Вампиры Восточной Европы - Волков Александр Владимирович (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
Да и вообще евреи не были одиноки в своих пристрастиях. Во время диспута между доминиканцами и францисканцами, состоявшегося в 1507 г., доминиканцы обвинялись в использовании крови и волос еврейского (!) ребенка (Бернская хроника, 1585). Русские хлысты приносили в жертву младенца, рожденного их «богородицей», а из его сердца и крови, смешанных с мукой и медом, приготовляли хлеб для причастия.
Евреев, по мысли обвинителей, могли толкнуть на убийства детей лежащее на них проклятие и прекращение собственных жертвоприношений. В «наветах», направленных против самих христиан — и правоверных, и еретиков, — была повинна та революция, что совершилась в их богослужении. Если бы язычники обливались и причащались кровью человека, предварительно воздав ему божественные почести, христиане столкнулись бы с теми же трудностями, что и иудеи, в попытке обосновать новаторский характер Евхаристии. Но язычники пили кровь животных, которым антропологическая школа, убежденная в языческом происхождении христианской жертвы, поспешила придать статус богов.
Упразднив кровную жертву, христианство отказалось от малейшего намека на «кормежку», но не отказалось от самой крови, переадресовав ее верующим. Бог, поящий собственной Кровью людей, но Сам кровь не потребляющий, — нонсенс для язычников. Кровь из другого мира им знакома — она активно участвует в творении мира видимого, но для поддержания его существования, равно как и существования богов, нужна здешняя кровь — через нее осуществляется круговорот крови между мирами, а значит, их единство. Даже иудеи, желая заслужить прощение, возвращали кровь сотворившему ее Иегове.
В полном согласии с древним принципом, по которому в крови заключена сущность ее носителя, Христос говорит: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6: 56). Однако «состязание» кровей в Евхаристии преодолевается: высшее (божественное), по словам архимандрита Киприана (Керна), побеждает тварное, и христиане, а в их лице вся Церковь, претворяются в Тело и Кровь Бога. Соединение человека и Бога происходит так же, как соединение двух природ во Христе. Ни одна из них не подчиняет себе другую, поскольку божественный дух заключен в самом человеке.
Восточные отцы, помнившие не только о божественной, но и о человеческой природе Христа, не чурались буквального толкования пития Его Крови. «Мы Тебя вкушаем, Господи, и мы Тебя пьем!» — восклицал Ефрем Сирин. Макарий Магнезийский сравнивал причащение Святыми Дарами с питанием младенца, который под видом молока «ест плоть и пьет кровь своей матери». По словам Никиты Стифата, «мы пьем из чаши эту Кровь горячею, как она истекла из Господа», то есть из Его человеческого тела, но не только страдающего на Голгофе или погребенного в гробу, но и воскресшего, прославленного и вознесенного на небо. Тем самым провозглашался вневременной характер Евхаристии, который не подчинен законам нашего чувственного восприятия и нашей логики.
Безусловно, подобное восприятие многим казалось чересчур дерзновенным. «Горячая» Кровь Христа подверглась символическому переосмыслению. Феодор Вальсамон указывал на теплоту, вливаемую в чашу после освящения Даров, как на необходимый ингредиент для придания им «жизненности», а у Николая Кавасилы эта «теплота» представляла собой уже аллегорию схождения Духа Святого на Церковь. Михаил Сикидит (Глика) не мог представить себе человеческую плоть и кровь, пребывающие на небесах, и видел в освященных Дарах только земные, тленные субстанции, часть «целого Христа» — ту самую, которую Он преподал ученикам на Тайной вечере, когда еще не был прославлен [29]. И лишь после вкушения причастниками (в их устах) Тело и Кровь обретают нетление. На Западе Фома Аквинский специально отделил субстанцию хлеба и вина, претворяющуюся в субстанцию Тела и Крови, от остающихся неизменными акциденций — тех свойств Даров, что доступны органам чувств причащающихся.
Дальнейший «испуг», по выражению Шмемана, поспособствовал развитию литургического символизма. Во время проскомидии приготовление хлеба совершалось как заклание Агнца, а вливание вина в чашу — как излияние крови и воды из ребер распятого Христа и т. д. Огромное значение было придано тайносовершительной формуле (на Западе) и эпиклезе — молитве призывания Святого Духа (на Востоке) как «моментам», гарантирующим реальность совершения Таинства.
Однако и сами критики обрядовых тонкостей не избежали «испуга» перед Телом и Кровью. Тот же Шмеман подчеркивал, что претворение хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы совершается невидимо и «ощутительно ничего не происходит, хлеб остается хлебом, а вино — вином» (о том же, по сути, рассуждал Аквинат). В ином случае не осталось бы места для веры («Еще верую, яко сие есть самое пречистое Тело Твое, и сия самая есть честная Кровь Твоя»), и христианство превратилось бы в «магический культ».
В православии отсутствует традиция внелитургического почитания Святых Даров, принятая в католичестве в форме, во-первых, адорации — выставления их в специальной дароносице для поклонения и молитвы, во- вторых, праздника Тела и Крови (Corpus Christi), сопровождающегося торжественными процессиями с Дарами по городским улицам. Это, однако, не означает, что вне рамок восточной литургии Дары лишаются присутствия Христа. Еще Кирилл Александрийский называл безумными тех, кто считает, что Дары перестают быть Телом и Кровью, если не будут потреблены в день освящения. Но хотя православию знакома Литургия Преждеосвященных Даров, Кровь оттуда исключена — верующим подается только Тело, погруженное в вино.
Лютер и Гус причащают мирян под двумя видами. Гравюра Л. Кранаха (1550).
В католических храмах сохраняются и Тело, и Кровь, но и здесь Кровь подверглась гонению — с конца XII в. (нормативно с 1415 г.) ею не причащали мирян. И на Востоке, и на Западе ссылались при этом на обычаи ранних христиан, упомянутые у Тертуллиана, Киприана Карфагенского, Василия Великого. Когда-то верные уносили Святые Дары домой и причащали сами себя запасными Дарами. В наши дни считается, что Кровь уноситься ими не могла и верные причащались одним Телом. То есть на первый план выдвигались соображения безопасности. Следуя им, католики прекратили причащать мирян Кровью — при большом стечении народа она могла проливаться из чаши [30].
Спас Виноградная Лоза. Украинская икона XVIII в.
В обоснование причащения под одним видом было выработано учение о конкомитанции, согласно которому присутствие Тела гарантирует и присутствие Крови, поэтому мирянин причащается Христу во всей полноте.
Борьба утраквистов (лат. sub utraque specie — «под обоими видами») против Рима не была в полном смысле слова борьбой за Кровь. Их интересовали лишь права мирян и духовенства, поэтому наследовавшие им лютеране и кальвинисты достаточно быстро перешли к пониманию сущности хлеба и вина как символов Тела и Крови. Радикалы же объявили Телу и Крови настоящую войну, придав Евхаристии значение воспоминания и сопереживания. Литургическое питие Крови на Западе оказалось упразднено до Второго Ватиканского собора, разрешившего на местах причащение мирян под обоими видами.
У бывших язычников Кровь Бога, подаваемая на Евхаристии, тоже вызывала недоумение, и они постарались наделить ее свойствами крови прежних богов и героев. Мы уже упоминали о чудесных растениях, выросших из капель крови Христа, падавших по пути на Голгофу или вытекавших из Его распятого тела. У славян их список возглавляют базилик, рута, плакун-трава, зверобой и чеснок. Название последнего объясняют сближением с «честно дърво» или «Честный Крест» (Христов). А румыны так объясняют евхаристическое претворение вина в Кровь:
