Опричнина. От Ивана Грозного до Путина - Винтер Дмитрий Францович (книги без регистрации полные версии TXT) 📗

Начнем с того, что вопреки советам Избранной Рады (о чем с горечью писал позднее князь А. М. Курбский) поход на Крым был прерван [171]. Более того, уже в начале 1560 г. царь выразил готовность рассмотреть «мирные предложения» крымского хана (мы еще увидим, что это были за «предложения»); Р. Г. Скрынников объясняет это начавшимися проблемами в Ливонии [172], однако, как мы далее увидим, на тот момент особых «проблем» еще не было. Да, поход на Крым 1559 г. был свернут, так как мирные переговоры с Литвой по поводу Ливонии завершились ничем [173], но не думается, что в свете продолжавшихся успехов на обоих театрах военных действий это обстоятельство стало решающим.

Более того, в начале 1562 г. (то есть почти сразу после полного разгрома Ливонского ордена, о котором я еще скажу) в Крым прибыл российский посол А. Ф. Нагой с «богатыми поминками» с целью обсудить с Крымом условия мирного договора [174]. Повторить подвиги русского войска 1556–1559 гг. удастся частично лишь князю В. Голицыну через 130 лет, в правление царевны Софьи, полностью – фельдмаршалу Миниху через 180 лет, при

Анне Иоанновне. И лишь еще через без малого полвека, в 1783 г., при Екатерине Великой, Крымское ханство будет наконец ликвидировано, а его территория присоединена к России.

Почему же поход на Крымское ханство, так удачно начатый, был вдруг прерван? Потому, что примерно с 1561 г. царь охладел к идее войны с Крымом до победного конца? [175] Если и так, то чем это было вызвано? Мы уже видели: явно не Ливонской войной. Мы еще скажем о возможных личных мотивах царя, пока же приведем мнение К. Валишевского: мол, «в армии приобретает значение военный совет, он даже заставляет слушаться и считаться с его решениями во время неудачных походов. Но пусть улыбнется победа… – прощай, Генеральный штаб! Планы Наполеона не обсуждают!» [176] Непонятно, правда, почему же в дальнейшем, после начавшихся поражений, царь по-прежнему никого не слушал. Может быть, тут необходимо вспомнить, что внешняя политика является продолжением политики внутренней? Обратим же взор на последнюю. Однако здесь необходимо посмотреть на вещи шире и найти причины не только отказа от похода на Крым, но и неудачи «либеральных» реформ в целом.

Говоря об эпохе Ивана Грозного, А. Л. Янов сообщает о политической борьбе двух лагерей, первый из которых составляли уже знакомые нам церковные реформаторы – «нестяжатели», русский аналог западных протестантов. Их идейный руководитель преподобный Нил Сорский, какуже говорилось, учил «чернецов» (монахов) жить «нестяжательно» (отсюда и название движения), не владеть имуществом и кормиться «рукоделием» [177]. Кроме того, в этот лагерь входили боярство и зажиточное крестьянство («предбуржуазия»).

Второй же лагерь представляло, во-первых, традиционное духовенство (иосифляне); их глава преподобный Иосиф Волоцкий считал, что Церковь должна быть богатой, каковой (фактически крупнейшим в стране феодалом) она и была. При этом он был сторонником столь же свирепых методов борьбы с церковными реформаторами, к которым прибегала католическая инквизиция, и «токмо для того учинил Собор, чтобы их казнити – жечи да вешати» [178]. Кроме них, входили во второй лагерь также бюрократия и помещики. Почему ко второму лагерю примкнули церковники – понятно: несмотря на компромиссность, реформа Стоглавого собора 1551 г. все же была шагом вперед, к секуляризации церковных земель. Но и такой вариант решения проблемы, как мы уже видели, изрядно напугал церковников [179]. Почему к этому лагерю примкнула бюрократия – тоже ясно. А вот почему это сделали помещики? И была ли у реформаторов возможность перетянуть их на свою сторону?

Помещики, в отличие от бояр, получавшие земли временно, за службу, смотрели на поместья не как на свое имущество, которое надо беречь, а как на объект для грабежа, который надо «ободрать» побольше, пока не отобрали, не думая о дальнейшем. Поэтому крестьянская «предбуржуазия», естественно, развивалась в боярских вотчинах, а не в поместьях. Однако был шанс за счет секуляризации церковных земель удовлетворить и интересы служилого дворянства («воинников» Пересветова), причем не только не в ущерб «предбуржуазии», но и к большей по сравнению с тем, что вышло в реальности, выгоде «воинников», которые в этом случае не были бы повязаны обязательной военной службой (против чего, как уже говорилось, был и тот же Пересветов).

А. Л. Янов видит трагедию страны в XVI в. в том, что победил второй лагерь [180], и он, как представляется, прав. Но почему так произошло? Ведь сам же Янов пишет, что ситуация для контрреформаторов была отчаянная, все работало против них – и экономический бум, и рост крестьянской «предбуржуазии», и то, что по мере формирования стрелецких полков теряла свое военное значение дворянская конница… И вдруг – они победили! [181] Почему?

Потому что не были в вопросе поддержки реформ единодушны Адашев и Сильвестр? Однако положение Адашева после болезни Ивана Грозного в марте 1553 г. упрочилось [182]: как известно, тогда царь серьезно заболел, и были основания опасаться летального исхода, поэтому встал вопрос, кто будет наследником. Сам царь хотел, чтобы бояре присягнули его малолетнему сыну Дмитрию, часть же бояр поддерживала двоюродного брата царя, князя Владимира Андреевича Старицкого, мотивируя это тем, что именем малолетнего Дмитрия станут править родственники Анастасии, Захарьины, будущие Романовы, а что такое боярское правление, мол, они уже хорошо знают по периоду малолетства самого Ивана Васильевича.

Так вот, тогда митрополит Макарий и его ставленник Сильвестр действительно поддержали Владимира, Адашев же присягнул Дмитрию. Однако отец Адашева высказал нечто, не понравившееся Захарьиным, и те настроились против него, что не могло не способствовать сближению Адашевых с Сильвестром и Макарием [183]. Короче говоря, реформаторы потерпели поражение не из-за разногласий между ними. Тогда почему?

Потому, что не удалась церковная реформа и Россия попала в общий поток контрреформации, захвативший и католические страны от Испании до Польши? Этому процессу сопутствовало и закрепощение крестьянства в этих странах, в то время как на Западе зависимость крестьян от феодалов, напротив, ослабевала; поэтому не выдерживает критики утверждение К. Валишевского о том, что «к концу XVI века, когда во всех европейских государствах, не исключая и соседней с Россией Польши, связи между крестьянином и владельцем земли были разорваны или по крайней мере ослабевали» [184]: «второе издание крепостничества» с XV–XVI по XVIII–XIX вв. имело место во всех странах «второго эшелона» Европы – в Германии, Польше, Чехии, Венгрии, в некоторых местностях Испании и даже Италии. И именно эти страны, кстати, в XX в. испытали господство тоталитарных режимов. Россия тут исключением не стала.

Но бесспорно другое: нигде ведь процесс поражения реформации не был так губителен, как в России. Кстати, и в Германии, хотя там и победила Реформация, но в лютеранской своей форме она была не буржуазной, а «княжеской». Некоторые историки видят в событиях 1517–1525 гг. (от начала выступлений Мартина Лютера до поражения Крестьянской войны в Германии) «раннебуржуазную революцию», потерпевшую неудачу. Но ведь и в Германии не было ничего подобного тому, что испытала Россия при Иване Грозном. Почему? Почему невозможно спорить с другим утверждением К. Валишевского: «Вступив в общение с Западным миром, Россия, казалось, вместе с другими плодами цивилизации должна была усвоить и свободу… Это была эпоха, за которой последовало всеобщее порабощение народа. Как же это случилось?» [185] Есть основания считать: вмешалась еще одна сила, давшая перевес второму лагерю.