одному из офицеров он не пожал руки, за моим исключением: я явился к нему, лежавшему в постели, чтобы доложить о своем отбытии. Слишком тесные отношения между отдельными офицерами превратили их в плохих мелких чиновников.
