Рассуждения о религии, природе и разуме - Шейнман-Топштейн Сесиль Яковлевна (мир бесплатных книг TXT) 📗
Но если я не сумел наладить этот механизм настолько хорошо, чтобы приданное ему мною движение заставляло его естественным образом отбивать время, и если надо, чтобы я заставлял его отбивать время всякий раз своею рукою, это значит, что я действую вне природы этого механизма или даже, если вам угодно, вопреки ей. Ибо природа механизма исключает положение, состоящее в том, что после сообщения ему движения его надо заставлять делать то, что не было сделано им самим.
Действие единообразно, когда оно постоянно народится в одинаковом отношении как к цели, так и к природе объекта.
Итак, действие, направленное на выполнение определенного замысла, может быть единообразным в трех отношениях:
либо оно всегда соответствует природе объекта, либо оно всегда стоит выше этой природы, либо оно всегда к ней безразлично.
Все эти три вида единообразия одинаковы, если рассматривать их с точки зрения единообразия, как такового; между тем три вида действия, для которых действительны эти три вида отношений, совсем не одинаково совершенны.
Сообщаю ли я постоянно в определенное время движение механизму, только в этом и нуждающемуся, чтобы отбивать часы, или же я собственной рукой заставляю его бить каждый час, или, наконец, не создав Никакого механизма, я отбиваю каждый час, ударяя друг о друга два куска металла, что будет совершенно безразличным для этих двух кусков металла, представляющих собою всего лишь материал, — эти три вида воздействия, хотя и одинаковые с точки зрения их единообразия, не являются одинаково совершенными. Только первое из них совершенно, ибо оно предполагает, что из всех возможных сочетаний, какие допускаются природой этих двух кусков металла и какие я могу, таким образом, им придать, я правильно выбираю то сочетание, при котором они сами собою отбивают время, разумеется, если только им придано то, чего требует любой механизм, то есть движение. Таким образом, я доверяю выполнение моего замысла единственно лишь природе объектов, на которые я воздействую; при этом все, что проистекает из самой этой природы, является результатом повиновения моей воле. Замысел мой так точно соответствует этой природе, что все ее требования совпадают с требованиями моего замысла, и я не могу оказать на нее такое воздействие, которое не привело бы к моей цели. Моя мудрость помогает мне питать относительно объектов лишь те замыслы, которые природа их способна воплотить, а мой ум ставит их в те единственные условия, при которых природа их должна способствовать воплощению моих замыслов. Если я избрал этот замысел, соответствующий природе объектов, и эти условия, соответствующие моему замыслу, среди бесконечного числа других замыслов и условий, то мудрость моя и мой ум безграничны.
Второй вид воздействия несовершенен с точки зрения того или другого из этих двух приемов. Если куски металла могут быть расположены таким образом, что они будут отбивать время без того, чтобы я прилагал к этому руку, значит, мне недостает ума для того, чтобы усмотреть это расположение; если же они ни в коем случае не могут быть расположены таким образом, значит, у меня недостает мудрости для того, чтобы извлечь из них то, что находится за пределами их природы.
Третий способ воздействия несовершенен лишь в том случае, если куски металла могут быть прилажены так, что они будут отбивать время сами по себе. В данном случае способ этот не лишен мудрости, ибо, согласно предположению, он требует от вещей только того, на что они способны; но ему недостает ума для того, чтобы заставить их выполнить мой замысел, как это возможно, силами одной лишь собственной природы. Всегда требуется больше умения для создания механизма, исполняющего ваш замысел, чем для того, чтобы не создать его, когда создание его вполне возможно.
До того как создан механизм, который я желаю создать, я не могу действовать более совершенным способом, чем способом воздействия, безразличного к природе объектов: ибо, если объекты будут сопротивляться некоему расположению, мне, заставляющему их принять это расположение, будет недоставать мудрости; но, так как я предполагаю, что объекты эти безразличны к любому расположению, воздействие мое всегда будет безразличным по отношению к их природе. Мое воздействие предопределяется моим замыслом.
Однако коль скоро механизм создан, я должен впредь действовать лишь точно в соответствии с ею природой. Итак, на примере этих трех способов воздействия вы видите то, что мы и предположили, а именно что простого единообразия недостаточно для того, чтобы сделать воздействие совершенным; для этого необходимо, чтобы единообразие предполагало мудрость и разумение.
Заметьте также, что воздействие не становится более совершенным от большего его единообразия, если в этом единообразии нет разумения и мудрости.
Я полагаю невозможным, чтобы механизм отбивал время сам по себе. Следует, чтобы я каждый раз запускал его своей рукой. В этом воздействии есть свое единообразие, заключающееся в том, что я всегда действую в соответствии с моим замыслом и вопреки природе моего объекта.
Я поручаю человеку, который (хоть я и отлично знаю, когда нужно завести часы для боя) никогда не пропустит момента и даст мне знак в нужную минуту подойти к часам; и я потом говорю: «Вот, мое воздействие таким образом стало более единообразным и, следовательно, более совершенным: ведь я всегда действую по знаку этого человека!» Прав ли я?
Разумеется, нет. Новое единообразие моего воздействия не предполагает у меня большей мудрости; я тем не менее все-таки требую от моего механизма того, на что он не способен. Единообразие это не предполагает во мне большего разумения, потому что природа упомянутого человека не имеет никакого отношения к часам: он подает мне знак лишь потому, что я этого хочу; совершенно очевидно следующее: то, что я этого захотел, не делает меня более умелым. Понимание этого введенного мною без необходимости и тем самым произвольного отношения не делает меня более умным; а тот факт, что я ввел его без необходимости, делает меня менее мудрым. Вот все, к чему приводит новое единообразие моего воздействия.
Поскольку под выражением «всеобщие воздействия» или «всеобщие законы» смутно и в целом подразумеваются воздействия, обладающие единообразием, сообщающим им большее совершенство, и при этом четко не разъясняется, в чем заключается это совершенство, я полагаю, что мы можем определить всеобщие воздействия или всеобщие законы как такие, которые способствуют воплощению замысла в соответствии с природой объекта, причем природа объекта, как таковая, требует того же, чего требует и сам замысел.
Таким образом, частные воздействия или законы будут теми воздействиями и законами, которые воплощают замысел вне или вопреки природе объекта: это понятно само собою.
К этому надо добавить третий вид воздействий или законов, о которых до сих пор еще никто не подумал, хотя они вполне могут служить разъяснению нашего вопроса. Мы назовем их посредствующими воздействиями или законами: это те воздействия, которые содействуют воплощению замысла способом, безразличным к природе объекта.
Очень легко применить к богу и его деяниям эти определения и приведенные нами выше примеры. Таким образом, вся наша проблема разрешается с помощью некоей аллегории.
В намерения бога входит, чтобы движения сталкивающихся между собою тел переходили от одного тела к другому.
Однако, согласно природе тел, это никогда не может случиться: ведь по своей природе они не имеют никакой силы взаимного воздействия.
И вот бог требует от тел чего-то превосходящего их природу. Таким образом, он впадает в одну из двух несообразностей частного закона, суть которого заключена в том, что, согласно ему, замысел не соразмеряется с природой объекта.
В нашем примере это соответствует моему замыслу заставить механизм отбивать время при том, что я предполагаю, будто невозможно, чтобы механизм его отбивал.
В отношении бога несообразность эта еще гораздо более велика, чем та, в которую впадал я. Пусть мои намерения и выходят за пределы природы кусков металла — но ведь это не я дал им эту природу. Что же касается бога, то сущности вещей основаны на его собственном существе: они таковы потому, что такова сущность бога, которая необходима. Однако совершенно нелепо, чтобы божественная мудрость, осуществляя свои замыслы, требовала от вещей большего, чем в них заложено благодаря причастности божественной природе, предопределившей их существо. Нелепо, чтобы их природа, предельно совершенная, в то же время оказывалась бы настолько несовершенной, что была бы не в состоянии способствовать воплощению замыслов бога, или же, наоборот, чтобы замыслы бога оказались столь исключительными, что их воплощению не могла бы способствовать природа вещей, несмотря на все ее совершенство.
