Полковник советской разведки - Ростовцев Алексей Александрович (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно TXT) 📗
Неожиданному подарку очень обрадовался отдел внешней контрразведки. Еще бы! Получить десятки адресов сотрудников ЦРУ в Штатах и узнать их семейные тайны – такое случается не каждый день. Трошин же пребывал в шоке. Он накричал на «Шустера», попугал его отнюдь не уютной западногерманской тюрьмой и пригрозил прекращением сотрудничества. Агент божился, что впредь будет паинькой. И вот теперь эта ракета!..
Начальник Трошина полковник Пригарин отнесся к выходке «Шустера» спокойно.
– Эка невидаль, – сказал он, рассматривая маркировку ПТУРСа. – У меня в гамбургском порту «Леопард» стоит под мусором. Не знаю, как его незаметно погрузить на наш корабль. Когда ж я все-таки доставлю танк в Ленинград, мой московский куратор получит орден Боевого Красного Знамени, а я – благодарность… Однако ракета действительно новехонькая. Пиши срочную шифровку в Центр. Проси санкцию на пятнадцать тысяч баксов, а я поговорю по ВЧ кое с кем, чтобы тебе сделали в Москве зеленую улицу. Полетишь через полтора часа немецким спецрейсом. Скажи командиру охранного полка, чтобы его солдаты сколотили подходящий ящик.
Пригарин не врал насчет «Леопарда». «Холодная война» была в разгаре, и бывшие союзники крали друг у друга все, что плохо лежало или стояло.
В 16–30 Трошин взмыл в небо на личном самолете лидера гэдээровских коммунистов. Ящик с ПТУРСом стоял рядом. Кроме Михаила в самолете не было никого. Этот самолет гоняли пару раз в неделю порожняком в Москву и обратно, чтобы экипаж не забыл дороги в столицу великого восточного друга.
От Берлина до Москвы два часа лета. Из Внуково Трошина на машине с мигалками за сорок минут домчали на другой конец города в Тушино, где в конструкторском бюро какого-то почтового ящика его уже ждали люди в белых халатах. Ракету бережно положили на стол, а Михаилу предложили удалиться. Он взглянул на часы. Было около половины восьмого вечера. Пока все шло по графику.^ Когда один из белых халатов вышел покурить, Трошин спросил, почему его попросили выйти. А чтоб не мешал. Там есть что-нибудь интересное?
Конечно. Топливо, судя по цвету и структуре, содержит новые компоненты. Очевидно, у этого топлива более высокий импульс горения. Интерес представляют также система наведения ну и еще кое-какие мелочи. Впрочем, мы идем примерно тем же путем, что и противник, и нам было важно узнать сегодня, что путь наш правильный.
В половине девятого Михаил занервничал и постучал в дверь, за которой происходили демонтаж и сборка снаряда.
– Знаете, – сказали ему, – мы сломали одну небольшую деталь. Сейчас в мастерской при КБ изготавливают точно такую же.
– Из нашего материала?
– Обижаете. Из американского. В Греции все есть.
– На последний рейс Аэрофлота я уже опоздал. Боюсь, что опоздаю и на последний рейс Интерфлюга.
– Не бойтесь, потому что, скорее всего так оно и случится.
– Вы с ума сошли! Ракета должна быть в Берлине не позднее двух часов ночи.
– Не стоит так волноваться. Что-нибудь придумаем. В 21–30 улетел в Берлин последний борт Интерфлюга. В эту самую минуту Трошина попросили пройти к машине, ожидавшей у входа в КБ. Ракета уже лежала на заднем сиденье, завернутая в плед «Шустера».
– Мы не стали упаковывать ее, – объяснили Михаилу. – Знаем, что Вам дорога каждая минута.
Дальше все шло, как в хорошо смонтированном боевике: автомобиль, выписывающий сумасшедшие виражи между мрачными корпусами гигантского предприятия, погруженного в сон, трава, полегшая от ветра, поднятого винтами вертолета, какие-то люди в комбинезонах, длинная узкая взлетно-посадочная полоса, врезанная в лесной массив, и ровный гул военного транспортника, уносящего Трошина на запад.
Пригарин встретил его у трапа самолета и отвез в своем «Опеле» в Берлин. В одном из темных переулков они перегрузили ПТУРС в машину «Шустера». В это время часы на башне городской ратуши пробили половину второго.
– У тебя есть еще полчаса, – сказал шеф. – Прощайся с ним, а я подожду за углом.
Трошин протянул «Шустеру» блокнот и ручку.
– Зажги свет в салоне, – попросил он. – А теперь пиши: «Я такой-то, получил от советской разведки пятнадцать тысяч долларов для вручения военнослужащему армии США…» Как его зовут, твоего негра?
– Бенджамин Франклин Китс. Его назвали так в честь какого-то их президента или ученого. Не знаю точно
– Хорош Франклин, нечего сказать! Пиши дальше: «Бенджамину Франклину Китсу за передачу советской разведке образца новой военной техники». Распишись и число поставить не забудь… Пересчитай деньги.
– Я тебе верю, Михаэль.
– Деньги пополам поделите?
– Не думаю, что он отдаст мне половину, но на пять тысяч рассчитываю.
– Сукин ты сын. А я-то думал, что ты работаешь на нас из неприязни к янки.
– Неприязнь неприязнью, а денежки денежками.
– Передай своему черному приятелю, что я желаю ему мягкого электрического стула. А тебе вот что скажу: убирайся к чертовой матери и чтоб глаза мои тебя больше никогда не видели. Я сегодня из-за тебя постарел на десять лет и не хочу, чтобы в случае твоего провала, а ты непременно провалишься, все газеты мира писали бы обо мне как о последнем придурке.
– Не надо истерик, Михаэль. Я понимаю, что у тебя был трудный день, но это не повод для разрыва наших отношений. Я приеду на Рождество. Какое будет следующее задание?
– Никакого! Один хрен, ты все сделаешь по-своему.
Трошин выругался, выскочил из машины, громко хлопнул дверцей и пошел прочь.
Добравшись до своей берлинской квартиры, он выпил стакан водки и ничком плюхнулся на кровать. Однако, спасительный сон не шел к нему. Он поднялся и выпил еще. Потом распахнул окно и выглянул наружу. Все берлинское небо было расцвечено чудесными сполохами фестивального фейерверка. Ракеты, рассыпаясь на тысячи огней, медленно опадали и гасли в лучах занимающейся утренней зари.
Через пару месяцев к очередной праздничной дате Пригарин получил за операцию «Ракета» орден Красной Звезды. Трошину была объявлена благодарность.
Письмо
История, которую я хочу рассказать, началась в середине шестидесятых годов в Германии, а закончилась через десять лет в краях совсем иных.
Я, молодой оперработник разведки, принимал дела у моего сослуживца Жени Чекмарева, завершавшего загранкомандировку. Женя, по-немецки Ойген, был битым-перебитым, прошедшим огонь и медные трубы старшим опером. Мне еще только предстояло стать таким.
Мы сидели друг против друга у открытого окна, вдыхая запах цветущих акаций, потягивая «Колу» и приводя в порядок секретную документацию, которая подлежала передаче. Было жарко, несмотря на то, что между нами гудел, как аэроплан на бреющем полете, огромный старинный вентилятор, взятый в сорок пятом в качестве трофея.
Женя спешил и, поругиваясь, один за другим быстро заполнял бланки постановлений о сдаче в архив «дохлых» разработок. Мне спешить было некуда.
Зазвонил телефон.
– Послушай, чего они там хотят, – попросил Женя, не поднимая головы от бумаг.
Немец, представившийся Якобом, просил соединить его с Ойгеном. Я сказал об этом Жене, прикрыв трубку ладонью.
– Он уже в архиве, – ответил мой коллега. – Пьянь, бесперспективен. Скажи ему, что я умер.
– Как?! – изумился я. – Ведь он может встретить тебя в городе.
– Тем лучше. Сообразит, что с ним не хотят встречаться.
– Должен огорчить вас, – сказал я в трубку, старательно вплетая в свой голос нотки печали. – Ойген скончался сегодня на рассвете.
– Mein Beileid! [6] – горестно завопил «Якоб» после некоторой паузы. – Когда и где похороны?
– Ойген завещал похоронить его на родине.
«Якоб» прокричал еще несколько фраз, содержание которых было чрезвычайно лестным для безвременно покинувшего нас товарища по общей борьбе, и повесил трубку.
Вечером того же дня после трудов праведных и неправедных мы с Ойгеном отправились поужинать в подвальчик «У Марты», который местное население за его мрачноватую тесноватость именовало не иначе, как «Крышкой от гроба». Несмотря на полное отсутствие комфорта, подвальчик пользовался у аборигенов необычайной популярностью. Возможно, причиной тому была жена хозяина – высокая статная красавица Брингфрида, разливавшая пиво и шнапс у стойки.
