Резидентура. Я служил вместе с Путиным - Ростовцев Алексей Александрович (смотреть онлайн бесплатно книга .txt) 📗
Неоднократно мне угрожало на дороге столкновение с посторонним предметом. Один раз это была немецкая бабулька-велосипедистка, неожиданно вынырнувшая из леса на полотно автобана. До сих пор не могу забыть, какие чудесные белые грибы были уложены горкой в лукошко, притороченное к багажнику ее велосипеда. В другой раз дикий кабан выскочил из чащобы и перебежал дорогу, едва не коснувшись тушей переднего бампера автомобиля. В третий раз во время ночной бури с грозой и ливнем в горах Гарца перед машиной рухнуло дерево. Во всех этих случаях я каким-то непостижимым образом успевал предотвратить беду. Подобных историй любой бывалый опер может рассказать вагон и маленькую тележку в придачу.
Но вот пришло время поговорить о третьем «А» – алкоголе. Была у нас в Карловке (так разведчики называли пригород Берлина Карлсхорст, где дислоцировалось Представительство) небольшая гостиница. В ней останавливались в основном сотрудники разведгрупп, посещавшие по делам столицу. Там жили также командированные из Москвы и вновь прибывшие офицеры с семьями, которые ожидали назначения в тот или иной окружной центр. Главной достопримечательностью гостиницы считался ее буфет. Это был, скорее, даже и не буфет, а небольшой ресторан, поскольку там подавались не только холодные закуски, но и горячие сардельки, и яичница с колбасой, да еще кое-что. Ну а выбор напитков был, надо сказать, богатейший. Руководство правильно рассудило: будет лучше, если сотрудники станут пить не в немецких кабаках, а в своих собственных. Я пишу не «в своем собственном», а в «своих собственных», потому что еще один подобный буфет открыли в главном корпусе Представительства. В нем снимали стрессы после работы преимущественно сотрудники линейных отделов.
Я плохо помню обслуживающий персонал представительского буфета, а обслугу буфета в гостинице запомнил на всю жизнь. Там правила бал Тамара, симпатичная разбитная, веселая, свойская женщина, создававшая в своем заведении атмосферу семейного уюта и раскованности. Я ее увидел впервые где-то в начале семидесятых, когда приехал в ГДР во второй раз. Заказал пару сарделек, соленый огурец, граммов сто сыру, полстакана водки и бутылку пива. Тамара застыла в горестном изумлении, глядя на меня с жалостливой укоризной. Так смотрят на больного человека, совершившего грубую бестактность.
– Что же ты за мужик, – молвила она наконец, – если не можешь выпить бутылку водки?
Мне стало стыдно, и я взял предложенную мне бутылку «Столичной».
По вечерам в буфете стоял хмельной гул. Там говорили и делали много глупостей. Били посуду, опрокидывали кадку с пальмой и объяснялись в любви Тамаре. Руками ее, однако, никто никогда не трогал. Это было табу. Однажды Тамару пригласили то ли в партком, то ли в группу кадров Представительства и попросили назвать наиболее частых и куражистых ее клиентов. Она плакала, но никого не заложила. С той поры отношение к ней достигло степени обожествления.
После ужина в буфете оперработник приходил в себя только на следующий день, отведав в столовой горячей пищи. Помню один из моих друзей, отметившись у Тамары и переночевав в гостинице, зашел к нашему оперативному фотографу, чтобы сняться на новый партбилет. Фотограф подозрительно взглянул на лицо опера, понюхал воздух, несколько раз шмыгнув носом, и заметил хмуро, что мысль о необходимости чистки партии напрашивается сама собой.
Для чего я все это рассказываю? Отнюдь не для того, чтобы лишний раз позубоскалить. Я хотел бы коснуться одного очень серьезного вопроса – вопроса о необходимости создания службы психической реабилитации оперработника разведки. Такая служба нужна для того, чтобы опер лечился от нервных перегрузок не в кабаке, а у опытного психиатра. Назовите этого психиатра как хотите: психотерапевтом, психоаналитиком, психоневрологом или еще как-нибудь, но этот человек должен стать оперу ближе родного брата. Хорошо было бы, если бы такой врач прошел курс оперативной подготовки по небольшой, но компактной, насыщенной программе. Иначе он не поймет своего пациента.
У немецких друзей уже в 70-е годы служба психической реабилитации была хорошо поставлена. Немецкий опер в назначенный час откладывал в сторону свои дела и громко заявлял о том, что он идет к своему психиатру. Никому из немцев при этом не приходила в голову мысль, что их коллега сошел с ума. У нас в Центральном аппарате разведки в тот же период появились два психиатра, которых упрятали в самый отдаленный и укромный закуток поликлиники. К ним ходили украдкой, как ходят к венерологу. И даже самым близким друзьям не признавались в том, что обращаются за консультациями к психиатру. Боялись прослыть чокнутыми. Между тем заболевания из серии психоневрозов, относящиеся к числу профессиональных недугов сотрудников разведки, подлежат лечению именно у психиатров, а терапевты должны им помогать в этом, ибо почти по всем симптомам такие заболевания походят на сердечно-сосудистые. На практике же наши терапевты мешают лечению диэнцефального синдрома адренало-симпатического типа (вегетодистонии), отбирая у психиатров их больных. По крайней мере, такие эксцессы нередко происходили в нашей поликлинике. Я сам дистоник. Когда решался вопрос, ехать или не ехать мне в третью командировку (терапевт был против), психиатр научил меня, как обмануть терапевта, и дал лекарство, блокирующее вегетативную нервную систему на два часа. Кардиограмма получилась идеальной, и терапевт только руками развел. Если бы сердце было никудышным, то блокатор не помог бы. Через три года, уже в Берлине, наш врач-терапевт отправил меня в госпиталь с диагнозом: «Инфаркт». В истории болезни так и записали: «Инфаркт миокарда. Жалоб нет». Потребовалось вмешательство профессора, который, ознакомившись с моей кардиограммой и осмотрев меня, велел мне одеваться и идти домой. В Представительстве работали три врача: терапевт, дантист и педиатр. Психиатра не было. Не было даже невропатолога. Вот поэтому опер и заливал свои душевные травмы водкой. Иногда вследствие передозировки этого «препарата» с ним приключалось что-то вроде белой горячки. Тогда он бегал темной ночью в одних подштанниках по Карловке и просил спасения от коров, которые якобы залезли через балконную дверь в его квартиру на пятом этаже, а теперь хотят его забодать. В другом случае он, стоя в лоджии, вышвыривал на тротуар фарфор и хрусталь, громогласно заявляя при этом, что приехал в Германию не деньгу зашибать, а служить Отечеству. Такого опера, как правило, водворяли в обычную психушку, а вылечив, откомандировывали на родину с последующим увольнением из органов. А ведь всего этого можно было бы избежать, проведя соответствующую профилактическую работу и не силами парткома и группы кадров, а силами медиков. Я вообще полагаю, что врач-психиатр должен присутствовать в каждой крупной резидентуре. Глубоко уверен, что без работы он там не останется.
До сих пор я вел разговор об употреблении алкоголя разведчиками без служебной необходимости. Теперь хочу рассказать о том, как много его выпивалось по служебной необходимости. Пришел ты к немцу в кабинет – он тебе кофе с коньяком, пришел он к тебе – ты ему пару рюмок русской водки с соленой соломкой. А дней рождения было сколько! И у нас, и у них. А праздников! Тоже и у нас, и у них. А еще опер каждый день проводил встречи с агентурой. Если на конспиративной квартире, то пили мало, а если в гаштете, то побольше. Практически от опера почти всегда немного попахивало. Дяди с недостаточно устойчивой нервной системой такого жизненного темпа не выдерживали. Работал у нас в одном из округов с виду крепкий сибирский парень Володя Беспамятный. Так он после встречи с каким-то из своих агентов пришел на вокзал, чтобы уехать на поезде в окружной центр, и упал в траншею, где ходят поезда, прямо на рельсы. Его спасли бдительные немецкие пролетарии-железнодорожники. Земляк Володи Женя Соломин, возвращаясь со встречи, где принял несколько доппельтов (доппельт – двойная порция водки или коньяка, равная сорока граммам), взял к себе в машину приглянувшуюся ему немецкую девушку, что было строжайше запрещено, и стал объясняться ей в любви при помощи рук, хотя прилично знал немецкий язык. В результате неуправляемый автомобиль врезался по касательной в каменную ограду. Использование автомашины в сочетании с алкоголем нередко приводило к печальным последствиям. Правда, никогда ни один из наших оперов не совершил наезда на гражданина дружественной страны. А на деревья и столбы часто наезжали.
