Легенда о Сигурде и Гудрун - Толкин Джон Рональд Руэл (серия книг .txt) 📗

Упрямство и консерватизм Севера между тем возможно измерить не только усилиями, затраченными такими великими деятелями, как Олавы, но и с помощью свидетельств более мелких: так, например, руны, столь тесно (пусть и по чистой случайности) связанные с языческими традициями, сохранились и после того, как Север выучился писать латиницей. Так произошло главным образом в Швеции, но по всей Скандинавии рунами продолжали пользоваться (причем традиция не прерывалась — воскрешать ее не понадобилось) для таких целей, как надписи на надгробиях, вплоть до XVI века.

Тем не менее после 1050 года, и со всей определенностью — после 1100, стихосложение на основе языческой традиции в старой Скандинавии свой век отжило — и вымерло. Имеется в виду скальдическая поэзия на любые темы, равно как и мифологические песни, поскольку скальдический стих и язык напрямую зависели от знания этих мифов как автором, так и читателем, причем оба традиционно принадлежали к так называемой аристократии: к знати, королям и придворным (в контексте Севера).

В Исландии она просуществовала какое-то время. Там перемена (приблизительно на рубеже первого тысячелетия) прошла куда более мирно и без особой озлобленности (не исключено, что вследствие удаленности и колонизации). На самом деле, поэзия в Исландии до поры стала выгодной отраслью, работающей на экспорт; и только в Исландии стихи когда-либо собирались или записывались. Но древнее знание быстро приходило в упадок. Филологи и антикварии снова стали коллекционировать обрывочные, разрозненные фрагменты — в ходе возрождения XII–XIII веков. Возможно, правильнее было бы говорить не о возрождении силами антиквариев, но о милосердных похоронах. Это новообретенное благоговение заставляло соединять обрывки воедино, не вполне их понимая: на самом деле нам зачастую кажется, что даже мы понимаем их лучше. Безусловно, древняя религия и сопутствующая мифология как связное целое или нечто вроде «системы» (если таковая там и была, что, с определенными оговорками, вполне возможно) не сохранились вовсе и, со всей определенностью, не были доступны великому автору-прозаику, специалисту по метрике, антикварию и безжалостному политику Снорри Стурлусону в XIII веке. Сколь многое ныне потеряно, возможно оценить, ежели задуматься, как мало мы знаем даже об основных деталях исключительно важных храмов и их «культах» и жреческой организации в Швеции либо в Норвегии.

«Младшая Эдда», или «Прозаическая Эдда», Снорри Стурлусона — это благоговейно составленная подборка фрагментов, пособие для понимания и написания стихов, требующих знания мифологии во времена, когда из противостояния религий родилась незлобивая, неизменно терпимая, ироничная ученость.

После того богов и героев поглотил Рагнарёк [3]; их погубили не Опоясавший землю змей, не волк Фенрир и не огненные жители Муспелльхейма, но Мария Французская, проповеди, средневековая латынь, полезная информация, и бессодержательная болтовня французской куртуазии.

Однако в XVI и XVII веках, в этот самый темный час, случилось возрождение после Рагнарёка — как если бы исполнилось пророчество вёльвы [предсказательница, прорицающая в эддической песне «Voluspa» — «Прорицание вёльвы»] о том, что восстанет новая земля, люди и боги вернутся — и, дивясь, отыщут в траве золотые тавлеи, там, где некогда стояли чертоги и боги развлекались игрой [см. десятую строфу песни «Прорицание вёльвы», приведенной в Приложении В].

Эти осколки былого великолепия зачастую бывали обнаружены по чистой случайности, а поиски, приводившие к находкам, подсказывались разными мотивами. В Англии теологический пыл неразрывно сочетался с историческим и лингвистическим любопытством — его же случайным порождением. На Севере было иначе. Однако ж, в чем бы ни заключались мотивы, в результате имеющиеся у нас фрагменты были не только спасены от разрушительного влияния времени: их тут же оценили по достоинству и пожалели о том, что сохранилось так мало. Именно так вышло со «Старшей Эддой».

Очень немногое удалось спасти от гибели в результате естественных причин, несчастных случаев, людской небрежности и забывчивости и разрушительных последствий войны и фанатизма (теологического либо классического). Тем не менее XVIII век не одобрил этих «готических» костей, выкопанных из могил, — следствием чего, по всей видимости, стали два пожара, уничтожившие некоторую часть спасенного и едва не погубившие все самое лучшее. В 1728 году при пожаре в Копенгагене в дыму и пламени погибла значительная часть собранных материалов. Три года спустя частично сгорела Коттонская коллекция в Лондоне. Серьезно пострадала рукопись «Беовульфа». Однако ж уцелела — едва-едва, к вящей досаде будущих факультетов английского языка. В Копенгагене в число потерь, по-видимому, вошел и пергаментный список рукописи «Старшей Эдды» — собственность того, кто обнаружил оригинал. Как бы то ни было, он утрачен. Но сама рукопись уцелела. Однако богов и героев едва не постиг последний, окончательный Рагнарёк, в результате которого наши представления и познания о северной литературе оказались бы совершенно иными.

Говоря о «Старшей Эдде», мы имеем в виду практически одну-единственную рукопись: № 2365 4° в Королевской библиотеке в Копенгагене, сегодня известную под названием Codex Regius(Королевский кодекс «Старшей Эдды»). В ней содержится 29 песней. От рукописи сохранилось 45 листов. После 32-го листа есть лакуна: по всей видимости, недостает тетради из 8-ми листов [4]. В начале и в конце, там, где листов зачастую не хватает, пропусков нет.

Вот и все, что мы знаем об этом удивительном документе, пережившем века, пожары и наводнения. В 1662 году король Фридрих III Датский отправил знаменитого Тормода Торфея с открытым письмом к достойному Бриньольву Свейнссону. В 1639 году Бриньольв, увлеченный коллекционер рукописей, стал епископом Скалхольта в Исландии. Торфею поручили заручиться его помощью в собирании для короля материалов по древней истории, а также всевозможных древностей, редкостей и диковин, которые только возможно отыскать в Исландии. В 1663 году епископ послал королю основную часть своей коллекции. В числе этих ныне бесценных сокровищ был и Королевский кодекс. Когда именно епископ его нашел и какова была его предшествующая история, никто не знает; известно лишь, что рукопись была обнаружена двадцатью годами раньше, поскольку на титульном листе епископ начертал свою монограмму и дату (LL 1643, то есть Lupus Loricatus = Brynjolfr [5]) — точно так же, как мы нацарапали бы свое имя и число на каком-нибудь новом, любопытном приобретении из букинистической лавки.

В течение двухсот пятидесяти лет [6]исследователи придирчиво изучали тексты, ломали головы, истолковывали, этимологизировали, анализировали, теоретизировали, спорили и просеивали материал, доказывали и опровергали, — пока, при всей ограниченности исходного содержания, эддическая «литература» не превратилась в целую страну и одновременно пустыню. В результате всех этих изысканий, в ходе бурной полемики ряд положений более или менее достигли стадии общепринятого факта.

Теперь мы знаем, что эту подборку песней вообще не следует называть «Эддой». Так епископ окрестил рукопись — при том, что совершение сего таинства выходило за пределы его полномочий. Общего заглавия сборник вообще не имеет — насколько можно судить по текстам или по рукописи. «Эддой» именуется один из трудов Снорри Стурлусона (умер в 1241 году), основой для которого послужили эти самые песни и другие им подобные, ныне утерянные; и название «Эдда» по праву применимо только к этому отдельному произведению и не иначе, — к произведению, в котором (в том числе и в первых его частях, облеченных в повествовательную или диалоговую форму) речь идет в основном о технике северного стихосложения, которая в противном случае канула бы в Лету. Таким образом, к сборнику древних песней как таковых это заглавие абсолютно неприложимо: ведь собраны они были главным образом в силу своих поэтических достоинств, а вовсе не как образцы стихотворного мастерства.