Правдивое комическое жизнеописание Франсиона - Сорель Шарль (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗

что мне продолжали давать ее ежедневно. И вот как-то лежал я еще в постельке, а служанка в той же горнице возилась с глиняной миской у очага; тут кто-то позвал ее со двора, и она, оставив миску, пошла узнать, зачем ее кличут. Тем временем здоровенная обезьяна, которую с некоторых пор тайно держал у себя наш сосед, выползла из-под кровати, куда запряталась, и, представьте себе, приметив где-то, как кормят детей молочной кашкой, набрала ее в лапу и вымазала мне все лицо. Затем принесла она мою одежду и обрядила меня по новой моде, а именно, сунула мне ноги в рукава камзольчика, а руки в штаны. Я орал благим матом, ибо испугался этого безобразного животного; но служанка, занятая своим делом, не торопилась возвращаться ради моего крика, тем более что отец с матерью были у обедни. Наконец обезьяна, выполнив свою достославную затею, выскочила в окно на дерево, а оттуда отправилась восвояси. Вскоре после того служанка вернулась и, увидав состояние, в коем оставила меня обезьяна, принялась неистово креститься, таращить глаза и проявлять признаки величайшего изумления; затем, лаская меня, она спросила, кто это мне так удружил, а поскольку я уже не раз слыхал, как при всяком безобразном предмете поминали дьявола, то и сказал, что то был мальчик, безобразный, как дьявол, ибо принял обезьяну, обряженную в зеленую кацавейку, за мальчика. На сей раз я оказался таким же умником, как тот швейцарец, который, увидев на пороге харчевни обезьяну, дал ей разменять монету и, видя, что она расплачивается с ним одними гримасами, не переставал ей твердить: «Нут-ка, мальчуган, гони сюда мелочь!» Возможно, что отсюда пошла поговорка: «расплачиваться обезьяньими штучками» [32], которой пользуются, когда кто-либо вместо платежа прибегает к гримасам, прыжкам и издевкам. Но швейцарец был не единственным, кто попал впросак. Один крестьянин, неся корзину с грушами своему сеньору, повстречал на лестнице двух обезьян, которые набросились на фрукты с целью полакомиться. Были они при шпагах, в прекрасных кацавейках из золотой парчи и имели весьма достойный вид, так что почтительный поселянин снял перед ними шляпу с величайшей учтивостью. После того как отдал он свое подношение хозяину дома, тот спросил его, почему он принес неполную корзину.

— Она была полна, барин, — отвечал крестьянин, — да ваши барчуки отобрали у меня половину.

Ответ оказался особенно метким, ибо сей сеньор был на редкость безобразен, и крестьянин легко мог счесть этих обезьян за его сородичей.

Словом, из сего явствует, что раз даже взрослые принимали обезьян за детей, то тем паче могло это случиться со мной в младенческом возрасте. Но наша служанка без колебаний поверила в посещение нечистого духа, ибо сама не видала, чтобы ко мне входил какой-либо ребенок или другой необычный гость; а потому, вымыв меня и одев, она принялась так усердно кропить горницу, что истратила больше пинты святой воды.

Мать, вернувшись из церкви, застала ее еще за этим занятием и осведомилась, что тому за причина. Та с величайшим простосердечием рассказала ей, в каком виде она меня застала и как дьявол, по ее мнению, заходил в мою горницу. Макушка была не из легковерных и передала эту историю отцу, а тот только посмеялся и назвал все пустыми бреднями, дабы уверить служанку, что ей померещилось; но наш слуга, вошедший ко мне вслед за ней и видевший меня в описанном облачении во время беседы со служанкой, разубедил отца в том, что она утверждала это по недомыслию.

В следующую ночь злодейка-обезьяна снова вернулась и разложила на столе в зале все монеты, лежавшие в каком-то кошельке, словно собиралась их пересчитать; затем, опрокинув множество кухонной посуды, она отправилась к себе, выбравшись сквозь решетку того оконца без ставней, через которое уже раз к нам проникла. Увидав учиненный ею беспорядок, служанки передали о том отцу и матери, которые чуть было, действительно не поверили в посещение домового. Все это произвело такое впечатление на наших челядинцев, что им начало казаться, будто они видели ночью множество привидений. Один из них даже уверял, что, за неимением ночной посудины, подходил около одиннадцати часов к окну за малой нуждой и видел, как в саду что-то перепрыгивало с дерева на дерево.

— Раз вы хотите убедить меня, будто здесь бродят духи, — сказал мой отец, — то пусть, черт подери, каждый из вас дежурит ночью по очереди у окна и предупредит меня своевременно.

Отец был упрям в своих решениях, а посему пришлось им исполнить его приказ: восемь ночей подряд кто-нибудь из слуг бодрствовал или притворялся бодрствующим, — ибо, вернее всего, клевал носом, — но стороживший на девятую ночь увидал в саду какую-то фигуру, о чем и уведомил отца. Тот берет пистолет и потихоньку направляется к указанному месту. Не успел он туда прийти, как заметил человека, бросившегося бежать к пролому в стене. Отец погнался за ним и выстрелил в воздух, отчего тот так опешил, что, оступившись о камень, потерял равновесие и не успел подняться с земли, как его уже настигли. Пришлось ему просить пощады и обнаружить свой голос, по коему наш слуга узнал в нем крестьянина из соседнего местечка, а отец, увидав корзину с двумя-тремя фунтовыми грушами, догадался, что пришел он воровать фрукты. Но мой родитель был не такого склада, чтоб мстить всякой подлой каналье, а потому ограничился несколькими пинками под зад и пригрозил привлечь его к суду, если тот вторично проштафится. При этом выказал он свое милосердие весьма милым и приятным образом.

— Вот что, Любен, — сказал он ему, — вижу, право слово, что я зря стараюсь, оберегая от тебя свои фрукты; мне надоело стеречь их, а тратить деньги, чтобы повысить стену, тоже неохота. Давай уговоримся: сколько ты хочешь груш ежегодно, но с тем, чтоб уж больше не воровать. Сотни хватит?

На это подлый мужлан ответил:

— Что вы, барин, ведь этак я останусь внакладе.

Ответ крестьянина показался моему отцу столь простодушным, что скорее развеселил его, нежели рассердил: он ограничился еще несколькими угрозами и отпустил вора на все четыре стороны, убедившись в том, кто был дух, которого слуга видел скачущим по деревьям; относительно же домового, подшутившего надо мной и перевернувшего кухню вверх дном, он не знал, что подумать.

На другой день зашел он в дом, где была обезьяна, и увидал ее на цепи в нижней горнице. Он спросил жившего там хлебопашца, чье это животное.

— Государь мой, — отвечал тот, — эта обезьяна принадлежит одному дворянину, питающему ко мне расположение и поручившему мне беречь ее. Правда, она выкидывает разные шутки: так, намедни, побывав у цирюльника, вернулась она обратно, схватила тряпку и повязала ее нашему коту на шею, а затем, вспомнив, как при ней стригли в цирюльне бороды, взяла ножницы и, представьте, отхватила ему усы. Однако же я не прочь избавиться от этой обузы, ибо она причиняет мне немало беспокойства: пришлось посадить обезьяну на цепь, потому что на третий день, как ее принесли, вздумалось ей залезть к вам, и я боялся, как бы не повадилась она туда ходить и не наделала каких-либо дел, если останется на свободе.

Услыхав это, отец точно осведомился о дне, когда навещала нас обезьяна, и таким образом узнал в ней демона, о коем столько говорили и коего так боялись. Это доказывает, что низменные души нередко ошибаются и испытывают напрасные страхи, как это случилось и с нашей челядью. Вам, живущим вблизи деревень, небезызвестно, что нет такой дыры, где бы не ходил слух о каких-либо духах; а между тем если покопаться как следует, то окажется, что эти выдумки жителей основаны на самых обыкновенных и естественных явлениях, причины коих непонятны простым и грубым умам. Весьма примечательно, что даже в самом младенческом возрасте я не боялся этих ужасов и, когда наши служанки, желая отучить меня от каких-либо неугодных им поступков, сулили отдать на съедение зверю, приходившему к нам однажды утром, я трусил не больше, чем если б они вовсе не угрожали.

Не стану останавливаться на многих мелких ребячествах, совершенных мною в детстве, и перейду к более позднему времени. Когда я достиг отроческих лет, родители наняли человека, который должен был обучать меня чтению и письму; но он недолго со мной занимался. После того стал я ежедневно ходить к нашему священнику и перенял от него всю латынь, какую он знал.