Сочинения великих итальянцев XVI века - Макиавелли Никколо (читать хорошую книгу полностью .TXT, .FB2) 📗
Порядочному человеку не подобает ни бежать по улице, ни излишне поспешать, ибо это более пристало стремянному, чем человеку благовоспитанному; не говоря уж о том, что бегущий задыхается, потеет и пыхтит, что тоже не весьма прилично. Но и выступать, точно пава или новобрачная, тоже неуместно, как, с другой стороны, неуместна излишняя вертлявость. Руки не должны болтаться, но незачем и размахивать ими взад и вперед, будто сеешь в поле овес. Нехорошо также пялиться на человека, точно в лице у него какая диковина. Иной на ходу брыкается, точно испугавшаяся лошадь, или шагает, точно вытягивая ноги из кадки; иной топает так, что грохоту от него не меньше, чем от целого обоза; иной выбрасывает ногу вперед, иной дрыгает ногами, некоторые на каждом шагу нагибаются и подтягивают чулок, другие встряхиваются и поводят плечами, и все они не прельщают окружающих, затем что весьма неизящны. Ведь если у твоего жеребца, положим, вечно разинута пасть и язык наружу, то пусть все прочие достоинства остаются при нем, цена от того пострадает, и ты выручишь за него меньше не оттого, что в нем мало силы, а оттого, что мало изящества. Но коли изящество ценится в животных и даже в бездушных и бесчувственных предметах и коли два равно добротных и богатых дома имеют, как мы знаем, неравную цену, оттого что один выстроен соразмерно, а другой нет, то насколько более изящество желательно и ценимо в людях.
XXIX
Нехорошо, сидя за столом, чесаться, но особенно надо следить за тем, чтобы не сплевывать; если же сплевываешь, то постарайся сделать это приличным образом. Я не раз слышал, что есть народы столь воздержанные, что никогда не плюются, так неужто нам невозможно последить за собой хоть сколько-то времени. Смотри тоже, не хватай пищу с жадностью, от чего может случиться икота или другая неприятность из тех, что приключаются, когда человек ест торопясь и оттого сопит и пыхтит к неудовольствию окружающих. Нехорошо также прочищать зубы салфеткой, еще хуже — пальцем, это некрасивые привычки. Не назовешь приятной и привычку полоскать рот вином и тут же его сплевывать, равно как привычку вставать из-за стола с торчащей изо рта зубочисткой — ни дать ни взять птица, строящая гнездо! — или, заложив зубочистку за ухо, будто цирюльник. Нелепо также носить зубочистку на шее: странно видеть, как воспитанный человек вынимает из-за пазухи сей предмет, точно он зубодер и сейчас со своим инструментом взгромоздится на скамью, странно и то, что он так оснащен для угождения чреву — отчего бы тогда не повесить на шею и ложку? Неподобающий вид имеют и те, кто наваливается на стол или кто сидит с набитым ртом. Неуместны, кроме того, ужимки, показывающие, как сильно нам понравилось блюдо или вино: так делают только завсегдатаи таверн и чинчильоны.[456] Хотя у большей части людей заведено упрашивать гостей есть, говоря: — Что же вы нынче совсем не едите? — или: — Вам, верно, не нравится угощенье? — или: — Откушайте того, откушайте этого! — я не сочту похвальным сей обычай, ибо выказывая радушие гостю, мы все же мешаем ему чувствовать себя свободно, стесняем излишком внимания. Потчевать со своей тарелки соседа тоже едва ли стоит, разве что потчующий гораздо выше по положению, так что оказывает тем честь соседу; когда же оба ровня, то выходит, что угощавший как будто возвышает себя; вдобавок тому, другому, может вовсе не нравиться угощенье, да и гости могут подумать, что пир не слишком обилен или что угощенье неравно предложено, раз у одного избыток, а у другого недостаток, отчего может выйти посрамление хозяину дома. Впрочем, и тут надо поступать так, как принято, а не так, как правильно; в подобных делах лучше заблуждаться со всеми, нежели быть правым в одиночку. В любом случае предложенного отвергать не следует, иначе сочтут, что ты порицаешь и презираешь предложившего. Приглашать сидящего за столом выпить с тобой — такое приглашение мы называем чужим словом «тост», ибо это обычай заимствованный — само по себе непохвально и в наших краях покуда не принято, следовательно, делать это нет необходимости. Так что, если кто тебя пригласит, можешь без зазрения отказываться, сказавши, что уступаешь первенство и благодаришь, но из вежливости можешь и отпить, не допивая. Эти тосты, как мне приходилось слышать от ученых людей, были издревле приняты в Греции, и я слышал много похвал одному из славных людей того времени, некоему Сократу, за то, что он всю ночь, сколько она длилась, состязался в питье с другим славным человеком по имени Аристофан, а на рассвете сделал хитроумный расчет в геометрии и ни разу не ошибся, чем доказал, что вино ему не повредило. Кое-кто даже утверждает, что как человек делается бесстрашным и твердым, подвергаясь смертельной опасности, так он учится самообузданию и воздержанию, привыкая к опасностям разнузданного образа жизни, почему состязание в питье, чрезмерном и неумеренном, это ратный подвиг пьющего, каковой будто бы служит испытанием нашей твердости и научает сопротивляться искушениям и одолевать их. Тем не менее я держусь на сей счет противоположного мнения, подобные же доводы почитаю за вздор. Ученые люди великим своим красноречием умеют повернуть дело так, что кривда у них права, а правда — не права, и тут я им не дам веры. Может быть, они говорят так, желая извинить и прикрыть грех собственного отечества, подверженного этому пороку, может быть, им страшно осудить его — боязно, как бы с ними не поступили, как с тем Сократом, за то, что он слишком всех совестил; ведь ему по злобе предъявили обвинения в ереси и других тяжких грехах и осудили на смерть — впрочем, несправедливо, ибо был он хороший человек и набожный, хотя и в своей ложной языческой вере. Но уж, конечно, он не заслуживает похвалы за то, что выпил столько вина в ту ночь — да ведь в любую бочку вошло бы больше; а что вино ему не повредило, то это скорее говорит о крепости его головы, нежели об умеренности порядочного человека. Что бы, однако, ни писали старинные хроники, я благодарю Бога за то, что вместе с прочими заморскими поветриями нас не поразило и это, наихудшее: почитать хмель за шутку и даже за подвиг. Никогда не поверю, что воздержанию можно научиться у таких наставников, каковы вино и хмель. Далее: управитель дома сам не должен ни приглашать в дом гостей, ни удерживать их отобедать с хозяином, и никакой разумный человек не сядет за стол по его приглашению; но слуги иной раз так заносятся, что мнят себя чуть не хозяевами. О чем сказано здесь более к случаю, нежели по принятому нами порядку изложения.
XXX
Не подобает раздеваться или разуваться на людях, то есть в почтенном собрании, так как эти действия не сообразны с обстоятельствами, а кроме того, если обнажить обычно прикрываемые части тела, то из этого может выйти стыд как для самого человека, так и для присутствующих. Нехорошо также причесывать волосы или мыть руки в обществе, ибо это уместно в личных покоях, а не на виду, кроме разве тех случаев — я разумею мытье рук, — когда приглашают к столу, тут как раз полагается мыть руки прилюдно, даже если в том нет нужды, ради того, чтобы всякий видел, с кем он после будет брать еду с одного блюда. Равно нехорошо появляться на людях в ночном колпаке, как и завязывать башмаки. Некоторые еще имеют привычку кривить рот, скашивать глаза, отдуваться и выделывать разные гримасы. От таковой привычки следует решительно избавляться. Как мне сказывали ученые люди, некогда богиня Паллада[457]любила услаждать себя игрой на волынке и была в том великая мастерица. Но однажды случилось так, что, теша себя игрой близ источника, она увидела в воде свое отражение и подивилась тем странным движениям, какие выделывала щеками и ртом; устыдившись, она отбросила прочь волынку. И право же, хорошо сделала, ибо не женский это инструмент, волынка, и даже мужчинам он не к лицу, если только они не из тех людей низкого звания, для кого это ремесло и заработок. Сказанное о щеках, искажаемых гримасами, можно отнести и к другим частям тела: нехорошо высовывать язык; теребить себя за бороду; потирать руки; издавать вздохи и охать; трястись; вздрагивать, озираясь, что тоже у многих в обычае; нехорошо потягиваться, а потягиваясь, крякать от удовольствия: И — эх! как мужик, проснувшийся на сеновале. Кто ахает от удивления либо в знак презрения, тот, как ты можешь заметить, кривляется, но это кривлянье оказывается недалеко от его настоящего вида. Не дело также глупо смеяться, смачно или непристойно хохотать, как и смеяться лишь по привычке, а не оттого, что смешно. Не желал бы я также, чтобы ты смеялся собственным шуткам, ибо это не лучше, чем себя хвалить. Смеяться должен тот, кто слушает, а не тот, кто говорит. Надеюсь, что тебе не придет в голову, будто раз каждая из этих оплошностей невелика, то вместе они не составят большой оплошности, нет, из многих малых оплошностей составляется одна великая, как я и сказал тебе вначале; и чем они мельче, тем важнее изострить на них глаз, ибо заметить их непросто по той причине, что человек так с ними сживается, что вовсе их не замечает. Как мелкие траты, если они учащаются, неприметно съедают состояние, так и легкие прегрешения, если они складываются одно к другому, вносят порчу в прекрасное и доброе творение, и потому к ним нельзя относиться легкомысленно. Следует также помнить о своих телодвижениях, особенно в разговоре, ибо весьма часто случается так, что человек, увлеченный своей речью, обо всем забывает и то мотает головой, то таращит глаза, то одну бровь вздымает чуть не до середины лба, другую же опускает чуть не до подбородка, иной выпячивает губу, иной брызжет слюной на себя и на собеседника; есть и такие, кто жестикулирует так, будто разгоняет перед собой мух; все это некрасивые и неприятные манеры. Мне рассказывали, а я много имел дело с учеными людьми, как тебе известно, что один достойный человек по имени Пиндар[458] говорил, что все, что услаждает вкус и приятно на вид, приправлено рукой Изящества и Благолепия. А что сказать о тех, кто выходит из кабинета на люди, засунув перо за ухо? Кто зажимает зубами носовой платок? Кто кладет ноги на стол? Кто слюнит пальцы? И о тех, кто совершает множество других глупостей? Все их собрать невозможно, да я и не гожусь для подобного дела, а может статься, кто-нибудь скажет, что и перечисленного здесь хватит с избытком.