От солдата до генерала. Воспоминания офицера-связиста об управлении войсками в военных кампаниях Тре - Праун Альберт
После этого, заболев гриппом, я оказался в лазарете в Раштатте; многие из тех, кто уцелел под вражеским огнем, умерли здесь. Еще не совсем здоровый, я вернулся в дивизию в свою часть, стоявшую в Пфорцхайме. Зажиточный хозяин квартиры настойчиво уговаривал меня отправиться в Мюнхен и убить Эйснера [12]. В столице молодые офицеры запасных частей и штабов бездействовали из страха «лишиться пенсии», ни один чиновник королевского дома и военного министерства не осмелился выступить в поддержку престарелого короля. Никто не мог принять решение о вызове в город подразделений Баварского корпуса, расквартированного в его окрестностях; все это говорило о том, что было уже поздно противостоять распаду, предательству и мятежу и восстановить порядок.
Наши солдаты хотели домой. В основном это были молодые призывники. Когда мы в одной вюртембергской деревне ждали прибытия транспорта, солдаты, направлявшиеся домой, стали вести себя слишком шумно, мешая ночному отдыху командира дивизии. Он отдал приказ подразделениям связи, недооценив обстановку, отправляться дальше пешим маршем. Впервые возникло взаимонепонимание и недовольство. Солдаты отказались идти маршем несколько недель в зимнее время. Генерал Эдер с тяжелым сердцем был вынужден отменить приказ. Нас демобилизовали в полевой церкви под Мюнхеном, и мы сдали лошадей, оружие и аппараты на сборном пункте.
Война завершилась, все окончилось поражением и катастрофой.
Была пройдена часть жизненного пути. Мнимое благополучие мирного времени с его напряженной учебой, сформировавшей солдата, сменилось кровавыми годами военных лет. Юноша под ответственным руководством своих командиров повзрослел и стал мужчиной. Я знал, что половина моих школьных товарищей погибла, мне все чаще приходилось стоять на краю свежевырытой могилы. Несмотря на все жертвенные усилия, отечество стояло на пороге анархии. Где теперь было место солдата? Оставался ли вообще таковой?
Между двумя мировыми войнами 1918-1939 гг.
Нюрнберг, 1919 г.
В начале 1919 г. я стал начальником паспортного отдела 3-го батальона связи в Нюрнберге. Я должен был расписываться на документах демобилизовавшихся призывников. Рядом с моей стояла подпись члена солдатского комитета. Но их отсутствие продолжалось недолго, так как французский гарнизон в Пфальце отсылал людей обратно, и они, с дважды зарегистрированными документами, конечно, хотели оказаться дома. Президиум нашего солдатского комитета маршировал вместе с батальоном, четко держа строй, в направлении штаба, чтобы участвовать в митинге протеста против коммунистов. Нам, младшим офицерам, не подобало устраняться от этого мероприятия, оставляя солдат без командиров. Боязливый командир батальона упрашивал нас: «Только постарайтесь поладить с солдатами!» Он направил меня в Союз офицеров, сложившийся на общности интересов и сформированный из представителей всех воинских частей Нюрнберга, которых мне не было возможности увидеть. Здесь задавал тон капитан Хайсс из 14-го Баварского пехотного полка, которого я знал как храброго командира батальона по делу у Буа-Брюле. Он был основателем «Флага рейха». Что представляет собой политика, которая опьяняет длительное время все умы? Я пришел на собрание всех партий. В партии «независимцев» (представителем которой был глава республиканского правительства Эйснер) я снял свой галстук и заменил его красным платком. Я разочаровался в борьбе всех против всех, с вечными скандалами и руганью. Затем меня захватила мысль расстаться с моей ненужной профессией. Доктор Забель из Коммерческого училища преподавал бухгалтерию, коммерческий счет и другие подобные предметы. Ответственный работник по кадрам рекомендовал в качестве самых перспективных профессию теолога и дантиста. Обе не вдохновили меня. Старые офицеры нашего рода войск имели разностороннее техническое образование. Три года они были учениками Военно-технической академии в Берлине или Артиллерийского и инженерного училища в Мюнхене. Теперь их дипломы нигде в Германии не имели гражданского признания.
Из Берлина пришел приказ снять погоны. Офицеров теперь узнавали по синей нарукавной нашивке. Везде, где было возможно, мы ходили в гражданской одежде. На военной службе для многих новых призывников не хватало оружия, лошадей, транспортных средств, технических приборов. Мы, офицеры, обедали в ресторане в Гросройте (район Нюрнберга). Вечерами мы, я и капитан Ланг из 6-го Баварского пехотного полка, мой военный товарищ, чаще всего проводили время в небольшом винном погребке или в одной из многих «рыбных кухонь», появившихся в огромном количестве в Нюрнберге. В «кафешках» при сумеречном свете по вечерам распивали вино и кофе. В сравнении с Берлином или Мюнхеном, где царил дух исполненной ненависти гражданской войны, Нюрнберг отличала умеренность. Сознательные рабочие шли на свои предприятия, толпа не играла никакой роли.
Для меня было полной неожиданностью, когда я, пребывая в неопределенности о своем будущем, получил назначение в Берлин на должность «баварского офицера-связиста в Управлении по поставкам приборов связи». Подобного назначения я и представить себе не мог и терялся в догадках. У баварского военного министра в Мюнхене я ничего не разузнал. Здесь, в здании министерства, появились люди, у которых были другие заботы после провозглашения Советской республики. В переднем крыле здания на Людвигштрассе всем заправлял матрос Эгльхофер, в заднем крыле, выходившем на Шёнфельдштрассе, офицеры министерства просиживали за канцелярскими столами положенные им часы. В инспекционном учреждении инженерного корпуса один офицер-сапер в высоком чине сказал мне: «Мы сделали в ноябре то, что теперь нам придется еще раз переделать!» Официальная связь Мюнхена с внешним миром все еще не действовала. Меня забрасывали вопросами о баварском правительстве, которое просто исчезло из Мюнхена, не озаботясь положением его чиновников и офицеров. Генерал-майор Кёберле и майор Лутц поручили мне, вместо поездки в Берлин, отправиться в Северную Баварию и попытаться найти там правительство и убедить его вернуться обратно. На главном вокзале Мюнхена была очень напряженная обстановка. На лестнице перед платформами стоял тяжелый пулемет привокзального патруля. Когда большая толпа народа ринулась вперед, поверх голов была дана очередь по стене над главным входом. Появились тут же агитаторы и заорали: «Выступим против неприкрытого насилия!» Они сами благоразумно оставались под защитой стены, в то время как напуганные пассажиры, прежде всего женщины, хотевшие покинуть город, устремились к кассам. Предъявив свое предписание о поездке в Берлин, я приобрел билет до Нюрнберга, где мой друг Фрич через своих знакомых узнал о том, что правительство находится в Бамберге. Там, в замке я встретил трех штаб-офицеров, приехавших сюда самостоятельно, не известив об этом военное министерство. Затем появился баварский премьер-министр Хофман, учитель и социал-демократ из Пфальца, вместе со своими коллегами министрами. Сам военный министр Шнеппенхорст пожал мне руку своей искалеченной вследствие несчастного случая рукой. На мой вопрос, будет ли и дальше министр работать под руководством Эгльхофера, был получен отрицательный ответ. На следующий вопрос, должны ли офицеры войти в баварский добровольческий корпус фон Эппа, сформированный в Ордруфе, он решительно отказался отвечать. Баварцы наведут порядок без помощи Северной Германии. Следует считать, что служащие министерства находятся в отпуске. Эти сведения, которые я должен был передать мюнхенцам, были просто ни о чем. Обстановка в Мюнхене, незадолго перед моим возвращением, становилась все более неопределенной. Я еще застал работников министерства, которые были вынуждены считаться с угрозой ареста, в своих квартирах. Затем я обеспечил их билетами, приобретя их в нескольких кассах по своему документу, и наконец-то и сам отправился в столицу рейха.
Берлин, 1919 г.
На Ленинерплатц, в конце Курфюрстендамм, я представился капитану Плегеру, в ведении которого были приборы связи. Я стал адъютантом вместо обер-лейтенанта Штамма, который перешел в полицию. В сравнении с армией ее роль была важнее, и восстановилась она быстрее. Плегер был на удивление работоспособным и полным актуальных идей. Он заявил мне, что, занимаясь поставкой приборов, я должен принимать во внимание интересы баварской телефонной индустрии. Но из этого ничего не вышло, потому что на смену ей пришло нечто новое. Перед войной и после появилось множество приборов связи. В казармах Шёнеберга на меня свалилось много скучной канцелярской работы. На обед в столовой подавали невкусное блюдо – капустные листья в теплой воде. Вечером за Плегером заходила молодая жена, и каждый раз он был занят. Он просил меня пойти с ней в кондитерскую и подождать его, пока он не придет. Плегер был служащим в международном экспедиционном корпусе во время «боксерского восстания» [13] в Китае в 1900 г. на строительстве телеграфной линии Тянцзин – Пекин. Воспоминание о высказывании английского адмирала Сеймура – «Немцы – на фронт!» [14] – было частью его рассказов в его китайской комнате, наполненной шелковой вышивкой, бронзовыми божками и вырезанными из бумаги светильниками.
