Сталин. Операция «Ринг» - Лузан Николай (книги бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Майор переглянулся с капитаном и уточнил:
– Вы Игорь Львович Миклашевский?
– Да, – выдавил из себя он.
– Я, Ильин Виктор Николаевич, – назвал себя майор и, кивнув на капитана, представил его: – Маклярский Михаил Борисович.
Миклашевский не знал, что сказать, и растерянно топтался на пороге. Из комнаты выглянула жена и окликнула:
– Игорь, кто там?
– Тут по службе, – он не решался сказать правду.
– Совершенно верно, Игорь Львович, – живо подхватил Ильин и спросил: – Вы позволите войти?
Миклашевский отступил в сторону. Ильин и Маклярский прошли в прихожую. В ней глазу не за что было зацепиться. Мебель сгорела в печке-буржуйке во время зимы, а мужская одежда была обменяна на продукты на блошином рынке. Они проследовали на кухню. Миклашевский захлопнул дверь и потерянно потащился за ними. К нему присоединилась жена. Они ничего не могли понять и с возрастающим изумлением наблюдали за тем, как Маклярский снял с плеча увесистый вещмешок и стал выкладывать на стол продукты: две буханки настоящего ржаного хлеба, кусок сала с толстыми прожилками мяса, отливающую синевой головку сахара и плитку шоколада «Мокко». Недоуменные взгляды Миклашевских сошлись на Ильине.
– Посылка из Москвы, от ваших друзей, – пояснил он.
Жена Миклашевского не смогла сдержаться и разрыдалась. Неподвластный ее воле страх голодной смерти, живший в каждой клеточке изможденного тела, подтолкнул вперед. Она, как лунатик, подошла к столу, и когда руки коснулись хлеба, их свела судорога. Миклашевский обхватил ее за плечи и, пряча глаза от Ильина и Маклярского, проводил в соседнюю комнату. Вернувшись на кухню, он испытующим взглядом прошелся по ним и, обратившись к Ильину, спросил.
– Товарищ майор, если не ошибаюсь, ко мне вас привела не посылка?
– Не ошибаетесь, Игорь Львович, – подтвердил тот и предложил: – Присядем, как говорится, в ногах правды нет, и поговорим.
Они сели за стол.
– Товарищ майор, я так понимаю, разговор будет долгим? – первым затянувшуюся паузу нарушил Миклашевский.
– Все зависит от вас, Игорь Львович. Мы не можем вам приказать, окончательное решение за вами, – пояснил Ильин.
Миклашевский с облечением вздохнул и признался:
– Слава Богу, а то я, грешным делом, решил, что в особом отделе передумали и пришли арестовать меня.
– Не знаю, как у особистов, а по нашей части за вами, Игорь Львович, грехов не водится, – с улыбкой произнес Ильин.
– Но есть один грешник, и ему уж точно гореть синим пламенем в аду, – присоединился к нему Маклярский.
– И спустить его туда предлагается мне? – предположил Миклашевский.
Ильин переглянулся с Маклярским и не удержался от похвалы:
– С вами, Игорь Львович, приятно иметь дело, вы все хватаете на лету.
– Думаю, не ошибусь, если скажу, что оно касается предателя Блюменталь-Тамарина. Закономерный итог эгоиста, который любит только самого себя, – заключил Миклашевский.
Маклярский с Ильиным дружно закивали. В своих прогнозах в отношении Миклашевского они не ошиблись. Он оказался настоящей оперативной находкой, понимал все с полуслова и, выслушав предложение Ильина, без колебаний согласился принять участие в операции по ликвидации предателя. Это решение Миклашевский подтвердил в своем рапорте на имя Судоплатова. В нем была всего одна оговорка: «…B случае моей смерти я очень прошу позаботиться о моей семье».
На следующий день Ильин и Маклярский покинули Ленинград и по прибытии в Москву представили Судоплатову доклад о результатах изучения и проверки Миклашевского. Его готовность выполнить задание Сталина у Павла Анатольевича также не вызывала сомнений. Окончательное решение оставалось за наркомом НКВД Лаврентием Берией.
Глава 3
После проливных дождей, заливавших Москву в начале мая, весна наконец пришла в столицу. С юга подули теплые ветры, небо очистилось от свинцовых туч, и под лучами яркого, весеннего солнца природа принялась стремительно наверстывать упущенное. В считаные дни сады и скверы оделись в нежно-зеленый наряд, берега Москвы-реки окутала золотистая пелена распустившейся вербы, а кроны могучих лип загудели от гомона птиц. Молодая трава бинтами-повязками бережно перевязала раны, нанесенные земле бомбежками люфтваффе.
Жизнь, наперекор войне, брала свое. В витринах магазинов и универмагов опять появились щеголеватые манекены с застывшими улыбками на гуттаперчевых лицах. Веселый перезвон трамвайных стрелок, как и прежде, зазвучал на Садовом кольце и Арбате. На улицах и в скверах среди моря цвета хаки все чаще возникали пестрые островки. Это дерзкие модницы, пусть пока робкими стайками, порхали яркими бабочками по улице Горького.
Май 1942 года как на советско-германском фронте, так и в тылу встречали с надеждой, что «несокрушимая и легендарная» Красная армия погонит фашиста в шею с русской земли. Ее питали разгром гитлеровских войск под Москвой зимой 1941–1942 годов, успешная операция по освобождению восточной части Крыма и начавшееся 12 мая мощное наступление частей Юго-Западного фронта. За первые сутки боев ударные группировки под командованием маршала Семена Тимошенко сумели прорвать глубоко эшелонированную оборону 6-й немецкой армии севернее и южнее Харькова и к исходу третьих суток продвинулись из района Волчанска на 25 километров, а из Барвенковского выступа на 25–30 километров вглубь боевых порядков противника. Казалось, еще одно усилие танковых и механизированных частей 57-й армии под командованием генерала Подласа, 38-й армии под командованием генерала Москаленко, и кольцо окружения замкнется вокруг фашистских войск.
Приподнятая атмосфера, царившая в штабе Юго-Западного фронта, бодрые доклады командующего Тимошенко и члена военного совета фронта Никиты Хрущева в Ставку Верховного Главнокомандования, породили излишний оптимизм у Сталина и руководства Генерального штаба. Они уже мыслили о другой, более важной цели – освобождении столицы советской Украины – Киева.
Не столь оптимистично по поводу успехов Юго-Западного фронта были настроены на Лубянке. Внутренняя тревога не покидала наркома НКВД Лаврентия Берию. Основанием для нее служила докладная начальника особого отдела фронта комиссара госбезопасности 3-го ранга Николая Селивановского.
После трудного, с взаимными упреками разговора с Тимошенко и Хрущевым он так и не нашел у них понимания. Его попытки доказать, что планируемое наступление советских войск на Харьков в достаточной степени не обеспечено ни людскими, ни материальными ресурсами и в конечном итоге грозит обернуться катастрофой, они не восприняли. Более того, Хрущев обвинил Селивановского в том, что он раздувает из мухи слона и идет на поводу у своих агентов-дезинформаторов. Эти обвинения, а также близость Тимошенко к Сталину не остановили Селивановского. Не добившись поддержки у своего непосредственного руководителя – начальника Управления особых отделов НКВД СССР Виктора Абакумова, он набрался смелости и направил докладную на имя наркома внутренних дел.
В ней Селивановский, опираясь на оперативные данные, поступившие от зафронтовой агентуры, результаты допросов захваченных в плен немецких солдат и офицеров, а также расчеты начальника оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта полковника Рухле, обосновывал ошибочность решения Тимошенко и Хрущева о наступлении. Более того, ссылаясь на последнюю разведывательную информацию, он выдвинул смелое предположение о том, что наступление советских войск искусно провоцируется гитлеровским командованием с целью нанесения ответного контрудара с далеко идущими последствиями.
Цепкая память Берии вернула его к содержанию докладной Селивановского:
«…Планируемая операция преждевременна. Наступление из Барвенковского выступа опасно. Оттуда вообще следовало бы вывести 57-ю армию. Вокруг выступа немцы за зиму создали глубоко эшелонированную оборону и подтянули к его основанию значительное количество войск, которые в любую минуту могут нанести удар в тыл ударной группировки, парировать такой удар мы не сможем – нет достаточно сильных резервов.
