Новеллы - Лагерлеф Сельма Оттилия Ловиса (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
Турд остановился и, сжав кулаки, выкрикнул угрозу, из горла у него вырвался вой. Затем он, как безумный, опрометью ринулся прочь из леса, из царства ужаса, вниз в долину.
Турду достаточно было заикнуться о своем деле, как тотчас же нашлись охотники, готовые сразу пуститься с ним в путь. Решено было, что Турд один отправится в пещеру, чтобы Берг не заподозрил подвоха. Но по дороге он должен был бросать горошины, чтобы крестьяне нашли его след.
Войдя в пещеру, он увидел сидящего на каменной скамье Берга. Изгой был занят шитьем, при слабом свете очага работа, как видно, шла у него туго. Сердце мальчика переполнилось нежностью. Могучий Берг Великан показался ему жалким и несчастным, а скоро он лишится последнего достояния — жизни. Турд заплакал.
— Что такое? — спросил Берг. — Ты не заболел? Или ты испугался?
И Турд впервые заговорил с ним о своих страхах:
— В лесу было ужасно. Я слышал голоса призраков, видел привидения. Я видел белых монахов.
— Бог с тобой, парень!
— Они привязались ко мне и не давали покоя всю дорогу на горе Бредфльелл. Я побежал от них, а они гнались за мной и пели мне в уши. Неужели мне всю жизнь терпеть эту нечисть? Какое им дело до меня? Уж приставали бы к кому-нибудь, кто больше меня этого заслужил!
— Да что с тобой нынче, Турд? Рехнулся ты, что ли?
Турд все говорил, не отдавая себе отчета в своих словах. Сегодня ему не мешала обычная робость. Речь свободно лилась из его уст:
— Куда ни глянь, все белые монахи. И все в окровавленных плащах. Они закрывают лоб капюшоном, но рана все равно просвечивает. Большая, глубокая, алая рана от топора.
— Большая, глубокая, алая рана от топора?
— Да разве я, что ли, его зарубил? За что я должен на нее смотреть?
— Уж это разве что святым известно, Турд, — сказал побледневший Берг с выражением какой-то страшной серьезности. — Не мне судить, почему тебе привиделась рана от топора. Я зарезал монаха ножом.
Турд стал перед ним, дрожа и ломая руки.
— Они требуют от меня твоей жизни. Они заставляют меня стать твоим предателем.
— Кто заставляет? Монахи?
— Ну да! Они. Монахи. Они замучили меня видениями. Они мне показывают ее — Унн. Они посылают мне видения моря, я вижу, как оно блестит под солнцем. Они показывают мне рыбачьи станы, где люди пляшут и веселятся. Я зажмуриваюсь и все равно вижу. Я их прошу: «Оставьте меня в покое! Не я, а мой друг совершил убийство, но он не злой человек. Не терзайте меня, и я с ним поговорю, тогда он раскается и искупит свою вину. Он осознает свой грех и отправится тогда ко гробу Христову. Мы с ним вместе пойдем в это святое место, где всякий грех прощается тому, кто туда придет».
— А что говорят монахи? — спросил Берг. — Они не желают моего спасения, они хотят послать меня на пытки и на костер?
— А я у них спрашиваю: «Как же я предам своего лучшего друга? — продолжал Турд. — Больше у меня никого нет на свете. Он спас меня из когтей медведя, который уже наступил мне лапой на горло. Мы вместе мерзли, пережили столько всяких невзгод. Он укрыл меня своей медвежьей шкурой, когда я был болен. Я ходил для него за водой и за хворостом, я стерег его сон, я обманывал его врагов. Почему же вы думаете, что я способен предать друга? Мой друг скоро по своей воле пойдет к священнику и исповедуется, и тогда мы вместе отправимся за искуплением в ту страну, где прощаются грехи».
Берг внимательно слушал, что говорил ему Турд, а его пристальный взгляд изучал в это время лицо мальчика.
— Тебе самому надо пойти к священнику и сказать ему правду, — сказал наконец Берг. — Тебе надо вернуться в долину к людям.
— Какая польза мне пойти одному? Ведь это за твою вину меня преследуют мертвецы и тени. Разве ты не видишь, что я боюсь за тебя? Ты поднял руку против Бога. Хуже нет преступления. Мне кажется, я бы обрадовался, когда тебя будут колесовать. Блажен, кто в этом мире претерпит свое наказание и спасется от вечной кары. Зачем ты рассказал мне о божественной справедливости Господа? Ты заставляешь меня стать твоим предателем. Спаси же меня от этого греха! Поди к священнику!
И Турд бросился перед Бергом на колени.
Убийца смотрел на мальчика, положа руку на его голову. Он измерил свой грех мерою его страха и ужаснулся в душе его громадности. Он понял, что пришел в противоречие с волей, которая правит миром. В сердце ему вступило раскаяние.
— Горе мне, что я сделал то, что сделал! — сказал он. — То, что меня ожидает, слишком тяжело, чтобы идти этому навстречу. Если я предамся в руки священников, они пошлют меня на долгие мучения. Они поджарят меня на медленном огне. Разве та жалкая жизнь изгнанников, которую мы проводим в страхе и лишениях, не служит уже искуплением за содеянный грех? Разве не достаточно, что мне пришлось бросить дом и семью? Разве не достаточно, что я остался без друзей и всего, что дает человеку радость? Чего же еще можно от меня требовать!
От его речей Турд вскочил и в диком страхе воскликнул:
— Неужели ты раскаиваешься? Неужели мои слова тронули твое сердце? Так пойдем же скорей. Разве я мог на это надеяться? Пойдем скорей, нам надо бежать! Еще не поздно!
Берг Великан тоже вскочил:
— Так, значит, ты это сделал!
— Да, да, да! Я предал тебя. Но пойдем скорей! Бежим туда, где ты сможешь искупить свой грех! Они должны нас отпустить! Мы успеем убежать!
Убийца наклонился, чтобы поднять с пола боевой топор пращуров, который лежал у его ног.
— Ах ты, воровское отродье! — прошипел он сквозь зубы. — А я-то верил тебе и любил!
Но, заметив, что он потянулся за топором, Турд понял, что дело идет о его жизни. Он тоже выхватил из-за пояса топор и зарубил Берга, прежде чем тот успел выпрямиться. Лезвие просвистело в воздухе и с размаху опустилось на склоненную голову. Берг Великан ударился оземь головой, затем его тело сползло и растянулось на полу пещеры. Кровь и мозги брызнули во все стороны, топор с грохотом вывалился из раны. И Турд увидел в спутанных волосах большую, глубокую алую рану от удара топором.
Тут набежали крестьяне. Они обрадовались и стали восхвалять Турда за подвиг.
— Теперь твое дело — верное! — говорили они ему.
Турд посмотрел на свои руки, словно видел на них цепи, в которых его тащили убивать самого любимого человека на свете. Эти оковы, как цепь Фенрира, были сделаны из ничего. Из зеленого света в зарослях тростника, из беглых теней в лесной чаще, из пения ветра, из шороха листвы, из сонных грез сковались его оковы. И тогда он произнес слова: «Велик Бог!»
Но затем к нему вернулись прежние мысли. Он упал на колени подле мертвого тела и, приподняв голову, положил ее себе на плечо.
— Не троньте его! — сказал он. — Он раскаивается, он пойдет к святым гробам. Он не умер, но не надо брать его под стражу! Мы как раз готовы были отправиться в путь, и тут он упал. Верно, белый монах не хотел, чтобы он покаялся. Но Бог справедлив, Господь любит кающихся.
Турд лег рядом с трупом, он беседовал с покойником, плакал и уговаривал его проснуться. Крестьяне связали из дротиков носилки. Они решили отнести тело Берга домой в его усадьбу. Из почтения к покойнику они переговаривались тихими голосами. Когда Берга положили на носилки, Турд встал, тряхнул головой, откинув волосы со лба, и обратился ко всем дрожащим голосом, в котором слышны были рыдания:
— Передайте Унн, которая сделала Берга Великана убийцей, что его убил Турд-рыбак, сын грабителя разбившихся кораблей и ведьмы, узнавший от него, что твердыня, на которой зиждется мир, зовется справедливостью!
