А. А. Прокоп (СИ) - Прокофьев Андрей Александрович (бесплатная регистрация книга TXT) 📗
— Нет, ты не любишь родину! Я знаю, что не любишь, потому и разговор у нас такой.
— За что её любить? Нет, ты мне скажи, за какие такие достижения. Что она мне дала хорошего? — страстно не уступая Степану в громкости кричал Николай.
— Родина — одна! Понимаешь ты это, или нет? Одна — она! Какая бы не была — но она одна! Ты, что плохо живешь. Денег у тебя не хватает. Всё остальное тоже есть, так, кого хера вам надо! — наступал Степан, в очередной раз, теряя свои очки с положенного им места.
— А ты сам? Не очень что-то у тебя с материальным положением, а все рвёшь задницу на британский флаг за родину! — бил своими аргументами Николай.
— Чтобы родину любить ничего не нужно. Можно хоть бомжом быть.
Степан покраснел от напряжения. Жадно схватил стакан с выпивкой. На пороге комнаты появился Креазотный, но Степан, не обратив на него внимания, продолжил изливать наболевшее.
— Ничего у вас нет. Родины — нет! Врагов — нет! Всё хорошо, только тогда, когда деньги в карманах размножаются.
— А что в принципе в этом плохого — вмешался в разговор Сергей, который был самым уважаемым по статусу в этой компании, так как преподавал в местном университете.
Был он человеком либеральных взглядов, но имея спокойный характер и завидную выдержку, редко повышал голос, вступая в эмоциональные споры, которые так любил Степан.
— Плохого ничего, только не всё одними деньгами измеряется, а родина тем более — ответил Степан.
Креазотный по-прежнему стоял в проеме, лупал глазами и ждал, когда ему удастся вставить своё слово.
— Возьми стул в маленькой комнате, что стоишь — не выдержал Степан, обратившись к Креазотному.
— Степан там мужик какой-то, о тебе спрашивал — наконец-то дождавшись своей очереди, вымолвил Креазотный.
— Какой ещё мужик? — удивился Степан.
— Обычный, в джинсах водолазке. Примерно нашего возраста — пояснил Креазотный.
— А что он про меня спрашивал?
— Спросил: где Степан живет, высокий такой, светловолосый. Я конечно не сказал. Он ещё усмехнулся странно, может гопник какой?
Степан старательно пытался соображать, кто и зачем им интересуется. Затем решил просто плюнуть на это дело, но в это же время зазвонил телефон у Павла. Лицо Павла менялось, от степени радостного опьянения, до полной серьёзности, по мере выслушивания собеседника.
— Понял тебя — совсем уж мрачно произнёс Павел, снял свои очки, протер их платочком, вынутым из заднего кармана джинсов.
— Плохи дела — произнёс Павел и при этом акцентировано посмотрел на Степана. Степан сразу понял, что это плохо касается, в первую очередь его.
— Что случилось? — спросил Степан.
— Выдыш звонил — произнёс Павел.
— Это ещё кто? — спросил Борис, но ему никто не ответил.
Степан открыл рот, чтобы задать следующий вопрос. Только Павел опередил его, сказав суть случившегося.
— Деда Прохора, кто-то сегодня застрелил прямо в собственном доме.
— Это как? — Степан мгновенно побледнел.
— Не знаю, Выдыш сейчас сказал.
— Кто это такой? — вновь напомнил о себе Борис.
Он был уже сильно пьян. Плохо или, что точнее, совсем не соображал, о чём здесь и сейчас идёт речь.
— Давай включай казачьи песни — закричал Борис.
— Да подожди ты Боря, не до этого сейчас — пробурчал Степан, наливая себе спиртного.
— Здравствуйте господа. Всем хорошего настроения.
Никто из присутствующих не заметил, как в комнате появился незнакомый мужчина, которого совсем недавно и довольно точно описал Креазотный. Сам же Креазотный увидев недавнего собеседника, сидел с открытым ртом и смотрел на Степана, ожидая какой-то реакции от того.
— Здрасти — произнёс Степан.
— Моя фамилия Резников Семен Петрович. Давно хотел познакомиться с вами лично.
Резников протянул руку Степану, тот ответил взаимностью.
— Степан Емельянов — просто произнёс Степан.
— Собственно, я друг Павла Выдыша. Он хотел приехать, но видимо не смог.
Резников говорил и держался совершенно уверенно. Можно сказать, что даже нагло. Не ожидая столь странного развития событий вся компания, как-то притихла. Было очень хорошо слышно музыку, которая звучала из кухни, в дополнение к ней или ещё сильнее раздавался храп тощего гостя, который к этому времени уже успел основательно набраться.
— Павел, вот только что говорил о том, что звонил Выдыш и сказал, что убит дед, Прохор — произнёс Степан.
Ему в первую очередь хотелось разрушить возникшую паузу, а во вторых, он от чего-то уже был уверен, что если Резников знает Выдыша, то он должен знать и деда Прохора.
— Вот в чём дело. Неприятно, тем более ты Степан, да и Выдыш сегодня виделись с дедом.
— Какое сегодня — я четыре часа назад ещё был в Яровом. Дед хотя и был пьян, но при этом, он был живее всех живых.
— Странно, но чем чёрт не шутит.
Павел один из всех очень внимательно слушал разговор Резникова со Степаном. Остальные продолжали оставаться в состояние аморфной задумчивости, видя что, по всей видимости, на сегодня веселье закончилось.
— Пить будешь? — предложил Степан Резникову.
— Наливай, не откажусь — ответил тот.
Степан с неприязнью осмотрел обстановку собственной комнаты. От чего-то ему сильно захотелось выгнать всех своих гостей, куда подальше, чтобы остался лишь один Резников, ну ещё может Павел, который задумчиво молчал и кажется, сумел достаточно отрезветь в течении тех минут, что здесь находился Резников.
Резников видя, что обстановка в комнате очевидно разладилась, решил взять процесс в свои руки.
— Что мужики притихли. Нет повода для грусти. Конечно, случились некоторые обстоятельства, но это, ей богу, не повод предаваться унынию, когда на столе такое количество спиртного, и к тому же ещё не спета ни одна казачья песня.
Резников при этом подмигнул засыпающему Борису. Тот мгновенно приобрел второе дыхание и тут же закричал, пытаясь подняться с дивана.
— Давай включай! Кто не хочет, потерпит.
Степан быстро нашёл в вездесущем поисковике необходимые для душевного оранья песни, и через несколько секунд большие чёрные колонки загремели приятными голосами поющих:
«Любо братцы любо.
Любо братцы жить.
С нашим атаманом
Не приходится тужить».
Резников подпевал громче всех. Получалось это у него превосходно и очевидно, что от всей души. Он испытывал прилив неподдельного наслаждения.
«А вторая пуля, а вторая пуля» — четко попадая в каждую ноту, пел Резников.
Степан с Борисом пели, как могли. Остальные не зная слов, мычали, пытаясь вторить поющим, но, к огромному сожалению, только портили этим столь драгоценную песню.
Николай уткнулся в стакан. Креазотный сначала старался выть в унисон. Затем произнёс вслух, то ли самому себе, то ли остальным.
— Это не моё — и, насупившись, замолчал.
Песня окончилась. Борис хотел ещё, но Резников остановил его.
— Хватит пока. Мы же здесь не одни, нужно уважать и других.
— Душа поёт, от своего родного русского — произнёс Степан, закурив сигарету.
— Казаки не считали себя русскими — пробурчал Николай, очнувшись от настигшей его легкой дремоты.
— Казаки — не русские? Да они верой и правдой за царя — за отечество — закричал Степан и при этом чуть не свалился со стула.
— Я имел в виду, что многие из них сами считали, что они отдельная нация — дополнил свои слова Николай.
— Мало ли чего там говорили, и откуда ты вообще это можешь знать — злился Степан.
— Тихо, тихо. Были такие речи и не раз, но сути это не меняет. Казаки хотели быть казаками. Это — их беда, от того, что были они всё же русскими — произнёс Резников.
Авторитет его слов почувствовался сразу, и Степан не стал спорить, хотя ему показалось, что Резников больше поддержал Николая, чем его.
