Народные сказки и легенды - Музеус Иоганн Карл Август (бесплатная регистрация книга TXT) 📗

Тяжело навьюченный носильщик, после того как его желчь перестала бушевать, послушался совета старой зеленщицы, с помощью слуг сел в седло и ранним утром отправился к себе на родину, где и скрывался до тех пор, пока не подошёл назначенный срок свидания с синьорой Доттореной.

Между тем граф Ульрих выздоровел и с триумфом въехал в Гослар, уверенный в том, что высокая покровительница наилучшим образом оберегала перед гордой Лукрецией его права.

Когда он подъехал ко двору, чтобы вновь предстать перед королевой, было такое стечение народа, пожелавшего собственными глазами убедиться в чудесной перемене, по слухам, случившейся с графом Ульрихом, что чёрное посольство короля Абиссинии не могло бы, пожалуй, вызвать большего любопытства почтенных горожан. Королева встретила рыцаря со всей благосклонностью и подвела к нему Лукрецию, убранную, как подобает невесте. Он вполне заслужил эту рыцарскую награду, выполнив такое щекотливое и, казалось, невыполнимое условие. Уста девушки произнесли слова согласия на союз с графом, и в пылу первого восторга, тот не поинтересовался, совпало ли это признание с желанием её сердца. Ещё меньше граф Ульрих думал о том, где достать приличествующие его званию средства на содержание будущей супруги, а также о том, какое обеспечение указать ей в брачном контракте на случай его смерти. Он не мало смутился, когда королева, усердно покровительствующая этому сватовству и со своей стороны назначившая приданое Лукреции, спросила его, какое встречное приданое собирается он прописать невесте.

Граф Ульрих признался, что у него нет ничего, кроме рыцарского меча, который он обратит против врагов короля и добудет им себе славу и награду.

Невесту спросили, удовлетворится ли она таким призрачным обеспечением. Граф уже начал было опасаться, не воспользуется ли она новым предлогом, чтобы опять ускользнуть от него, но, со времени его возвращения, отношение Лукреции к верному Амадизу [233] заметно изменилось.

— Я не отрицаю, благородный граф, что поставила вам тяжёлое условие для испытания вашей любви, — сказала она. — Но раз уж вы не отказались от него и даже невозможное сделали возможным, то я отдаю вам себя, не подвергая вас новым испытаниям. Я не принесу вам в приданое ничего, кроме моего сердца да небольшого наследства матери, если она когда-нибудь благословит этот мир. Зато и от вас я не потребую ничего, кроме вашего сердца, которое вы мне уже обещали.

Королева и придворные чрезвычайно удивились такому образу мыслей девушки, а граф Ульрих был искренне тронут. Он схватил её руку, крепко прижал к своей груди и сказал:

— Благодарю вас, Лукреция, за то что вы не пренебрегаете мною. Клянусь честью, — вот этой рукой и моим добрым мечом, как и подобает рыцарю, я добуду для вас всё, чтобы вы никогда ни в чём не нуждались.

Приглашённый епископ благословил любящую пару, после чего королева с большой пышностью устроила при дворе свадьбу. По окончании свадебных торжеств много было разных кривотолков и пересудов об этом браке.

После того как публика, принимавшая деятельное участие в обсуждении новой пары, составила им гороскоп и новобрачными перестали интересоваться, граф Ульрих вспомнил о своём обещании отправиться в поход и привезти оттуда богатую добычу, но Лукреция не хотела его отпускать.

— В семейных делах вам придётся подчиняться мне. Вы можете управлять домом и делать всё, что вам нравится, но сейчас мы должны отправиться в Бамберг. Я хочу навестить мою маму и представить ей вас, — сказала она.

— Вы правы, дорогая супруга, — ответил граф, — пусть будет по-вашему.

Итак, благородная пара выехала в Бамберг. В материнском доме была большая радость по случаю прибытия дорогих гостей. Одно только не нравилось зятю, — кудахтанье курицы по утрам вблизи спальни, нарушавшее его сон, такой сладкий в объятиях нежной жены. Граф Ульрих не мог удержаться, чтобы не выразить досаду по этому поводу и поклялся, что будь его воля, он свернул бы курице шею, на что Лукреция ответила, улыбаясь:

— Этого ни в коем случае нельзя делать. Каждый день курица кладёт свежее яйцо, принося доход дому.

Граф удивился, как могла привыкшая к расточительству придворная дама внезапно превратиться в такую хозяйственную женщину.

— Я пожертвовал ради вас графством, которое вы промотали, откармливая попов и монахинь, а вам трудно пожертвовать для меня жалкой курицей. Как это похоже на вас. Вы не любите меня.

Молодая женщина погладила его надутые от недовольства щёки и сказала:

— Знайте же, дорогой супруг, эта курочка, — нарушительница вашего покоя, — каждое утро кладёт золотое яйцо, поэтому она так мила и дорога моей матери. Мама ест с ней из одной миски и спит с ней в одной комнате. Девятнадцать лет курочка снабжает этот дом драгоценными яйцами. Посудите сами, разве могла я жить на одно только жалование служанки королевы? Разве корысти ради принимала я ваши подарки? И разве могли они повлиять на моё сердце? Я брала их не для того, чтобы разорить вас, а чтобы испытать вашу любовь и высыпала их в кружку святой церкви, дабы избежать подозрений в корыстолюбии. Только любовь должна была соединить наши сердца. Поэтому я и приняла вашу руку, не требуя наследства, и отдала вам свою без приданого.

Граф Ульрих удивился словам супруги. Его душа колебалась между верой и сомнением. Чтобы убедить Фому Неверного, [234] Лукреция позвала мать. Она призналась, что выдала мужу тайну золотых яиц и попросила подтвердить, что всё сказанное ей правда.

Добрая мать открыла лари и поражённый зять застыл, как зачарованный, при виде необъятного богатства. Он признался, что такое приданое в золотых яйцах [235] прекрасная находка для графа без графства, но тут же поклялся нерушимой клятвой, что никакие сокровища мира не смогут повлиять на его любовь к супруге. Как бы то ни было, а заложенное графство было выкуплено и к нему прикуплено другое, для чего не потребовались никакие рыцарские таланты. Граф Ульрих оставил в покое оружие и доспехи и прожил свои дни в мире, наслаждаясь неизменным счастьем любви, ибо прекрасная Лукреция доказала собственным примером, что надменная красавица иногда, если угодно, может стать очень милой и обходительной супругой.

МЕЛЕКСАЛА

Однажды, бессонной ночью, Григория IХ, наместника святого Петра на папском престоле, осенила вдруг мысль, навеянная не божьим провидением, а духом политической борьбы, — подрезать крылья германскому орлу, дабы он не вознёсся над гордым Римом.

Едва утреннее солнце осветило достопочтенный Ватикан, как Его Святейшество вызвал колокольчиком секретаря и приказал ему созвать Священную коллегию. Надев церковное облачение, он отслужил торжественную мессу, по окончании которой призвал к крестовому походу, на что все кардиналы, легко угадав куда по его мудрому замыслу должно выступить войско, во имя Господа Бога и общего блага всех достойных христиан, охотно дали своё согласие.

В Неаполь, где тогда держал двор император Фридрих Швабский, [236] срочно выехал изворотливый и хитрый нунций. В его походной сумке были две кружки: одна из них содержала в себе сладкую патоку убеждения, другая — трут, сталь и кремень, дабы зажечь огонь проклятия, в случае если упрямый сын церкви откажет Святому Отцу в послушании и повиновении.

Когда легат прибыл ко двору, он извлёк из сумки первую кружку и не пожалел сладкой патоки лести. Но у императора Фридриха был тонкий вкус, и он скоро почувствовал отвращение к коварным пилюлям в сладкой оболочке, вызывающим у него резь в кишках, поэтому он отверг таившее обман лакомство. Тогда легат достал вторую кружку и высек несколько искр, опаливших бороду императора и, как крапивой, ожегших его кожу. Фридрих понял, что скоро указующий перст Святого Отца может стать для него тяжелее, чем туша стоящего перед ним легата, а потому смирился, с большой неохотой заставив себя повиноваться Владыке и начать подготовку к войне против неверных на Востоке.