Иероглифика Петергофа. Алхимические аллюзии в символике Петергофского садово-паркового ансамбля - Клещевич Ольга (лучшие книги TXT) 📗
Тем не менее, пишет Коллиз, многочисленные мифы и легенды, распространенные в «российской популярной и литературной культуре», полностью обойдены в смелой попытке В. Босса изобразить Я. Брюса в научном свете. Более того, доказательства, базирующиеся на содержании библиотеки Брюса, указывающие на его тягу к тайным наукам, таким как алхимия, канадским исследователем пропущены. Р. Коллиз полагает, что пора пересмотреть взгляд на личность Якова Брюса в таком же ключе, как, например, это сделала Бетти Джо Доббс, изменившая восприятие сэра Исаака Ньютона, показав его интерес к алхимии, герметизму и милленаризму. [49]
Химический эксперимент и экспертиза металлов имели большое значение для Брюса и входили в число его служебных обязанностей. Его должность генерала-фельдцейхмейстера русской артиллерии, например, требовала широких химических познаний в методах, необходимых для приготовления пороха и взрывчатых веществ. Знания аналитики химических процессов были хорошим подспорьем для желающих занять руководящие посты в горнодобывающей промышленности, металлургии и финансовой системе любой крупной европейской державы. В эпоху Брюса, многие из самых известных должностных лиц, занимающие подобные посты, обладали химическими познаниями, основанными на алхимической традиции. Например, в конце XVII в. государственным бергмейстером в Нидерландах был алхимик Гуссен ван Вресвик (1626–1689). В Англии должность начальника министерства минеральных ресурсов в 1709–1710 гг., как отмечалось выше, занимал Моисей Стрингер, а директором Королевского монетного двора в этот период был некто иной, как «алхимический энтузиаст» Исаак Ньютон. В Швеции, должность горного советника между 1689–1702 гг. занимал алхимик Иоганн фон Кункель фон Ловенштерн (1612–1702), в то время как в 1716 г. мистик Эмануэль Сведенборг имел звание Чрезвычайного Эксперта Горного Совета.
Таким образом, президент Берг-коллегии и директор Санкт-Петербургского Монетного двора Яков Брюс, занимал в российской государственной системе те же посты, которые занимали в западной Европе люди, имеющие непосредственное отношение к алхимии. В своей московской резиденции, располагавшейся в Сухаревой башне, Я. Брюс много времени уделял научным экспериментам. Именно здесь Брюс основал первую астрономическую обсерваторию в России, и именно здесь таинственное «Общество Нептуна» якобы практиковало алхимию. Подавляющее большинство легенд, ссылаясь на неустанное стремление Брюса к различным видам магии и алхимии, описывают Сухареву башню как его штаб-квартиру, в подвальной лаборатории которой он без устали работал по ночам. [50]
Самое серьезное свидетельство глубокого интереса Брюса к алхимии, несомненно, можно найти в его личной библиотеке. Она, по содержанию алхимических, герметических и оккультных книг, безусловно, находится на одном уровне с конфискованной впоследствии библиотекой Николая Новикова. Более того, утверждение, что розенкрейцерство и розенкрейцерские тексты были привезены в Россию сотрудником Новикова И. Г. Шварцем в 1770 и 1780-х гг., опровергается характером библиотеки Брюса, которая содержит много работ в розенкрейцеровском духе. [51] Р. Коллиз, ссылаясь на каталог библиотеки Я. Брюса, пишет о 143 алхимических работах, написанных 87-ю авторами, без учета многих других произведений, имеющих отношение к естественной магии, геомантии и астрологии. [52] Следует отметить также большое количество современных ему (и преимущественно немецких) алхимических работ. К ним относятся, например, работы девятнадцати немецких алхимиков, написанных и опубликованных после 1700 г.: Иоганна Михаэля Фауста, Иоганна Кристофа Отто фон Гельвига, Фридриха Цобеля и других. [53]
Вторым деятелем, связанным с реформами Петра I в России и имеющим несомненный интерес к эзотерике, Р. Коллиз называет Феофана Прокоповича (1681–1736). Вот как о роли Прокоповича пишет известный исследователь русской философской мысли проф. А. Ф. Замалеев: «вокруг него (Петра – О. К.) складывается “ученая дружина” – когорта интеллектуалов, поднявшая стяг европеизации России. Во главе ее стояли Феофан Прокопович и Татищев, два крупных мыслителя-прагматика, сыгравших важную роль в сплочении русского ранне-интеллигентского движения». [54]
Вплоть до своей смерти в 1736 г. Прокопович, архиепископ Новгорода, оставался стойким приверженцем наследия Петра, в создании которого он сам играл значительную роль, будучи главным идеологом петровского абсолютизма, воплощенного в «Правде Монаршей Воли» (1722) и в многочисленных панегириках, посвященных величию Императора начиная с Полтавской победы в 1709 и заканчивая его похоронами в 1725 г. [55]
Знакомство Прокоповича с Петром состоялось в 1709 г., в Киеве, во время торжеств по случаю победы русских войск под Полтавой. Царь обратил внимание на Прокоповича во время чтения последним «Похвального слова», и с того времени он постоянно покровительствовал Феофану, а в 1715 г. вызывал его в Петербург для подготовки церковной реформы.
По приезде в 1716 г. в Санкт-Петербург, Прокопович стал основным двигателем программы радикальной духовной реформы. Это проявилось с публикацией «Духовного регламента» или «Устава» (1721), сопровождающаяся учреждением Священного Синода в Санкт-Петербурге, где Прокопович был назначен Вице-президентом. Впредь, на всех церковных службах имя Патриарха было заменено упоминанием Священного Синода, вошедшего в новую систему государственных коллегий, представляющих новую правительственную иерархию. Эта духовная реформа шла рука об руку с образовательной реформой, как это было обрисовано в общих чертах в самом Регламенте, который провозглашал: «учение доброе и основательное есть всякои ползы, как отечества, так и церкве, аки корень и семя и основание». [56]
Прокопович был последовательным защитником всеобщего образования. Он не видел никакого противоречия между научными исследованиями и религиозной верой. Фактически, в «Регламенте» он активно поощряет духовное просвещение через науку. Прокопович играл активную роль в организации Санкт-Петербургской Академии наук, и с ее первых дней поддерживал ее ученых. [57] До прибытия в Санкт-Петербург, Прокопович был профессором в Киевской Академии, где в 1704 г. читал курсы богословия, риторики, поэтики и философии (которая включала в себя логику, естественную философию, математику и этику). [58] Сохранившиеся рукописи его лекций 1707–1709 гг., изданные в Киеве в 1979–1981 гг., показывают человека, который со знанием дела говорил и писал о последних достижениях во всех областях естественной философии, включая алхимию. [59]
Прокопович посвящает три страницы своей «Естественной Философии» предмету алхимии, ее истории и высказываясь положительно по поводу ее практики и целей. Во вводном параграфе описания алхимии Прокопович заявляет, что «нет необходимости возражать против факта, что искусство может обладать силой природы, и поэтому я считаю, что оно не может быть отделено от природы». [60] Он признает, что алхимики, несмотря на «большое постоянство и замечательное упорство» не получили, вплоть до сего дня, настоящее золота, [61] однако допускает, что неудача алхимиков в прошлом не отрицает возможности того, что они справятся со своей задачей в будущем.
В трактате «Естественная Философия» Ф. Прокопович показывает достойные эксперта знания в практической и теоретической областях процесса химического разделения элементов и подробно описывает их качества. Эта часть работы основывается в большой степени на исследованиях Даниэля Сеннерта (1572–1637). «Даниэль Сеннерт, – писал Прокопович, описывая ртуть, – называет её божественной жидкостью или духом, который с только большим усилием можно отделить от превосходной серы и очень редкой соли». [62]
