Спецслужбы мира за 500 лет - Линдер Иосиф Борисович (читаем книги онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Взятые в опричнину «князья, бояре, дети боярские, дворовые и городовые» стали новой царской ближней дружиной, которая наряду с гражданскими государственными обязанностями выполняла специальные функции. Особый корпус опричной стражи сочетал функции личной охраны (вместо рынд Ивана III), оперативно-следственного и карательного аппарата по отношению к заподозренным в государственной измене вельможам и отборного военного подразделения. Первоначально в опричное войско взяли тысячу служилых людей и представителей некоторых старых княжеских и боярских родов. Для устрашения недовольных опричники привязывали к седлу собачью голову и метлу, показывая всем, что они грызут «государевых изменников» и выметают измену. Во главе корпуса опричников царь первоначально поставил воеводу А. Д. Басманова.
Одним из основных опорных пунктов Ивана IV (по сути, резервной столицей «опричного удела») становится Вологда. Вологодские краеведы, опираясь на исторические и археологические исследования, так повествуют об истории вологодского кремля:
«На участке, выбранном для нового кремля, в 1565 г. начинаются грандиозные земляные и строительные работы: „Великий государь царь и великий князь Иван Васильевич в бытность свою на Вологде повелел рвы копать, и сваи уготавлять, и место чистить, где быть грацким стенам каменного здания“ (ПСРЛ. [26] – Т. 37. – С. 196). Строительство осложнялось необходимостью подведения во рвы проточной воды <…>. Это было достигнуто за счет изменения русла речки Содемы в нижнем ее течении. В настоящее время этот участок называется рекой Золотухой. В 1566 г. Иван Грозный „повелел заложить град каменный, и его, великого государя, повелением заложен град апреля 28 день на памяти святых апостолов Иассона и Сосипатра“ (ПСРЛ. – Т. 37. – С. 196–197). <…> Историк Р. Г. Скрынников отмечает, что в Вологду привозят 300 пушек (!!!), отлитых на московском Пушечном дворе, а в гарнизоне крепости, кроме дворян, постоянно присутствуют 500 стрельцов. В работах участвуют выписанные из Англии специалисты. Есть основания считать, что Иван IV не чувствовал себя в достаточной безопасности даже в возводимой крепости. Предпринимается строительство флотилии на случай экстренного отъезда царя в Англию – об этом упоминается в местном летописце. <…>
Ниже кремля по р. Вологда часть города, где находились склады товаров и строились корабли, отделяется от напольной стороны рвом, известным ныне как р. Копанка. Он имел в длину 1,8 км и соединял р. Шограш и ров Золотуха. К настоящему времени часть Копанки засыпана. Судя по рельефу местности, она не могла быть водоводом, а являлась рубежом обороны нижней части города. Длина рвов с трех сторон кремля составила 2,2 км, с четвертой крепость проходила по правому берегу р. Вологда. Общая длина стен составляла более 3 км, они проходили по берегу Вологды, левому берегу Золотухи и далее – по направлению современных улиц Октябрьской и Ленинградской. Задуманная в камне крепость не была построена. Каменными были стены по берегу Золотухи, частично по улице Ленинградской, остальные – деревянные. По реконструкции Н. В. Фалина, в пояс стен входили 23 башни, из которых семь были проездными. Есть и другие мнения по вопросу о количестве башен. Высота каменных стен была от 2 до 8 м, деревянных – 5–9 м. Поверх каменных стен были нарублены деревянные „тарасы“. Примерно в таком виде крепость просуществовала сто лет. <…> В настоящее время от Вологодского кремля времени Ивана Грозного, в два раза превосходившего по площади современный Московский Кремль, остались только следы древних рвов». [27]
В 1569–1570 гг. Иван IV предпринял карательную экспедицию против Твери и Новгорода. Историки до сих пор спорят по поводу причин, побудивших царя предать тверские и новгородские земли «огню и мечу». Доминируют две точки зрения:
1) поход связан с очередным «безумством» царя, решившим потешить себя кровавыми оргиями;
2) поход предпринят для наказания непокорных земель…
У авторов есть собственная версия этих событий. Как доказывают исторические документы, даже после введения опричнины государь не чувствовал себя в абсолютной безопасности. В 1567 г. он отправил в качестве посла к королеве Англии Елизавете с секретным поручением упоминавшегося выше Э. Дженкинсона. Посол доложил своей королеве:
«Далее царь просит убедительно, чтобы между им и ея корол[евским] вел[ичест]вом было учинено клятвенное обещание, что если бы с кем-либо из них случилась какая-либо беда, то каждый из них имеет право прибыть в страну другаго для сбережения себя и своей жизни, и жить там и иметь убежище без боязни и опасности до того времени, пока беда не минует и Бог не устроит иначе, и что один будет принят другим с почетом. И хранить это в величайшей тайне». [28]
Таким образом, в царском послании речь идет о взаимном предоставлении политического убежища.
Обращают на себя внимание два момента: поручение дано английскому подданному; посол передает слова царя, обращенные к королеве, устно. Эти факты указывают на необычайно высокий уровень секретности царского послания. При этом Дженкинсон сильно рисковал. Будь он перехвачен недругами русского царя и расскажи им о своей миссии, его, скорее всего, объявили бы изменником, а русский царь имел бы полное право потребовать у своей царственной «сестры» голову хулителя, поскольку никаких письменных подтверждений своим словам последний предоставить не смог бы.
Поскольку сообщение передавалось устно, Елизавета усомнилась в его правдивости. Было ли это искреннее сомнение или только политическая игра мудрой дамы, неизвестно, но оно нашло отражение в наставлениях, данных Елизаветой специальному послу Томасу Рандольфу в июне 1568 г.:
«И вы скажите, что упомянутый слуга наш Антон Дженкинсон под великою тайной сказал нам о желании царя иметь с нами такую дружбу, что если бы по какому-либо бедствию одному из нас случилось искать убежище вне наших собственных стран, то в таком случае другой должен принять защиту его. По этому предмету вы скажите, что мы подумали, что упомянутый наш слуга Ант. Дженкинсон не уразумел слова царя. Ибо, хотя мы полагаем весьма достоверным, что царь мог сделать сказанному нашему слуге предложение о содержании между нами дружбы и любви, но с одной стороны, уповая на милость Божию, всегда нам являемую, мы ни мало не сомневаемся в продолжении мира в нашем правлении, не опасаясь ни наших подданных, ни кого-либо из иностранных врагов; с другой стороны, нам не известно что-либо противное сему и о положении царя, о могуществе и мудрости которого получаем лучшия донесения от наших подданных, торгующих в его государстве. Поэтому мы полагаем, что упомянутый слуга наш ошибочно понял значение сказанных ему царем речей. Тем не менее, однако, для яснейшего уразумения его намерений мы повелели вам повторить ему это дело, точно узнать его волю и уверить его, что если бы в правление его произошло какое-либо несчастье (так как все под небом, по воле Божьей, подвержено переменам), мы уверяем его, что он будет дружески принят в наших владениях и найдет в нас надежную дружбу для поддержания всех его справедливых исканий, столь же верно, как если бы он имел от нас нарочныя о сем грамоты и обязательства, подписанные нашею рукою и припечатанные нашею печатью». [29]
Из приведенного отрывка следует: несмотря на сомнения, Елизавета дала послу четкое указание о своем согласии предоставить Ивану IV политическое убежище. Согласие также было передано устно, что позволяло сохранить сообщение в тайне даже от ближайшего окружения русского царя.
В 1569 г. Иван IV направил в Англию с тайным посольством дворянина Андрея Григорьевича Совина. Летом 1570 г. тот привез царю грамоту от 18 мая, подтверждавшую предоставление убежища для самого Грозного, его семьи и его приближенных во владениях английской королевы.