История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 1 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович (онлайн книга без TXT) 📗
фамилии). Он был сыном деревенского священника «в нижегородских
пределах»; там он и родился около 1620 г. Из-за своего горячего
нрава он не раз терпел дурное обращение и от светских, и от
духовных (белого духовенства), которым не нравилась
проповедуемая им строгость нравов и его вмешательство в издавна
установившиеся обычаи ленивого попустительства.
В 1652 г. умер патриарх Иосиф; на смену ему пришел Никон,
архиепископ Новгородский. Он был другом реформаторов и
сторонников обновления. Став патриархом, он решил еще
основательнее пересмотреть книги и обряды, но вместо того, чтобы
ограничиться древнерусскими образцами, обратился назад, к
греческим. Новый пересмотр повлек за собой публикацию новых
текстов, соответствующих греческим, а в тех случаях, когда русские
обычаи отличались от греческих, – и некоторое изменение обрядов.
Это, в частности, коснулось обычного для русских двуперстного
крестного знамения и двукратного возглашения «Аллелуйи»
(«Аллелуйя, Аллелуйя, слава тебе, Господи»), в отличие от
греческого трехперстного креста и троекратного возглашения. Вот
такие с виду незначительные вещи и привели к расколу. Аввакум и
его друзья отказались принять их и объявили Никона еретиком и
орудием сатаны. Главная причина их бунта была в том, что они
рассматривали обычаи русской православной церкви, ее догмы и
обряды, как единое целое, в котором не может быть изменена ни
единая буква. Греки в этом смысле не были для них авторитетом –
Россия была единственной твердыней веры, и нечего ей было учиться
у нации, чье православие давно уже подпорчено возней с еретиками,
к тому же эта нация покорилась неверным. Никон, который был тогда
фактическим самодержцем, твердо стоял на своем, и Аввакум и его
товарищи были отправлены в ссылку. Аввакума отправили в Сибирь,
где он получил приказ присоединиться к экспедиционному отряду
Пашкова, которому поручено было завоевать Даурию (теперешнее
Забайкалье). Пашков был храбрый «строитель империи», но терпеть
не мог всякой религиозной чепухи. Он обращался с Аввакумом грубо
и жестоко.
Девять лет Аввакум пробыл в Сибири, где его перегоняли с места
на место и всячески преследовали. В 1664 г. его привезли обратно в
Москву, где за время его отсутствия произошли немалые изменения.
Никон пал, и синод собирался судить обоих, Никона и Аввакума.
Царь был склонен к уступкам. Но Аввакум был против каких бы то
ни было компромиссов, и Алексей был вынужден подчиниться
руководству греческой партии. Синод 1666–1667 г. осудил
аввакумовы ритуальные догматы, и таким образом раскол стал
окончательным: отныне консерваторы стали раскольниками. Сам
Аввакум был пострижен в монахи и сослан в Пустозерск, напротив
Новой Земли.
В ссылке он стал еще более выдающимся, активным и опасным
вождем раскольников, чем прежде. Тут он написал свое знаменитое
Житие и сильнейшие послания к друзьям, в которых призывал не
изменять старой вере, не покоряться преследователям и искать
мученичества. По-видимому, и сам он, написав неистовое письмо
молодому царю Федору, добивался для себя того же. И час
мученичества наступил: Аввакум был сожжен на костре в апреле
1681 г. вместе со своими вернейшими и преданнейшими друзьями,
монахом Епифанием и священником Лазарем.
Произведения Аввакума немногочисленны. Состоят они из
Жития, им самим написанного (1672–1673) и двух десятков
посланий, увещевательных и утешительных к друзьям, бранных и
оскорбительных к врагам; все написаны в последние годы в
Пустозерске. Замечателен Аввакум прежде всего своим языком,
который является первой попыткой использования разговорного
русского языка в литературных целях. Хотя мы ничего не знаем о его
устных проповедях, весьма вероятно, что именно из этих устных
проповедей и выросли его писанные труды. Его литературная
деятельность отмечена оригинальностью и отвагой, и никакая ее
оценка не может быть слишком высокой, а то, что он сделал с
русским языком, ставит его в первый ряд русских писателей; ни
одинеще не превзошел его в силе и аромате, в искусстве призвать все
выразительные средства каждодневного разговорного языка для
создания максимального литературного эффекта. Сила и свежесть его
повседневной речи еще усиливаются тем, что параллельно он
пользуется церковно-славянским; пользуется он им только для цитат
и ссылок на священные книги, и священные тексты сверкают как
твердые и прочные драгоценные камни в живой и гибкой ткани его
непринужденного разговорного языка. Аввакум – великий художник
слова, и каждому русскому писателю есть чему у него поучиться.
Но Аввакум замечателен не только как мастер выразительного
слова. Он пламенный и твердый боец, настоящий враг и настоящий
друг. В его писаниях презрение и негодование идут вперемешку с
горячей мужественной нежностью, в которой нет и тени
сентиментальности: он не желает для лучших своих учеников лучшей
судьбы, нежели мученическая смерть. Стиль его то и дело
сдабривается восхитительным юмором, происходящим от того
христианского юмора по собственному адресу, который так близок к
смирению; острый, жестокий сарказм по адресу врагов всегда
недалек от улыбающегося сострадания к мучителям, которые не
ведают, что творят.
Шедевр Аввакума – его Житие, в котором он рассказывает о своей
борьбе за правду и о своих мучениях от рук Пашкова и церковных иерархов.
На английский язык Житие было великолепно переведено мисс Джейн Э.
Харрисон и мисс Хоуп Мирлиз, и эти переводы следует прочесть каждому,
кто интересуется Россией и литературой. Попробую привести здесь
несколько мест из его посланий. Я в своем переводе пытаюсь, хоть и
несовершенно, передать эффект от смеси библейского языка с простым в
оригинале. Первый отрывок – из знаменитого послания, где он призывает
своих последователей не уклоняться от мученичества.
А хотя и бить станут или жечь, ино и слава Господу Богу о сем.
Достоин бо есть делатель мзды своея, на се бо изыдохом из чрева
матери своея. На что лутче сего? С мученики в чин, со апостолы в
полк, со святители в лик, победный венец сообщник Христу, святей
Троице престол предстоя со ангелы и архангелы и со всеми
бесплотными, с предивными роды вчинен! А в огне том здесь не
большее время потерпеть, аки оком мигнуть, так душа и выступит!
Разве тебе не разумено? Боишися пещи той? Дерзай, плюнь на нея,
небось! До пещи той страх-от, а егда в нея вошел, тогда и забыл
вся. Егда же загорится, а ты и увидишь Христа и ангельския силы с
ним: емлют души те от телес, да и приносят ко Христу, а он,
надежда, благословляет и силу ей подает божественную, не уже к
тому бывает тяшка, но яко воспренна, туды же со ангелы летает,
равно яко птичка попорхивает. Рада, из темницы той вылетела!
Сладка веть смерть та за Христа-света. Я бы умер, да и опять
бы ожил, да и паки бы умер по Христе, Бозе нашем. Сладок веть
Исус-от. В каноне пишет «Исусе сладкий, Исусе пресладкий, Исусе
многомилостиве», да и много тово. «Исусе пресладкий», «Исусе
сладкий», а нет тово, чтоб горький. Ну, государыня, пойди же ты
со сладким Исусом в огонь, подле нево и тебе сладко будет. Да
помнишь ли три отроки в пещи огненней в Вавилоне? Навходоносор
глядит – ано сын Божий четвертой с ними! В пещи гуляют отроки,
сам-четверг с Богом. Небось, не покинет и вас сын Божий.
