Народные сказки и легенды - Музеус Иоганн Карл Август (бесплатная регистрация книга TXT) 📗

Эти слова были сказаны вовремя. Гном рассердился на своего двойника не меньше, чем покойный король Филипп на Лже-Себастиана, [87] или царь Борис на монаха Гришку, выдававшего себя за царевича Дмитрия. И если бы он не заинтересовался судьбой этого искателя приключений, то быть бы парню строго наказанным по всем канонам хвалёного гиршбергскогою правосудия, и не миновать бы тогда ему виселицы.

— Садись-ка, малый на козлы и делай всё, что я тебе прикажу, — сказал дух.

Первым делом, он привёл в порядок своего трёхногого «Россинанта», сделав ему из его же ребра четвёртую ногу. Потом подошёл к карете, открыл дверцу и собрался было любезно поприветствовать путешественниц, но в экипаже было тихо, как в могиле. Ужас так потряс дам, что жизнь, казалось, покинула их телесную оболочку, перебравшись в тайники сердец, откуда робко давала о себе знать чуть уловимым биением пульса. Всё, что внутри кареты могло жить и дышать, от благородной госпожи и до горничной, погрузилось в глубокий обморок.

Всадник знал, как надо поступать в таких случаях. Он зачерпнул в шляпу воды из протекавшего мимо горного ручейка, побрызгал ею на лица дам, дал им понюхать флакончик с ароматической эссенцией, потёр виски уксусом и так постепенно привёл их в чувство. Одна за другой они открыли глаза и увидели перед собой стройного мужчину, во внешности которого не было ничего подозрительного. Своей любезностью он сразу же завоевал их доверие.

— Мне очень жаль, сударыни, — обратился он к дамам, — что вы в моих владениях подверглись оскорблениям со стороны негодяя, без сомнения, намеревавшегося ограбить вас. Но теперь вы в безопасности. Я полковник Ризенталь. Разрешите проводить вас в мой дом, неподалёку отсюда.

Приглашение было очень кстати, и графиня охотно его приняла. Сидевшему на козлах курчавому парню приказано было ехать дальше, чему он безропотно повиновался. Оставив на время дам, чтобы дать им возможность прийти в себя от пережитого страха, кавалер снова присоединился к вознице, заставляя его сворачивать то вправо, то влево. Парень, между прочим, заметил, как всадник то и дело подзывал к себе то одну, то другую из пролетавших мимо летучих мышей и давал им какие-то тайные приказания.

По прошествии часа вдали блеснул огонёк, потом два и наконец четыре. Вслед за тем к карете галопом подскакали четыре егеря с горящими факелами в руках. Судя по их словам, они разыскивали своего господина и сейчас рады видеть его целым и невредимым.

К графине, почувствовавшей себя вне опасности, вернулась её уравновешенность, и она вспомнила о честном Иоганне. Обеспокоенная его судьбой, она поделилась тревогой с их покровителем, который тотчас же послал двух егерей отыскать обоих товарищей по несчастью и оказать им необходимую помощь.

Наконец, карета въехала через мрачные ворота в просторный двор и остановилась перед сверкающим огнями прекрасным дворцом. Полковник предложил графине руку и проводил её в великолепные покои дома, где уже собралось много гостей.

Девицы были смущены, от того что не успели переодеться и попали в такое изысканное общество в дорожных платьях.

После первых проявлений учтивости, гости сгруппировались в кружки: кто занялся игрой в карты, кто беседой. Приключение графини обсуждалось долго и, как водится в подобных случаях, когда рассказ о перенесённой опасности преподносится как маленькая героическая драма, маменька охотно приписала бы себе роль героини, если бы можно было умолчать о флакончике с ароматической эссенцией в руках так вовремя пришедшего на помощь сострадательного рыцаря.

Между тем любезный хозяин ввёл нового гостя. Им оказался врач. С многозначительной миной он обследовал состояние здоровья графини и её дочерей, проверил пульс и обнаружил у всех троих опасные симптомы. И хотя графиня после всего случившегося чувствовала себя ничуть не хуже, чем прежде, грозившая жизни опасность встревожила её, ибо собственное дряблое тело было ей так же дорого, как любимое платье, от которого не легко отказаться, даже если оно уже изношено. По предписанию врача она проглотила большую дозу жаропонижающих порошков и капель. Примеру заботливой маменьки волей-неволей пришлось последовать и её абсолютно здоровым дочерям.

Чем уступчивее пациент, тем больше требований предъявляет ему врач. Кровожадный Теофраст [88] уже настаивал на кровопускании и, за отсутствием помощника, сам взялся накладывать жгут. Графиня с готовностью согласилась на знаменитое средство от всех возможных последствий испуга. Она не стала бы возражать, если в интересах её здоровья врач дошёл бы и до клизмы. К счастью, ему не пришло в голову прописать её, иначе бы он поверг в отчаяние стыдливых девушек. Увещевания врача и авторитет матери лишь с трудом заставили их преодолеть страх перед стальным лезвием ланцета и опустить ноги в воду. Мутная лимфа матери и ярко-пурпуровый бальзам здоровья дочерей тотчас заструились в серебряный таз. Наконец, пришла очередь горничной. И хотя она уверяла, будто очень боится крови, и что малейшая ранка, даже от укола швейной иглы, вызывает у неё головокружение и обморок, неумолимый врач безжалостно обнажил ногу миловидной девушки и пустил ей кровь так же искусно, как и её госпожам.

Едва закончилась последняя хирургическая операция, как всё общество направилось в столовую, где был уже приготовлен королевский обед. Полки у стен просторного зала до самых карнизов сводчатого потолка были уставлены серебряной посудой; сверкали золотые и позолоченные бокалы, исполинские заздравные кубки и чаши чеканной работы, а из соседних комнат доносились звуки чудесных симфоний, словно приглашая гостей отведать лакомые блюда и тонкие вина.

Когда со стола убрали остатки обеда, повар подал на десерт причудливый торт, изображавший горы и скалы, отлитые из разноцветного сахара и гуммитраганта. Затейливая кондитерская штука, изготовленная скорее для глаз и нёба, чем для ума, воспроизводила в крошечных фигурках злоключения незадачливых путешественниц. Графиня не могла надивиться на всё это и, терзаемая любопытством, спросила у сидевшего рядом соседа с повязанной через плечо лентой, — богемского графа, как тот отрекомендовался, — что за торжественное событие празднуется сегодня в этом доме. В ответ она услышала, что ничего особенного не происходит и что это всего лишь дружеская встреча случайно собравшихся здесь хороших знакомых.

Графиня очень удивилась. О богатом гостеприимном полковнике Ризентале ей никогда не приходилось слышать ни в Бреславле, ни за его пределами, и сколько ни пробегала она мысленно генеалогические таблицы, в большом запасе хранившиеся у неё в памяти, никак не могла найти в них этого имени. Тогда любопытная дама решила всё разузнать у самого хозяина дома, но тот ловко уклонялся от её вопросов. Он умышленно обрывал генеалогические нити и переводил беседу в возвышенные сферы царства духов, что вполне отвечало вкусам публики, ибо в обществе, настроенном на таинственные истории о потусторонних силах, редкий праздничный вечер обходится без рассказов о духовидцах. При этом всегда хватает и рассказчиков и внимательных слушателей.

Один тучный каноник рассказал много чудесных историй о Рюбецале. Некоторые верили им, другие нет. Графиня, всегда чувствовавшая себя в родной стихии, когда ей доводилось в нравоучительном тоне высказываться против предрассудков, на этот раз возглавила философскую партию и своим вольнодумством загнала в тупик защитника Рюбецаля — парализованного финансового советника, у которого не двигался ни один сустав, кроме языка.

— Моя собственная история, — сказала графиня в заключение, — является очевидным доказательством, что все рассказы о пресловутом горном духе — пустые бредни. Если бы он действительно обитал здесь в горах и обладал благородством, каким его наделяют сказочники и праздные умы, то не позволил бы негодяю так бесчинствовать под своим именем. Но дух, — эта жалкая небылица, не мог спасти собственную честь, и только вмешательство благородного господина Ризенталя не позволило дерзкому разбойнику беспрепятственно издеваться над нами.