В стране троллей. Кто есть кто в норвежском фольклоре - народные сказки (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt, .fb2) 📗
Традиция не остаётся неизменной: другими становятся представления, — соответственно, меняются и формы, в которых они передаются. И лишь немногие фольклорные персонажи сохраняют связь с героями мифа.
Миф — священный текст, он не допускает сомнения в своей истинности. Поэтому и передаётся миф от посвященных к посвященным; не каждый достоин и способен его хранить и воспроизводить. Как только миф перестают считать достоверным повествованием о реальных событиях, произошедших в незапамятные времена, напрямую влияющих на жизнь человека, он теряет своё мистическое значение. Нет, его не забывают, наоборот, слушателей становится всё больше. Только магическое значение мифа, его важность для жизни отступают на второй план — главным в рассказе становится сюжет, увлекательность самой истории. Архаический миф неминуемо распадается, разделяется на более привычные нам сказку и легенду, предание.
О том, как устроена волшебная сказка, написано множество интересных научных книг. Но самое главное, чем она отличается от мифа, — то, что в сказку не надо верить. Если тот, кто слушает миф, убеждён, что события эти происходили в глубокой древности или произойдут в неизмеримо отдалённом будущем, то слушатель сказки знает: то, о чём в ней рассказывается, не происходило на самом деле никогда, но это неважно. Следя за забавными или жутковатыми приключениями сказочного героя, человек смеётся, или печалится, или пугается: если в мифе деяния героя отражаются на судьбе всего племени, а то и всего человечества, то в сказке всё внимание сосредоточено на захватывающей судьбе конкретного персонажа (арабского Аладдина, русского Ивана-Дурака, норвежского Эспена Аскелада). Древний, священный смысл в сказке глубоко упрятан — или наоборот, стал некоторым обязательным украшением, формальным дополнением (та самая «мораль» в конце сказочной истории).
Предания (они же легенды) ближе к мифу, чем к сказке. Но, передавая идущую из глубины веков традицию, рассказывая о сверхъестественных существах и их вмешательстве в жизнь людей, они почти никогда не говорят о загробной жизни, о происхождении или гибели мира. Зато множество преданий посвящены тому, как возник тот или иной древний род, повествует о славных предках и о том, как появлялись прозвища, ставшие родовыми именами. Такие предания учёные называют генеалогическими. А в основе других — объяснение названии той или иной местности: как возникло озеро, или гора, или поселение. Это топонимические предания. Третьи же, исторические, повествуют о событиях, которые вошли в историю, о знаменитых королях, полководцах, поэтах, о войнах и эпидемиях — правда, говорят языком фольклора, а не хроники или учебника.
Быличка — жанр по-своему уникальный, похожий и на миф, и на сказку одновременно. Это история, повествующая о том, как человек совершенно случайно соприкасается с чудесным, необъяснимым. Недаром в быличках так много имён и названий — рассказчик былички обязательно пояснял, что необычайное происшествие стряслось если не с ним самим, то уж с его близким родственником или другом. Как же можно усомниться в правдивости истории, когда вот сидит сосед, гладит седую бороду да неторопливо ведёт речь о том, как случилось ему в молодости повстречать в горах тролля? Такие события рассказчик и его слушатели считали самой взаправдашней правдой — и в то же время в них нет нечеловеческого величия мифологии: её героями становятся самые обычные люди, живущие самой обычной жизнью. Поэтому быличка — великолепная возможность взглянуть изнутри на то, чем и как жили норвежцы в старину, на завораживающий и наивно-сложный мир народного творчества, в котором живущий в водопаде дух так же реален, как сам водопад, а то, что хвастаться и обманывать плохо, так же верно, как то, что таинственный скрытый народец, обитающий в подземных жилищах, наказывает за хвастовство и обман.
Рассказы о существах иного мира передавались из уст в уста, из поколения в поколение. Эта традиция жива: и по сей день в норвежских деревнях можно услышать о том, как чей-то сосед или родственник повстречал в лесу бонда из скрытого народца.
Записывать сказки, предания и былички в Норвегии стали ещё в XVIII веке, главным образом священники. Однако только в первой половине XIX века интерес к устному народному творчеству проявился в полную силу. В 1841 году Петер Кристен Асбьёрнсен и Йорген My впервые издали «Норвежские народные сказки», а в 1845-1847 годах, вслед за этим сборником, Асбьёрнсен издал «Норвежские волшебные сказки и народные предания».
Т. Киттельсен. Новогодняя сказка. 1903
Одни видят в фольклоре попытку человека одушевить, олицетворить мир природы. Другие полагают, что разгадку этих преданий нужно искать в условиях жизни людей, которые их слагали, в их труде и отношении к этому труду. А третьи считают, что потусторонний мир фольклора, — на самом деле, таинственный мир нашей собственной души. Воплощая в образах волшебных существ свои стремления к неведомому и неиспытанному, страх смерти и желание любви, человек пытается высказать и осмыслить в себе самом то, что неподвластно разуму.
Все эти подходы по-своему оправданны, и ты обязательно с ними познакомишься, если всерьёз заинтересуешься фольклором.
В необычной книге, которую ты, читатель, держишь в руках, ты найдёшь «портреты» персонажей норвежского фольклора: гигантских троллей, опасной красавицы хюльдры, ужасной Чёрной смерти, и добродушного, похожего на нашего домового, ниссе, и ещё многих-многих других, живущих в земле и в воде, в лесу и в доме. И «портреты» не только словесные. Замечательный норвежский художник Теодор Северин Киттельсен, статью о котором ты прочитаешь в конце книги, поможет тебе представить, как выглядело большинство таинственных обитателей Страны троллей.
Переверни страницу и сделай первый шаг по тропинке, ведущей в загадочную страну.
Т. Киттельсен. Лесной тролль. 1906
Лес, бескрайний и дикий, оставил в нас свой след, мы стали частью этой природы. Мы любим лес таким, какой он есть, — сильным и мрачным.
Детьми смотрели мы вверх, на шумящие ветви сосен и елей. Глазами и душой следили за мощными стволами, взбирались по ним, цепляясь за их узловатые ветви-руки, туда, наверх, на самую верхушку, качающуюся от ветра, — в эту прекрасную синеву.
Садилось солнце. На поляны плотной пеленой опускалось одиночество и покой. Казалось, земля не осмеливается перевести дыхание, а лес застыл в безмолвном ожидании. Тогда сердце наше начинало бешено колотиться. Мы хотели ещё — мы просили, мы умоляли, мы требовали сказок! Суровых, диких сказок для нас, бедных детей. И лес дарил нам сказку.
Она бесшумно подкрадывалась, будто на мягких кошачьих лапах.
Все, что до этого точно окаменело, теперь начинало двигаться. Вдалеке подалась вперёд поросшая лесом гора. Удивление и страх будто бы витали над ней... Вот у неё появились глаза... она пошевелилась... и направилась прямо к нам! А мы замирали от восторга и ужаса, мы всей душой любили это чудо! Это же лесной тролль! В его единственном глазу были для нас страх и ужас, золото и богатство — всё то, чего жаждала наша детская душа.
Мы хотели бояться — но мы хотели и противостоять этому страху! Такие маленькие, мы мечтали подразнить тролля, догнать его и украсть его золото. Но больше всего мы хотели заполучить его светящийся глаз. Подумать только! У такого ужасного тролля — такой чудесный глаз!
Он светился и переливался, как ясный день посреди тёмной ночи. То, чего ты раньше не замечал, о чём даже и не думал, отражалось в нём и становилось прекрасным. Лесной ручей струился с серебряным журчанием, сосна расцветала красноватыми шишками, даже неприметный мох на скале, казалось, сверкал, как гора драгоценных камней, и хотелось упасть и прижаться к нему, как к материнской груди. — Мы любим тебя, глухой, тёмный лес, таким, какой ты есть, — сильным и мрачным. Ты наша любимая книжка с картинками: вот белка грызёт шишку, синица выглядывает из сосновых веток, медведь ревёт в рощице. И лесной тролль — идёт, тяжело ступая и держа голову высоко над верхушками деревьев: «Бу, бу!»
