Правдивое комическое жизнеописание Франсиона - Сорель Шарль (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗

Так или иначе, но с тех пор «Комическое жизнеописание» пользовалось столь большим успехом, что всякий жаждал его прочесть и было оно напечатано несколько раз после второго издания без каких-либо исправлений, причем по-прежнему состояло из одиннадцати книг. Однако же можно было предположить, что автор написал и двенадцатую, а потому все требовали таковую, но никто не мог предложить ее читателям.

И вот на этом-то я и намерен поймать лиц, приписывающих сию повесть другим, ибо что стоило кому-либо ее восполнить? Однако же пришлось дожидаться подлинного автора и разыскать то, что он сам написал. Наконец случилось так, что некий человек, присутствовавший при кончине сьера дю Парка, вернулся из длительного странствования и объявил, что у него хранится много рукописей, каковые надлежит просмотреть. Среди них обнаружили список большей части «Комического жизнеописания», причем был он в отношении отдельных мест полнее того, что находился у нас, и не только имел другое начало и другой конец, но включал в себя даже столь желанную двенадцатую книгу [5].

Издатели всячески постарались раздобыть список, дабы напечатать его в том виде, в каком он теперь перед нами; кроме того, исправили все, что надлежало исправить, так, например «Посвящение сильным мира сего» [6] и рассказ о предисловии «К Франсиону», принадлежащие к самой повести, были перенесены в нее, тогда как прежде их помещали в начале книги за неимением ничего другого. Действительно, пришли к убеждению, что так и надо, ибо даже отыскалось другое вступительное посвящение, обращенное к Франсиону и предназначенное стоять перед повествованием, куда его и отнесли. К тому же в одиннадцатой книге Франсион признается, что сочинил некую повесть, озаглавленную «Заблуждения юности», каковая, по его словам, была напечатана, а между тем мы никогда о том не слыхали; но это только уловка, и дю Парк вздумал приписать означенное признание Франсиону, чтобы запутать читателя, ибо вовсе не оттуда почерпал он историю похождений этого кавалера, поскольку сам сознается в посвящении, что слышал ее из его собственных уст.

Впрочем, надо проверить, нет ли и тут какого-либо вымысла, и действительно ли принадлежал этот Франсион к числу дворян, друзей дю Парка, который задумал описать жизнь сего кавалера, ознакомившись с некоторыми его воспоминаниями.

Но это не имеет значения: достаточно того, чтобы мы признали достоинства книги. Что же касается современных вставок, включенных сюда потому, что они оказались весьма удачно вправленными в эту историю и уже стали слишком известными, чтобы их опустить, то пришлось таковые оставить; однако же, поскольку все это выполнено с величайшим тщанием, то мы можем сказать, что обладаем теперь подлинным жизнеописанием Франсиона, исправленным по рукописи автора.

Относительно же упомянутых посторонних элементов мы не станем говорить, лучше ли они или хуже основной части книги, ибо существуют разные виды красоты. Надлежит также принять во внимание, что эти вставки составляют лишь незначительную долю по сравнению с частью, написанной дю Парком, а потому не играют никакой роли, и, не будь их, повесть от этого ничего бы не потеряла; не станем же их устранять, хотя бы для удовольствия тех ценителей, которые не любят, чтоб из книг выбрасывали пассажи, уже им встречавшиеся; а к тому же в отношении таких повестей занимательного типа принято придерживаться правила, что в них позволительно делать всякие изменения гораздо свободнее, нежели в остальных сочинениях.

Тем не менее достоверно, что если к этому произведению кое-что прибавили, то произошло это не иначе, как в соответствии с намерениями самого автора, каковые следовало уважить; таким образом, ему принадлежит честь в отношении всего того, что могло быть сделано в этом направлении.

С другой стороны, имеется немало людей, уверяющих, будто вся книга принадлежит перу одного автора, ибо те события, которые, как подозревают, описаны не самим дю Парком, произошли вовсе не так недавно, чтоб он не мог о них знать и не мог включить их в последние книги своей повести: а посему-де несправедливо из-за двух-трех мест подвергать сомнению всю вещь.

Таким образом, всякому надлежит придерживаться указанного мнения и признать, что никто другой, кроме сьера дю Парка, не является автором всего «Комического жизнеописания Франсиона», ибо с какой стати приписывать это сочинение другому, поскольку нет никого, кто бы приписывал его себе? Кроме того, дю Парк оставил нам эту приятнейшую повесть в таком виде, что обладает она ценностью и без посторонних прибавлении; следственно, и прикрасы, которые, может статься, туда привнесены, не в состоянии лишить автора заслуженной чести; живым же отнюдь не следует присваивать себе славу, принадлежащую покойникам. Многое еще можно сказать в похвалу его сочинению, но все это ни к чему, поскольку оно само находится перед нами, и стоит только заглянуть в него, дабы убедиться, сколь великого уважения достоин этот труд.

КНИГА І

У НАС НАЙДЕТСЯ НЕМАЛО ТРАГИЧЕСКИХ историй, только вгоняющих читателя в грусть, а потому необходимо теперь заглянуть в такую, которая была бы чисто комической и могла развлечь самые скучающие души. Тем не менее должна она послужить нам на пользу, и описание разных встречающихся в ней плутней научит нас остерегаться таковых, а несчастья, которые, как будет показано, случаются с людьми, ведущими дурную жизнь, безусловно, отвратят нас от пороков. Те, кто обладает здравым умом, сумеют извлечь из нее пользу, ибо вперемежку с шутливыми побасенками приведено тут и немало серьезных речей, а несколько нравоучений, хотя и весьма кратких, не преминут подействовать на души, лишь бы они оказались достаточно восприимчивыми. Немалое также преимущество — поучаться на чужих злоключениях и вместо того, чтоб слушать проповеди хмурого и противного наставника, внимать приятному учителю, все уроки коего суть лишь легкая игра и услада. Именно так и поступали древние сочинители в своих комедиях: они учили народ, развлекая его. Настоящее произведение подражает им во всем, но обладает еще тем преимуществом, что действие начертано здесь черным по белому, тогда как. в комедиях нет ничего, кроме слов, ибо актеры изображают все это на театре.

Поскольку эта работа предназначена исключительно для чтения, то пришлось излагать все эпизоды, и вместо простой комедии получилась комическая история, с которой вы сейчас познакомитесь.

Была уже глубокая ночь, когда некий старикашка, по имени Валентин, держа под мышкой большой узел, вышел из Бургундского замка в халате и красном ночном колпаке. Если против своего обыкновения он не надел очков, каковые обычно носил на носу или за поясом, то произошло это потому, что намеревался он выполнить одно дело, на которое сам не желал смотреть, а тем паче не хотелось ему, чтоб застиг его кто-либо другой. Если бы было светло, он испугался бы собственной тени, а потому, желая находиться в полном уединении, приказал тем, кто остался внутри, поднять мост, что они и исполнили, повинуясь ему как управителю замка того знатного вельможи, при коем он состоял. Затем он избавился от своей ноши и принялся разгуливать по окрестностям с такой осторожностью, словно ходил по яйцам и боялся их раздавить, а когда убедился, что все спят вплоть до жаб и лягушек, то спустился в ров, дабы выполнить нечто им задуманное. Накануне с вечера приказал он поставить там бадью таких размеров, чтобы человек мог в ней выкупаться. Приблизившись к оной, скинул он с себя все платье, кроме камзола, и, задрав рубаху, вошел в воду до пупа; затем, тотчас же выйдя оттуда и выбив огонь из кремня, зажег небольшую свечу и, обойдя с ней трижды вокруг бадьи, кинул ее в воду, где она и потухла. После этого бросил он туда некоторое количество какого-то порошка, принесенного им в бумаге, и принялся изрыгать разные дикие и странные словеса, коих у него был полон рот, но произносил их не до конца, а бормотал, как старая рассвирепевшая обезьяна, ибо продрог от холода, несмотря на то, что близилась летняя пора. Совершив это таинство, стал он купаться и весьма тщательно обмыл все тело без всякого исключения. Затем он вышел из бадьи, вытерся и оделся, а пока он подымался до края рва, все жесты его и слова обличали одно только довольство.