Щит и меч «майора Зорича» - Терещенко Анатолий Степанович (книга бесплатный формат .txt) 📗
Я её до сих пор знаю наизусть. Слова попали точно в цель. Их приняли наши сердца. Вот только послушайте:
Эта песня звучала у нас на привалах партизанки, в вагонах военных эшелонов и даже после войны, когда собирались коллеги на какие-то торжества по квартирам…»
Надо сказать, что песня «До свиданья, города и хаты.» («Походная») была напечатана в газете «Правда» 29 июня 1941 года. Слова песни написал смоленский поэт Михаил Исаковский, а музыку сочинил Матвей Блантер.
По окончании ускоренного курса обучения Святогорова направляют в контрразведывательное подразделение по борьбе с агентурой немецко-фашистских спецслужб, начавшей довольно-таки активно действовать с первых же дней войны на территории Запорожской и других южных областей Украины.
Дело в том, что в этих краях находилась широкая вербовочная база для приобретения фашистами своей агентуры. Здесь проживало большое количество немецких колонистов, которые могли стать и становились, как выяснялось позже, серьезной «пятой колонной» для наших войск. Зов крови, зов предков и соответствующая психологическая обработка делали своё черное дело.
Уже пылали города и села Украины и Белоруссии.
Уже на этих территориях устанавливался «новый порядок» — два страшных для наших людей слова, по буквам которых стекала невинная человеческая кровь. Но этот «новый порядок» не столько пугал наших людей, сколько толкал их на подвиги. Они осознанно уходили в бессмертие — предпочитая смерть жизни на коленях. Уходили из жизни, как герои без всяких натяжек.
Уже над самым высоким флагштоком в Европе — Эйфелевой башней развевался красный нацистский флаг с черной в белом круге свастикой, похожей на скорчившегося в муках человека.
Уже пали Австрия и Чехословакия, Норвегия и Бельгия, Голландия и Франция, Греция и Югославия.
И казалось, не было такой силы, которая могла остановить гитлеровские полчища. Они броневыми клиньями вбивались в наши просторы Гудерианом, Хёпнером и Манштейном. Наше небо заполонили стервятники Геринга из люфтваффе. Это было опасное время по последствиям, надо прямо признаться, растерянности и отступления. А потому трудно было предположить, чтобы начальник генерального штаба сухопутных сил вермахта смог пророчески написать в своем дневнике:
«Мы недооценили силу русского колосса не только в сфере экономики и транспортных возможностей, но и в чисто военной…»
Правда, эти строки стали известны уже после войны. Так же, как и слова, сказанные фельдмаршалом Эвальдом фон Клейстом английскому военному историку Лиддл Гарту о том, что «.уверенность Гитлера в победе была во многом связана с надеждой на то, что немецкое вторжение вызовет политический переворот в России.»
Не получилось!
Тот же Клейст вспоминал ремарку Гитлера Йодлю:
«Нам достаточно стукнуть в русскую дверь, и вся их социальная система немедленно развалится.»
Не получилось!
И всё же уверенность в том, что Советский Союз и его Красная армия уже разбиты, владела Гитлером и его многими генералами.
Опьяненные первыми успехами на фронте с ощущением близкой победы гитлеровские спецслужбы, и в частности абвер, сами для себя создали иллюзию «широкого выбора». И действительно, поначалу из темных подворотен к ним хлынула нечисть всех мастей и оттенков, и абверовцы наивно полагали, что источники эти неиссякаемы. Поэтому немецкие разведчики не очень-то заботились об отработке прочных легенд своим новоиспеченным агентам. Видимо, они считали, что если два-три источника их провалятся за линией фронта, то в этом большой беды не будет — подобные задания выполнят другие. Военнопленных горы! Рабочих славян полно в Германии! Некоторые типы из оккупированных территорий тоже не прочь заработать, не говоря уже о советских гражданах немецкой национальности.
Враг стремительно приближался к городу. Начальник местного управления НКВД полковник Леонов проникся к своему молодому подчиненному Александру Святогорову глубокой симпатией, считая его деловым, думающим и смелым работником.
Слово Святогорову:
«18 августа немцы подошли вплотную к Запорожью. Оперативный отряд нашего подразделения в количестве 150 чекистов, заранее сформированный по приказу полковника Леонова, начальника местного управления, занял оборону на окраине города. А вокруг сплошная паника. В городе тоже. Из города бежит народ, бегут почти все директора предприятий. Люди ждут сообщения по радио, когда же немцы захватят Запорожье. А они всё не захватывают…
За полтора месяца, пока мы вместе с армией держали оборону города, некоторые предприятия удалось размонтировать и вывезти.
3 октября, когда стало совершенно ясно, что город не удержать войскам, Леонов отобрал десять человек (я был среди них) и поставил оперативникам диверсионно-террористическую задачу: перед отступлением надо успеть взорвать телеграф, телефонный узел, передвижные склады боеприпасов и ГСМ и ещё десяток каких-то оперативно значимых объектов. Поставленная задача была выполнена, как говорится, "точно и в срок".
Кроме того, мы в ходе подрывных акций уничтожили несколько десятков гитлеровских солдат и офицеров. Они подрывались на заложенных нами минах и фугасах на улицах и в домах, на площадях и в скверах.
Кроме того, до прихода немцев в город мы ещё успели уничтожить и поджечь здание НКВД. Потом уже, поздно ночью, известными только нам тропами выбирались из города. Все мы были в гражданской одежде и имели в своем распоряжении одну машину, десятки раз, наверное, ремонтированный неказистый "фордик"…
Полковник Леонов меня почему-то заметил и сделал своим адъютантом. Вскоре он стал начальником разведки Украины и взял меня в своё управление. Но в феврале 1942 года он погиб при выполнении ответственного боевого задания».
Вели себя оккупанты в Запорожье как настоящие хозяева, не церемонясь с местным славянским населением. Обращались с горожанами этого крупного украинского промышленного города по-скотски. Требовали 14-часового рабочего дня не только от взрослого населения, но и от детей. Это было время страха и разбоя. За непослушание людей гноили по изоляторам, тюрьмам, отправляли в концлагеря, угоняли на работы в Германию и просто убивали — расстреливали и вешали.
Часто можно было прочесть на заборах и стенах домов приклеенные объявления аналогичного толка — с угрозой расстрела за невыполнение приказов немецких оккупационных властей.
Видя эти людоедские поступки гитлеровцев, Александр не раз вспоминал в детстве прочитанный роман Теодора Драйзера «Финансист» со сценой медленного убийства омаром каракатицы и рассуждения по этому поводу главного героя произведения юного Фрэнка Каупервуда.
Этот эпизод он воспроизвёл почти до мельчайших подробностей, связав его с реалиями наступивших событий.
«Каракатица не могла убить омара — у неё для этого не было никакого оружия. Омар мог убить каракатицу — он прекрасно вооружен. Каракатице нечем было питаться, перед омаром была добыча — каракатица. Существовал ли другой исход? Нет, она была обречена. Так устроена и наша жизнь, так всё живое и существует — одно за счет другого. Омары пожирают каракатиц и других тварей. Кто пожирает омаров? Разумеется, человек. А кто убивает людей массово? Войны! Сильный убивает слабого. Немец сильный. Это видно по темпам нашего отступления. Мы гибнем тысячами. Так неужели враг — это омары, а мы — каракатицы? Думаю, что нет. У нас есть чем защищаться и что защищать. Главное в борьбе — дух непокорности! Он у нас есть, а эта силища — необоримая…»
