Обретение - Кислюк Лев (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗
начальник Юго-восточного горно-химического комбината Борис Николаевич Чирков. Чирков
– первый директор комбината, и, по сути, создатель отрасли по добыче и обогащению
радиоактивных материалов. Я до сих пор удивляюсь, что наши историки кого угодно
возводят в ранг создателей, кроме истинных. А человек он был непростой, с богатым
прошлым. Во время войны командовал дивизией. На комбинат пришел уже в звании
генерала. Время было такое, что аккуратность считалась признаком буржуазного
происхождения. Бриться каждый день и надевать ежедневно свежую рубашку было “не
престижно”. Но Борис Николаевич был всегда свежевыбрит, его костюм свежевыглажен. Это
производило неизгладимое впечатление на нас, молодых.
В жизни мне крупно повезло встретить и работать с тремя, с моей точки зрения,
великими руководителями и созидателями. Что самое интересное – они были чем-то похожи
друг на друга. Первым был Борис Николаевич Чирков. Вторым - Шараф Рашидович Рашидов
– первый секретарь ЦК компартии Узбекистана, благодаря которому отсталый
колониальный региона СССР, каким являлся до него Узбекистан, сделал колоссальный
рывок в развитии промышленности, мелиорации, сельского хозяйства и горно-
обогатительной индустрии. Сам же Шараф Рашидович был человеком очень скромным в
быту и личной жизни, совершенно равнодушным к богатству. Он происходил из таджикской
семьи. Обычно таджики люди не очень рослые, но Шараф Рашидович был высок и строен.
Одевался по-европейски. Говорил не много, но всегда по существу, веско, четко. Считаю, что
память о нем очернили люди, преследующие сиюминутные, конъюнктурные цели.
Третьим великим организатором, с которым я проработал более двадцати лет, из
которых пятнадцать лет ежедневных контактов – Виктор Николаевич Поляков, первый
генеральный директор “АВТОВАЗа”. Больше всего, при первом знакомстве, меня поразило
то, что при высоком, почти два метра росте, у него были очень голубые, очень умные и
молодые-молодые глаза. Впрочем, такие глаза у него и сегодня.
Но продолжу рассказ о первой, судьбоносной для меня, встрече с Чирковым. Он
вызвал меня к двадцати трем часам – таков был стиль работы в то время. Ровно в двадцать
три ноль-ноль помощник Чиркова пригласил меня в кабинет генерала.
30
– “Ни пуха, ни пера”, – пожелал мне помощник.
Я был впервые в таком кабинете, по площади он занимал 60-70 метров квадратных. В
конце кабинета стоял большой стол. Настольная лампа освещала рабочую часть стола, в
остальном кабинет был освещен плохо, и это придавало еще большую таинственность
ночному вызову. В стороне от рабочего стола генерала стоял длинный стол для проведения
совещаний. Борис Николаевич указал рукой на ближайший стул: “Садись!”. Я не чувствовал
за собой никакой вины, но мандраж был, и сам факт вызова невольно заставлял нервничать.
Прошло двадцать, тридцать минут, ничто не нарушало тишину, был лишь один звонок по
телефону с гербом на диске. Я начал ерзать на стуле, пытаясь привлечь внимание генерала,
но напрасно. На столе заметил папку с моим личным делом.
Наконец, отложив в сторону бумаги, с которыми он работал, Чирков поднял голову,
посмотрел на меня:
– Сколько времени ты работаешь на комбинате?
– Четыре месяца и два дня.
– Так не пойдет, давай, рассказывай подробно, кто ты и что ты?
Собственно, подробно мне не о чем было рассказывать. Я рассказал, как поступил и
окончил институт, как начал работать и кем, и то, что месяц был на металлозаводе в Беговате
- учился варить сталь. Он расспросил о родителях, где они и что делают. Меня хватило на все
про всё минут на пятнадцать. Выслушав мои ответы, Борис Николаевич сказал:
– С завтрашнего дня ты – начальник литейного цеха, вот я подписываю приказ,
смотри, не подведи меня. Если что-то очень сложное, ответственное, то звони в любое
время. Я тебе доверяю.
Конечно, получив такую установку, можно было разделить ответственность за
принятие любого решения с директором. Но за все годы работы я ни разу не позвонил, а
решал все без его участия. И этим горжусь.
На другой день я уже принимал цех со всем трудовым коллективом, кучей
оборудования и большим количеством материалов. Сразу же, буквально через несколько
дней, встал вопрос о вводе в строй сталеплавильной печи. Конечно, тот месяц, что я был в
Беговате, помог мне в этом, но масса вопросов, которая на меня навалилась, мне была
незнакома, и я, как мог, начал их разгребать.
Вообще, только по молодости и при наличии элементов авантюризма можно было
браться за все это, мозги в данном случае не сработали. Говорят же, “нахальство – второе
счастье”. В жизни я совершенно не нахален и не приемлю со стороны других это качество. В
работе же, как потом много раз выяснялось, у меня не было никаких тормозов, и поэтому, я
думаю, все получалось.
Сразу же встали вопросы: заказать разные виды и сорта кирпича, целый перечень
ферросплавов. Нужен был песок, и не просто песок, а пригодный к употреблению в
литейном производстве, глина, различные сорта чугуна в чушках, крахмал, патока и еще
сотня, а то и больше материалов. Нужно было спроектировать всяческий инструмент и
оборудование. Рук не хватало, кое-что я делал сам иногда успешно, а иногда ....
Например. Я спроектировал ковш для ручной разливки чугуна, а когда изготовили, то
два человека его не смогли поднять. Дров, конечно, я наломал огромное количество. Браться
за все это можно было только при полном отсутствии здравого смысла, и, как сейчас я
понимаю, у меня его, действительно, не было. Но школа эта оказалась потрясающая.
В цехе был специалист по производству чугуна, старший мастер Липовской
Александр Семенович. Он прекрасно владел формовкой, изготовлением стержней, но слабее
выплавкой чугуна. Ему было примерно сорок лет, сам из из парттысячников – людей,
которых выдвинула партия из рабочих в руководители среднего звена. Грамоты Липовской
был небольшой, культуры – никакой, но к работе относился очень добросовестно.
31
В тридцатые годы Орджоникидзе, будучи наркомом, подарил многим выдвиженцам
суконные костюмы. Такой костюм был у Александра Семеновича, и он им очень гордился. К
нему все относились очень хорошо, с юмором. Он сам создавал непроизвольно смешные
моменты. Некоторые его выражения не только у нас на заводе, но и в комбинате стали
крылатыми. Например, на собрании коллектива чугунолитейного участка критиковал своих
соратников словами: “Вы что из себя жекельменов строите, обаглели, бросьте эти репики”.
Одно время я коллекционировал эти выражения, но в переездах где-то утерял блокнот с
записями, и очень жалею об этом.
Вообще, Липовской был очень колоритной фигурой, трудяга, его все уважали,
несмотря на неордирнарность. А под его началом работали так называемые “предатели”,
которых родная страна унижала и оскорбляла. Липовской это понимал, но он умел находить с
ними правильный тон отношений.
Александр Семенович любил свою семью – у него была жена и двое детей. Жену он
патологически боялся, она была крикливой и невыдержанной женщиной. Мы, без зла, ради
шутки, этим пользовались. Например, сидим в ресторанчике, обмываем очередную премию,
и кто-то вдруг говорит:
– Семеныч, жена идет.
Он моментально исчезал под столом. Потом, конечно, перед ним извинялись,
говорили, что ошиблись и наливали лишнюю рюмку.
Люди работали не за страх , а за совесть. По чугунолитейному производству дела
пошли нормально, и мы уже обеспечивали запасными частями оборудование,
задействованное на рудниках и обогатительных фабриках. У нас был построен большой
