Жуков. Портрет на фоне эпохи - Отхмезури Лаша (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Весной 1915 года положение России ухудшилось. Ни на фронте, ни на складах не было снарядов. Поэтому, когда немцы 19 апреля перешли в наступление возле Горлице, на юге Польши, они без труда прорвали русские позиции. Фронт рухнул, словно карточный домик. Русская армия начала «великое отступление» на восток. Были оставлены Галиция, Польша, Литва, Курляндия. Почти миллион солдат и офицеров были убиты, еще миллион с лишним попали в плен. Союзников удивлял не столько масштаб потерь – их собственные были не меньшими, – а та легкость, с которой великий князь Николай Николаевич к ним относился. «Мы счастливы, – заявил он генералу Лагишу, руководителю французской миссии, – принести такие жертвы ради наших союзников» [33]. Жуков совершенно не упоминает об этих потерях, хотя во время Первой мировой войны цифры их широко использовались большевистской пропагандой. Еще бы! Ведь когда он будет одним из высших начальников Красной армии, за первые шесть месяцев войны в 1941 году она потеряет около 5 миллионов солдат и 45 000 офицеров! В два или три раза больше, чем царская армия.
Лето 1915-го в России время хаоса. Дезертиров считают уже на десятки тысяч. Дороги забиты миллионами беженцев: поляков, белорусов, евреев. Альфред Нокс, британский военный представитель при Ставке Верховного главнокомандующего, наблюдал за двигавшимся на восток бесконечным людским потоком; тысячи людей умирали от страшной жары. «Я увидел крестьянин [поляка], стоически управлявшего телегой, на которой лежал труп его жены, а по бокам сидели их дети. Он продолжал поиски католического кладбища» [34]. 22 июля 1915 года пала Варшава, 13-го германцы форсировали Буг и овладели крепостью Брест-Литовск, где нашли огромные запасы тех самых снарядов, которых так не хватало на фронте. Великий князь Николай Николаевич потерял нити управления и находился в состоянии полной подавленности; начальник его Янушкевич был одним из полнейших ничтожеств за всю историю русской армии. Надвигался политический кризис с неизбежными поисками козлов отпущения. Германских агентов видели всюду. В июне 1915 года военный министр Сухомлинов, человек, близкий к царю, был арестован по обвинению в злоупотреблениях и измене и посажен в Петропавловскую крепость. На посту министра его сменил генерал Поливанов – любимец либералов.
Людские потери были так велики, что в июле 1915 года было решено прибегнуть к чрезвычайным мерам. Были отменены отсрочки от призыва по семейным обстоятельствам. В деревнях это вызвало подавленность. До сих пор закон не позволял забирать в армию единственного кормильца в семье. Второй мерой стал досрочный призыв родившихся в 1896 году. Эти новшества спровоцировали бунты на многих призывных пунктах. Женщины перекрывали движение по железным дорогам. Происходили нападения на полицейских; многих линчевали под крики: «Это вы должны идти на фронт!» Неприятие войны основной массой крестьянства показал провал попыток режима подражать западной модели «вооруженной нации». Но, несмотря на сопротивление, 2,9 миллиона молодых людей были взяты в армию и присоединились к 8,7 миллиона, уже носившим военную форму. В их числе оказался и Георгий Константинович Жуков, которому тогда было почти 19 лет и который собирался жениться. В августе 1915 года он получил повестку. «Особого энтузиазма я не испытывал. […] однако считал, что, если возьмут в армию, буду честно драться за Россию» [35].
Глава 2
Драгун на войне и в революции. 1915-1917
7 августа 1915 года Георгий Константинович Жуков, неполных 19 лет от роду, вошел в малоярославскую казарму, чтобы вступить в ряды императорской армии. Обруганный унтер-офицерами, ошеломленный резкой переменой в своей жизни, он всего через несколько дней вместе с несколькими сотнями своих товарищей уже стоял, вытянувшись по стойке «смирно», на плацу. Наголо остриженные, в форме защитного цвета, новобранцы услышали команду «на колени!». Потом, склонив голову, мощным хором они повторяли слова присяги царю – хозяину земли Русской и ее жителей: «…обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору, Самодержцу Всероссийскому… верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности, исполнять…» Молодые крестьяне, не понимая смысла большинства слов, просто повторяли их.
К большому своему удовлетворению Георгий Константинович узнал, что зачислен в кавалерию. «Я всегда восхищался этим романтическим родом войск», – напишет он в своих «Воспоминаниях» [36]. Это единственное проявление какого бы то ни было интереса с его стороны к военному делу до 1915 года. Во всяком случае, примечательно, что пятьдесят лет спустя он не произнесет ни единого дурного слова о роде войск, про который Троцкий говорил: «Конница была самым реакционным рядом войск и дольше всего поддерживала царский режим» [37]. Кавалерийские полки, две трети которых были казачьими, со времени царствования Александра III активно использовались для подавления народных выступлений. Среди кавалерийских офицеров был наибольший процент выходцев из аристократических семей, которые даже простому солдату-кавалеристу умели привить частичку собственного снобизма и чувства превосходства над окружающими. Жуков прослужит в коннице больше двадцати лет, и всю жизнь будет чувствовать духовную связь с этим родом войск.
В 1915 году русская кавалерия была самой многочисленной в мире. На момент начала войны в ней насчитывалось 36 дивизий, то есть почти 240 полков, или более 240 000 сабель. Сравнивая эти цифры с численностью пехоты (всего 114 дивизий), можно даже говорить о гипертрофированном развитии конницы, содержание которой тяжелым бременем ложилось на всю неустойчивую систему военного бюджета. Например, только содержание 5000 лошадей в одной кавалерийской дивизии требовало в четыре-пять раз больше транспортных средств, чем было необходимо пехотной дивизии.
Если Жуков был так влюблен в кавалерию, значит, он умел ездить верхом. Где и когда этому научился, он не сообщает. Это могло быть только в Стрелковке, возможно, на лошади, принадлежавшей его родителям. С момента зачисления в конницу он расстался со своими деревенскими приятелями, зачисленными в 57-ю Калужскую пехотную дивизию; они войдут в состав той самой, формируемой главным образом из крестьян пехтуры, которую, не жалея, будут бросать в пекло боев и царь, и Сталин. 15 августа молодого человека отправили в товарном вагоне в Калугу. «Кругом были люди незнакомые, такие же безусые ребята, как и я. […] Впервые за все время я так сильно почувствовал тоску и одиночество. Кончилась моя юность» [38].
В Калуге Жукова поселили в грязных казармах 189-го резервного пехотного батальона, служившего для подготовки новобранцев для 5-го запасного кавалерийского полка, расположенного в Балаклее, недалеко от Харькова. В этом батальоне он в течение месяца получал базовую подготовку пехотинца: его обучали стрельбе из винтовки и пулемета, метанию гранат, фехтованию на штыках – обычное обучение для драгун, которые были скорее посаженной на коней пехотой, чем конницей, и чаще сражались в пешем, а не в конном строю. Можно ручаться, что занятия по стрелковой подготовке не пугали юного новобранца, который с детства охотился летом и зимой. Всю свою жизнь Жуков любил оружие и собрал богатую коллекцию, изрядно пополнившуюся в 1945 году за счет трофеев, взятых в усадьбах прусских юнкеров.
