Капитализм и шизофрения. Книга 2. Тысяча плато - Делез Жиль (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
Вот что называется «абсолютным» — абсолютное не выражает ничего трансцендентного или недифференцированного; оно не выражает даже количества, которое превысило любое данное (относительное) количество. Оно выражает только тип движения, качественно отличного от относительного движения. Движение абсолютно, когда, независимо от его количества и скорости, оно соотносит «некое» Тело, рассматриваемое как множественное, с гладким пространством, которое оно занимает на манер вихря. Движение является относительным, каковы бы ни были его количество и скорость, когда оно соотносит Тело, рассматриваемое как Одно, с рифленым пространством, в котором оно перемещается и которое оно измеряет, следуя прямым линиям, по крайней мере виртуальным. Д негативна или относительна (однако уже действенна) каждый раз, когда она действует согласно этому второму случаю и действует либо благодаря главным ретерриторизациям, стопорящим линии ускользания, либо благодаря вторичным ретерриторизациям, которые сегментируют такие линии и стремятся изогнуть их. Д абсолютна, согласно первому случаю, каждый раз, когда она содействует творению новой земли, то есть каждый раз, когда она соединяет линии ускользания, возвышает их до мощи абстрактной витальной линии или расчерчивает план консистенции. Итак, все запутывает именно то обстоятельство, что такая абсолютная Д с необходимостью продолжается благодаря относительной Д, ибо она не является трансцендентной. И наоборот, относительная, или негативная, Д сама нуждается в чем-то абсолютном, дабы проводить собственное действие — она превращает абсолютное в нечто «объединяющее», нечто тотализирующее, которое сверхкодирует землю, а затем сопрягает линии ускользания, дабы остановить, уничтожать их — вместо того, чтобы соединять их, чтобы творить (именно в этом смысле мы противопоставили конъюнкцию и коннекцию, хотя часто трактовали их как синонимы с весьма общей точки зрения). Таким образом, есть ограничительный абсолют, уже действующий в собственно негативной или даже относительной, Д. И, главным образом, именно в этом поворотном пункте линии ускользания не только перегорожены или сегментированы, но и превращаются в линии разрушения или смерти. Ибо ставками здесь действительно являются негативное и позитивное в абсолютном — земля опоясанная, заключенная, сверхкодированная, объединенная как объект смертельной и самоубийственной организации, окружающей ее со всех сторон, или же земля, консолидированная, соединенная с Космосом, привнесенная в Космос, следуя линиям творения, пересекающим ее как множество становлений (выражение Ницше: «Пусть земля станет легкой…»). Итак, существует, по крайней мере, четыре формы Д, которые противостоят друг другу и комбинируются друг с другом, и нужно отличать одну от другой, следуя конкретным правилам.
А
Абстрактные машины (диаграмма и филум)
В первом смысле нет никакой абстрактной машины, или абстрактных машин, которые были бы наподобие платоновских Идей — трансцендентными, универсальными, вечными. Абстрактные машины работают внутри конкретных сборок: они определяются четвертым аспектом сборок — другими словами, кромками декодирования и детерриторизации. Они прочерчивают эти кромки; а также они открывают территориальную сборку на чем-то ином, на сборках другого типа, на молекулярном, на космическом, и конституируют становления. Итак, они всегда сингулярны и имманентны. Вопреки тому, что происходит в стратах, а также в сборках, рассматриваемых в других своих аспектах, абстрактные машины игнорируют формы и субстанции. Именно это делает их абстрактными, а также определяет концепт машины в строгом смысле. Они превосходят любую механику. Они противоположны абстрактному в его обычном смысле. Абстрактные машины состоят из неоформленных материй и неформальных функций. Каждая абстрактная машина — это консолидированная совокупность материй-функций (филум и диаграмма). Это ясно видно на технологическом «плане» — такой план не конституирован просто из сформированных субстанций, алюминия, пластмассы, электрического провода и т. д., ни из организующих форм, программы, прототипа и т. д., но он составлен из всех неоформленных материй, представляющих только степени интенсивности (сопротивление, проводимость, нагревание, протяжение, ускорение или замедление, индукция, трансдукция…), и из диаграмматических функций, представляющих только дифференциальные уравнения или, шире, «тензоры». Конечно же в пределах измерений сборки абстрактная машина, или абстрактные машины, выполняются в формах и субстанциях с варьируемыми состояниями свободы. Но абстрактная машина должна сначала скомпоновать себя и, одновременно, скомпоновать план консистенции. Абстрактное, сингулярное и творческое, здесь и теперь, реальное, к тому же неконкретное, актуальное, к тому же неисполненное — вот почему абстрактные машины датированы и именованы (абстрактная машина Эйнштейна, абстрактная машина Веберна, но также машины Галилео, Баха или Бетховена и т. д.). Не то чтобы они отсылали к личностям или к совершающимся моментам; напротив, именно имена и даты отсылают как раз к сингулярностям машин и к тому, что они совершают.
Но если абстрактные машины игнорируют форму и субстанцию, то что же имеет место для другого определения страт или даже сборок — содержания и выражения? В каком-то смысле можно сказать, что такое различие уже не годится для абстрактной машины и именно потому, что у нее больше нет форм и субстанций, обуславливающих различие. План консистенции — это план непрерывной вариации, каждая абстрактная машина может рассматриваться как «плато» вариации, размещающее в непрерывности переменные таких содержания и выражения. Итак, содержание и выражение достигают своего самого высокого уровня относительности, становясь «функтивами одной и той же функции», или материалами отдельной материи. Но в другом смысле мы говорим, что различие существует и даже воссоздается в состоянии черт — есть черты содержания (неоформленные материи или интенсивности) и черты выражения (неформальные функции или тензоры). Различие полностью смещается, или даже обновляется, ибо оно теперь касается кромок детерриторизации. Действительно, абсолютная детерриторизация подразумевает «детерриторизующее» и «детерриторизованное», одно из которых в каждом случае располагается в выражении, а другое в содержании, или наоборот, но всегда так, чтобы передавать относительное различие между этими двумя элементами. Так что непрерывная вариация с необходимостью затрагивает и содержание, и выражение целиком, но тем не менее сама распределяет обе асимметричные роли как элементы одного и того же становления, или как кванты одного и того же потока. Отсюда невозможность определить непрерывную вариацию, которая не вбирала бы, одновременно, содержание и выражение, делая их неразличимыми, но при этом продолжаясь благодаря либо тому, либо другому, дабы определить оба подвижных и относительных полюса того, что становится неразличимым. Потому мы должны сразу определить как черты, или интенсивности, содержания, так и черты, или тензоры, выражения (неопределенный артикль, имя собственное, инфинитив и дата), которые сменяются, увлекают друг друга по очереди на плане консистенции. Дело в том, что неоформленная материя, филум, — это не мертвая, грубая, однородная материя, а материя-движение, несущая сингулярности или этовости, качества и даже действия (странствующие технологические линии); а также неформальная функция, диаграмма, является не невыразительным метаязыком, лишенным синтаксиса, а выразительностью-движением, всегда несущем иностранный язык в своем языке, нелингвистические категории в своем языке (номадические поэтические линии). Значит мы пишем в одной и той же реальности неоформленной материи, тогда как такая материя пересекает и расширяет весь неформальный язык целиком: становление-животным подобно мышке Кафки, крысам Гофмансталя, телятам Морица? Революционная машина, тем более являющаяся абстрактной, что сама является реальной. Режим, который уже не проходит ни через означающее, ни через субъективное.
