Европейская новелла Возрождения - Саккетти Франко (электронные книги без регистрации txt) 📗

Король Гранады [306], желая повысить в чине алькайда Картамы, послал ему приказ немедля покинуть эту крепость и отправиться в Коин, тот самый пограничный с вами город, а меня оставить в Картаме на попечении алькайда, который его сменит. Как узнали мы сию новость, злосчастную для моей госпожи и для меня, судите сами, коль были вы когда-нибудь влюблены, что должны были мы почувствовать. Встретившись в укромном месте, мы оплакивали нашу грядущую разлуку. Я называл ее госпожой своей, душой своей, единственной своей радостью и прочими нежными именами, которым научила меня любовь.

— Когда красота твоя будет вдали от меня, вспомнишь ли ты хоть изредка своего раба? — вопрошал я, но слезы и вздохи прерывали мою речь. Пытаясь сказать еще что-нибудь, я бормотал бессвязные слова, коих уж не припомню, ибо госпожа моя унесла с собой и мою память. А она, как горько она печалилась, хотя мне все казалось мало! Нежные ее речи и ныне звучат в моих ушах. Наконец, опасаясь, что нас могут услышать, мы стали прощаться со слезами и стонами, оставив друг другу в залог страстный поцелуй со вздохом, рвавшимся из самого сердца.

Видя, что горе мое беспредельно и что я бледен, как мертвец, она сказала:

— Абиндарраэс, при одной мысли о разлуке душа моя рвется вон из тела; знаю, с тобою творится то же, а посему желаю я быть твоей до самой смерти — тебе принадлежат мое сердце, моя жизнь, моя честь и все мое достояние; в подтверждение сего я, как прибуду в Коин, куда ныне еду с отцом моим, постараюсь найти удобное время, когда отец будет в отлучке или болен (чего я, увы, даже желаю), и извещу тебя — ты приедешь ко мне, и я отдам тебе то единственное, что принадлежит мне, отдам как своему супругу, ведь иного не допустит ни твое благородство, ни мое естество, а все прочее уже давно принадлежит тебе.

Эти слова чуть успокоили мое сердце, и я облобызал ее руки за обещанную милость.

На другой день они уехали, я же чувствовал себя, как путник, когда средь непроходимых, страшных гор он видит, что солнце закатилось; жестокая тоска взяла меня, и тщетно пытался я разогнать ее. Я глядел на окна, у которых госпожа моя, бывало, стояла, на воды, в которых она умывалась, на горницу, где спала, на сад, где почивала во время сьесты. Я проходил по всем дорогам, где ходила она, и всюду обретал лишь образ своей тоски. Впрочем, надежда, поданная обещанием вызвать меня, поддерживала меня, поддерживала мой дух и отчасти умеряла муки, но порою казалось мне, что слишком долго приходится ждать, и оттого страдал я еще сильнее и даже думал, что уж лучше не было бы никакой надежды, — ведь отчаяние мучит, лишь покуда не уверишься, что надежды нет, а надежда — покуда не осуществится желаемое.

И вот судьба определила, чтобы этим утром госпожа моя исполнила свое слово, прислав за мною доверенную служанку, — отец, вызванный королем, уехал в Гранаду, с тем чтобы невдолге возвратиться. Воскрешенный радостной сей вестью, я собрался в путь; выждав наступления ночи, чтобы отъезд мой не был замечен, я надел платье, в котором вы меня видите, дабы ознаменовать пред моей госпожой ликование сердца моего; клянусь, я был уверен, что и сотня рыцарей не смогла бы меня одолеть, раз со мною была моя госпожа; если же ты меня победил, то не силой своею, — это было бы невозможно, — но лишь оттого, что злая моя судьба или воля небес определили: не бывать моему блаженству. Итак, выслушав мою повесть, рассуди сам, чего я лишился и каково мое горе. Ехал я из Картамы в Коин, путь недальний — хотя нетерпение делало его долгим, — был я самым гордым Абенсеррахом в мире, я спешил на зов моей госпожи, повидаться с моей госпожой, насладиться моей госпожой, жениться на моей госпоже. И вот я ранен, я побежден, я в плену, и горше всего для меня то, что срок и случай для моего блаженства истекает этой ночью. Дозволь же мне, о христианин, искать утешения во вздохах и не почитай их малодушием; еще большим малодушием было бы, кабы я бесчувственно переносил свой жестокий удел.

Удивительная история мавра возбудила в Родриго де Нарваэсе изумление и сострадание; рассудив, что вредней всего в таком деле промедление, он молвил:

— Абиндарраэс, я хочу тебе доказать, что мое великодушие сильней твоей злой судьбы [307]; коль обещаешь честью рыцаря вернуться в плен по истечении трех дней, даю тебе свободу, продолжай свой путь, — жаль мне было бы помешать столь благому делу.

Услыхав это, мавр от радости готов был кинуться к его ногам и сказал:

— Родриго де Нарваэс, ежели вы вправду это сделаете, поступок ваш явит миру невиданное благородство души, а мне возвратит жизнь. Требуйте от меня любую поруку в том, что условие ваше будет исполнено.

Алькайд подозвал своих воинов и сказал им:

— Сеньоры, примите от меня поруку за этого пленника, я объявляю себя поручителем в его возвращении.

Воины отвечали, что на то его воля; тогда алькайд, взявши обеими руками правую руку мавра, молвил:

— Обещаете ли вы мне честью рыцаря возвратиться в мою крепость Алору и сдаться мне в плен по истечении трех дней?

— Обещаю, — ответствовал мавр.

— Так ступайте же в добрый час, а буде понадобится моя помощь или что другое, я все для вас сделаю.

Со словами горячей благодарности мавр поспешно повернул на дорогу в Коин. А Родриго де Нарваэс и его рыцари, толкуя о храбрости и отменной учтивости мавра, возвратились в Алору.

Мчась во весь опор, Абенсеррах не замедлил прибыть в Коин. Подъехал он, как ему велели, прямо к крепости, отыскал в ней указанные ему ворота и, остановив коня, стал осматриваться вокруг— нет ли чего, грозящего опасностью; но все было спокойно, и он постучался острием копья в ворота, — то был условный знак для дуэньи. Она же и отворила ворота со словами:

— Что вас задержало, господин мой? Ваше опоздание заставило нас сильно тревожиться. Моя госпожа давно вас ждет, прошу спешиться и взойти к ней.

Мавр соскочил с коня, завел его в надежно укрытое местечко и оставил там копье, щит и ятаган; затем дуэнья повела его за руку, наказав идти как можно тише, чтобы не услышали люди в замке; они взошли по лестнице в покои прекрасной Харифы — так звалась его дама. Заслышав еще издали его шаги, она вышла с раскрытыми объятьями ему навстречу, они поцеловались, не говоря ни слова от чрезмерной радости.

— Почему вы задержались, господин мой? — сказала дама. — Ваше промедление повергло меня в сильную тревогу и страх.

— Госпожа моя, — отвечал он, — вы сами знаете, что причиной тут не могла быть моя нерадивость, но, увы, не всегда все происходит так, как мы, люди, того желаем.

Она взяла его за руку, повела в потаенную горницу и, сев там на ложе, молвила:

— Я хотела бы, Абиндарраэс, показать вам, как верны своему слову пленницы любви; с того дня, когда я вручила вам как залог свое сердце, я все искала способа отобрать его обратно; ныне я велела вам явиться сюда, в мой замок, дабы вы стали моим пленником, как я сама — пленница ваша, и дабы, назвав своим супругом, объявить вас господином надо мною и над имуществом отца моего, хотя понимаю, что это будет ему сильно не по сердцу, — ведь он, не зная так хорошо, как я, вашу доблесть и благородство, хотел бы найти мне более богатого мужа, для меня же вы и мое счастье — величайшее в мире богатство.

С этими словами она опустила голову, слегка смущенная тем, что говорила слишком откровенно. Мавр заключил ее в объятья и стал осыпать поцелуями ее руки, благодаря за милость.

— Госпожа моя, — молвил он, — за столь великое счастье, что вы мне дарите, я не могу вам дать ничего, что не принадлежало бы вам ранее вместе с моим сердцем. Вручаю его вам в знак того, что признаю вас госпожой своей и супругой.