Сочинения великих итальянцев XVI века - Макиавелли Никколо (читать хорошую книгу полностью .TXT, .FB2) 📗
Противники его стали намного могущественнее, чем раньше, по ряду причин: во-первых, в обычае у народа, после того как он некоторое время поддерживает какое-то предприятие, переметнуться безо всякой причины в противоположную сторону; затем, отлучение отдалило от монаха многих сторонников и превратило в его врагов всех тех, кто был нейтрален и придерживался середины, — они сочли, что предосудительно и недостойно хороших христиан не повиноваться повелениям папы; наконец, вожди противоположной партии, видя, что многие порядочные юноши, страстные, горячие, имеющие оружие, были врагами монаха, объединили их в союз так называемых компаньяччи во главе с Доффо Спини; последние часто устраивали совместные ужины и собрания. Поскольку молодые люди происходили из хороших домов и имели оружие, то держали всех в страхе, так что Паолантонио Содерини, горячо поддерживавший монаха, ввел туда своего сына Томмазо, чтобы обезопасить себя в случае неблагоприятных обстоятельств. Из-за всего этого положение фра Джироламо сильно пошатнулось, и дело завершилось совершенно неожиданным образом, о чем будет речь ниже..
XVI. Испытание огнем. Убийство Франческо Валори и народные смуты. Арест Савонаролы, суд над ним и казнь. Суждение о нем.
1498. Последовал тяжелейший 1498 год, полный множества разнообразных бедствий, начало которым положило падение фра Джироламо; дело в том, что когда по приказанию Синьории он был отстранен от чтения проповедей и, казалось, строжайшее преследование, которому он подвергался со стороны духовных и светских лиц, несколько ослабло, незначительное происшествие явилось источником всеобщего бедствия. Фра Доменико да Пеша, тоже доминиканец из Сан Марко, человек простой и имеющий репутацию праведника, который в пророчествах о будущем придерживался манеры фра Джироламо, примерно за два года до излагаемых событий, проповедуя в церкви Санта Липерата, объявил с амвона, что в случае необходимости доказать истинность их проповедей они воскресят мертвого, войдут в огонь и по Божией благодати выйдут из него невредимыми; потом то же самое повторил фра Джироламо. До последнего времени об этом не говорили, как вдруг некий фра Франческо из обсервантов ордена святого Франциска, который проповедовал в церкви Санта Кроче и люто ненавидел все, связанное с фра Джироламо, сказал на проповеди, что ради разоблачения столь великой лжи он сам готов взойти на костер вместе с фра Джироламо, пусть лишь разведут огонь на площади Синьории; что сам он без сомнения сгорит, но та же участь ждет, конечно, фра Джироламо, — так станет очевидным лицемерие последнего, ведь он не раз обещал невредимым выйти из огня. Эти слова передали фра Доменико, проповедовавшему вместо фра Джироламо; фра Доменико принял вызов и объявил с амвона, что сам готов к этому испытанию и предлагает себя вместо фра Джироламо.
Все это понравилось гражданам обеих партий, желавшим, чтобы разногласия и недоразумения наконец прекратились, и тогда начались переговоры с обоими проповедниками о предстоящем испытании; наконец, после долгих обсуждений все монахи единодушно решили, что надо сложить костер, на который вместо фра Джироламо взойдет монах из его ордена, причем они предоставили самому фра Джироламо выбрать, кто это будет, а от другой партии — монах ордена святого Франциска, которого изберут вышестоящие. На другой день фра Джироламо получил от Синьории разрешение проповедовать и на проповеди в Сан Марко говорил о значении чудес, что они совершаются лишь по необходимости, когда не хватает разумных доводов и опыта; а поскольку христианская вера была всячески испытана и истинность его предсказаний доказана множеством примеров, тот, кто не закоснел в дурной жизни, вполне может обойтись и без чудес, чтобы не искушать милосердие Божие. Но раз уж сейчас им бросили вызов, они охотно примут его, и он заверяет: кто бы ни взошел на костер, монах-доминиканец выйдет из огня живым и совершенно невредимым, францисканец же, напротив, сгорит; а если произойдет иное, то они могут смело заявить, что его проповеди были лживы; он добавил, что не только с монахами его ордена, но и с любым, кто взойдет на костер в защиту истины, случится то же самое; под конец он спросил слушателей, взойдут ли они в случае необходимости на костер ради торжества столь великого дела, исходящего от Бога. В ответ на этот вопрос поднялся страшный шум, и почти все ответили: «да»; все это было весьма удивительно, ведь нет сомнения, что очень многие устремились бы в огонь по первому слову фра Джироламо. Наконец, в назначенный день, а было это в апреле, в субботу накануне Вербного воскресенья, посреди площади Синьории возвели небольшой деревянный помост, в назначенный час францисканцы пришли на площадь и собрались в колоннаде лоджий дворца; затем явились братья из Сан Марко — среди них многие были готовы к испытанию — с пением псалма Exurgat Dominus et dissipentur inimiciejus[284], а с ними фра Джироламо с Телом Христовым в руках. Из уважения к нему несколько монахов и очень много светских людей несли множество факелов, и была их процессия преисполнена благочестия и ярко показывала, что они пришли подвергнуться испытанию в беспримерно смелом расположении духа; это не только поддержало сторонников фра Джироламо, но даже заставило поколебаться его врагов.
Когда монахи из Сан Марко вошли в колоннаду лоджий, отделенные, однако, деревянной перегородкой от францисканцев, возникло затруднение с одеждой, в которой фра Доменико да Пеша должен был взойти на костер, потому что францисканцы опасались колдовства и волшебства. И поскольку никак не могли прийти к согласию, Синьория не раз посылала двух граждан к каждой из сторон; это были мессер Франческо Гвалтеротти, Джованбаттиста Ридольфи, Томмазо Антинори и Пьеро дельи Альберти; они помогли договориться, отвели предводителей монахов во Дворец, устранили там разногласия и выработали договор; и когда уже намеревались осуществить испытание, братья ордена святого Франциска услышали, что фра Джироламо собирается взойти на костер с Телом Христовым в руке. Они принялись яростно этому противиться, заявляя, что если облатка сгорит, это все равно что ввести в обман и подвергнуть величайшей опасности всю христианскую веру; но фра Джироламо настаивал на том, чтобы нести облатку, в результате все время прошло в долгих споpax, ибо никто не уступал и невозможно было примирить эти мнения, так что все разошлись по домам и даже бревна никто не поджег. Несмотря на то, что фра Джироламо сразу поднялся на амвон и доказывал, что вся вина лежит на братьях ордена святого Франциска, а победа за его партией, тем не менее многим казалось, что это недоразумение из-за Тела Христова было скорее предлогом, чем истинной причиной; много друзей отошло от фра Джироламо, и весь народ настроился враждебно к нему. На следующий день, когда его приверженцев зло высмеивали и проклинали на улицах и враги очень осмелели при всеобщем сочувствии и поддержке вооруженных компаньяччи и Синьории во Дворце — в этот день в Санта Липерата, когда там после обеда должен был проповедовать монах из Сан Марко, как будто неожиданно поднялось возмущение и распространилось по городу; и как бывает обычно, когда люди возбуждены, преисполнены колебаний и подозрительности, враги монаха и компаньяччи взяли в руки оружие и стали созывать народ в Сан Марко. Много монахов собрались там на вечерю и встали на защиту монастыря, хотя он был довольно большой, пустив в ход камни и оружие; тут ярость толпы обратилась на Франческо Валори, и принялись осаждать его дом, который отстаивали домашние, а жена Франческо, дочь мессера Джованни Каниджани, высунувшись из окна, была ранена стрелой в голову и тут же умерла. Затем толпа ворвалась в дом, на чердаке нашли Франческо, который умолял, чтобы его пощадили и отвели во Дворец; его выволокли из дома, и в сопровождении булавоносца он пошел во Дворец, но сделал всего несколько шагов — на него напали и сразу его убили; это Винченцио Ридольфи и Симоне Торнабуони отомстили за своих родственников Никколо Ридольфи и Лоренцо Торнабуони; с ними был и Якопо ди мессер Лука Питти, страстный приверженец противоположной партии; правда, Якопо нанес удар уже по мертвому телу.