Позывной – Кобра. Записки «каскадера» - Абдуллаев Эркебек (читать книги полностью .txt) 📗
4 декабря 1980 года на правительственной даче на Иссык-Куле был убит Председатель Совета Министров Киргизской ССР Султан Ибраимов. Убийца ночью пробрался в его комнату и спящему всадил из малокалиберного нарезного оружия две пули в каждый глаз. Перед этим он застрелил милиционера-охранника и водителя. В КГБ было заведено дело «Изувер». Председатель КГБ СССР Ю. В. Андропов взял дело под личный контроль. На розыск были брошены лучшие силы Союза. Иссык-Кульскую область наводнили официальные представители Центра, оперативники, следователи и «наружка». Мой начальник Качикеев, как уроженец тех краев, уехал в командировку на шесть месяцев, и в райотделении я остался один.
Однажды позвонил начальник Таласского управления КГБ Усуп Мукамбаев:
– Такого-то числа в городе Джамбуле на проходящий поезд Фрунзе – Москва сели двое молодых людей. Одного звать Володя, другого Саша. Володя якобы служил в Германии, у Саши родинка на верхней губе. Возможно, они из твоего района, поскольку в разговоре между собой упоминали о каком-то водохранилище. Высадились из поезда в Набережных Челнах. Они проходят по делу «Изувер» в качестве свидетелей. Москва просит их найти. Докладывать мне каждые два часа.
Я призадумался. Во-первых, может оказаться, что служил Володя не в Германии, а в стройбате в каком-нибудь Урюпинске. Во-вторых, ребята могли изменить свои имена (я сам, когда знакомлюсь с какой-нибудь не внушающей доверия персоной, обычно называюсь другим именем). В-третьих, они могут оказаться уроженцами другого города или региона и приезжали в наши края в гости.
Поиск начал с военкомата. Военком объяснил, что у них существует общая разнарядка на призывников в команду 240, направляемых за границу. Кто из них едет в Германию, в Чехословакию, Венгрию или Монголию – неизвестно.
– И вообще, в каком году призывались твои ребята?
Этого я не знаю. Прошу проверить за последние десять лет. Военком заводит в архив, и мне становится плохо. На полках пылятся огромные тюки, перевязанные шпагатом. С помощью сотрудницы военкомата начинаем копаться в бумагах. К концу дня в моем блокноте установочные данные на сотню Владимиров и Александров с их домашними адресами. На следующий день роюсь в паспортном столе РОВД и в сельсоветах. Езжу по адресам, опрашиваю всех встречных и поперечных. Нацеливаю на поиск агентуру. Безрезультатно. Начальник УКГБ, которому регулярно докладываю о проделанной работе, начинает раздражаться. На третий день кропотливой работы, наконец, улыбнулась удача! Получаю сообщение, что на день рождения к «Ивановой» (фамилия вымышленная) из Набережных Челнов приезжал сын, который после службы в Германии по комсомольской путевке устроился работать на «КАМАЗе». Погостив несколько дней, уехал обратно с соседом-одногодком, соблазнив его интересной работой и высокими заработками на заводе. Только их обоих зовут Сергеями.
Дальше все было просто. Взяв с собой пачку военкоматовских повесток, приехал к нему домой. Родители Сергея сидели за чаем. Пригласили за стол. Я довел легенду, мол, военкомат поручил установить местонахождение нескольких ребят, не ставших на воинский учет по возвращении из армии, назвал и фамилию их сына. Родители дали его адрес и даже показали полученное от него письмо. В конверте оказалась цветная фотография двух друзей. У одного из них на верхней губе родинка!
Через пятнадцать минут из районного узла связи по телефону я надиктовал начальнику УКГБ полные установочные данные, адреса и особые приметы ребят, вплоть до цвета глаз и волос. Через два часа Мукамбаев позвонил мне:
– Сотрудники КГБ Набережных Челнов установили разыскиваемых, встретились и переговорили с ними. Москва объявляет тебе благодарность. Но смотри, не зазнавайся!
Кроме того, продолжалась работа по розыску нарезного оружия, особенно малокалиберного, скурпулезно проверялись лица, отбывавшие ранее сроки заключения по особо опасным уголовным статьям, антисоветчики, шизофреники, бомжи, лица «кавказской национальности». Так, в моем районе проживало 64 человека из категории «особо опасных», в том числе два бывших эсэсовца, один разведчик-диверсант абвера; один сотрудник редакции фашистской газеты «Милли туркестан». Шизофреников числилось более 300 человек. Пришлось побывать в интернате для умалишенных. Жуткое зрелище! Я впервые осознал, что нас, человекообразных, делает людьми разум. Когда увидел несколько десятков искаженных гримасой лиц, пустые бессмысленные глаза, мне стало не по себе. Позже на войне довелось видеть много трупов. Так вот, и покойники, и умалишенные выглядят одинаково неприятно.
На бомжах следует остановиться особо. В наших краях почти каждый чабан содержал одного-двух в качестве подпасков, кроме того, летом корейцы-луководы использовали их дешевый труд на плантациях. В Джамбуле даже существовал неофициальный базар бомжей, где их нанимали. Как-то под вечер с начальником РОВД поехали с проверкой по кошарам. У одного чабана обнаружили здоровенного, разрисованного татуировками человека, у другого – юную, очень красивую девушку. До сих пор помню ее глаза, наполненные невыразимым чувством страха и какой-то безнадежной обреченностью. Какими судьбами ее занесло сюда, от кого и почему скрывается? Приехали к третьему чабану довольно поздно. В комнате на полу за вечерним дастарханом застали большую интернациональную семью. Вперемежку с чумазыми, узкоглазыми детишками сидят двое взрослых русских, мужчина и женщина, светловолосая девушка лет шестнадцати и белобрысый, семилетний мальчик. Документы взрослых в порядке. Однако они не супруги. Мужчина прописан в Кемерово, женщина откуда-то из Подмосковья. В паспортах стоят штампы ЗАГСа. Белокурые детишки к ним не имеют никакого отношения. Мальчонка, увидев милиционера, начинает судорожно всхлипывать, девчушка, прижав его голову к груди, смотрит на нас волчонком. На вопрос начмила, кто это такие, жена чабана приняла позу кобры:
– Мои дети!
Чабан рассказал, что это дети соседей-немцев. Отец их умер, мать сошлась с другим. Когда отчим начал домогаться девочки, пьяница-мать выгнала ее из дома. Поскольку никого родных и близких у них нет, подалась в горы к соседу. Вскоре к ней присоединился братишка. Так и живут все вместе одной семьей.
Из «лиц кавказской национальности» особо запомнился молодой чеченец Ахмет, проживавший в отдаленном глухом селе. Он отслужил в ракетных войсках вместе с начальником райотдела милиции, прежде работал оперуполномоченным уголовного розыска. Допрашивая подозреваемого, применил «детектор лжи». Прикрепив к руке задержанного урки обыкновенный медицинский тонометр и навешав провода на разные части тела, завязал глаза и начал допрос. Каждый сомнительный ответ сопровождал разрядом электрического тока. Бедный урка раскололся мгновенно. На суде все всплыло, и чеченец сам загремел в места не столь отдаленные. По возвращении из мест заключения устроился работать начальником сейсмической станции, обслуживающей Семипалатинский ядерный полигон. В глухом горном кишлаке среди местных жителей он, пожалуй, единственный выглядел интеллигентно. Территория станции была прекрасно обустроена, имелись собственный дизель-генератор и коротковолновая радиостанция. В подвале – измерительная аппаратура, в глубоких шурфах, пробитых в скальном грунте, – сейсмические датчики. В соседнем помещении профессиональная фотоаппаратура и набор дефицитных фотохимикатов.
Селяне поведали интересную историю. Как-то Ахмет шел мимо сельпо. Его окликнуло несколько местных парней:
– Эй, чечен, пойдем выпьем!
– Я без закуски не пью.
– Что выпендриваешься, мать-перемать?
Ахмет молча подошел, залпом опрокинул протянутый стакан. Затем вытащил из ножен охотничий нож, отмахнул матерщиннику половину уха, зажевал.
Этот абрек подрабатывал еще тем, что воровал в соседних селах и резал коров, мясо на молоковозе отправлял знакомому шашлычнику в Джамбул.
За ним приехала милиция. По дороге Ахмет попросился по нужде. Был сильный мороз, лежал глубокий снег. Милиционеры на всякий случай сняли с него обувь и выпустили на улицу в одной рубашке. Ахмет рванул в горы. Милиционеры пару раз пальнули в воздух, однако беглец не обратил на это никакого внимания. Так и убежал босиком.
