Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв. - Автор неизвестен (читаем книги TXT) 📗

— Кто ты, ищущий меня? Горы высоки, ущелья глубоки, и в этих дивных местах ты меня ищешь. Кто же ты?

Как Бои и Шуци в горах Шоуяншань искали папоротник, — так ли меня ты ищешь?

Как Сюй-ю омыл уши водами реки Инчуань, — так ли меня ты ищешь?

Как Янь Цзылин пахал в горах Фучуньшань, — так ли меня ты ищешь?

Как Цзе Цзытуй в горящем ковыле в горах далеких остался, — так ли меня ты ищешь?

Как сановник ханьского государя Чжан Цзыфан на свирели играл, — так ли меня ты ищешь?

Как четверо друзей [333] — шаншаньских старцев — играли в шашки, — так ли меня ты ищешь?

Как Цюй Юань, бросившись в воды Мило, молил о спасении, — так ли меня ты ищешь?

Как царь поэтов Ли Бо сочинял стихи, — так ли меня ты ищешь?

Как Лю Лин [334]в своих стихах прославлял вино, — так ли меня ты ищешь?

Как мудрецы из Ляньси [335], Лояна, Гуаньчжуна и Миньчжуна воспевали ветер и луну, — так ли меня ты ищешь?

Как Будда проповедовал свое учение, — так ли меня ты ищешь?

Как Ань Цишэн и Чи Сунцзы нашли эликсир бессмертия, — так ли меня ты ищешь?

Как мудрый Чжугэ, живя в бедной хижине в Наньяне, сон разгадал, — так ли меня ты ищешь?

Как Лю Бэй встретился с друзьями в персиковом саду, — так ли меня ты ищешь?

Как Су Дунпо плыл на лодке по реке под Красной стеной, — так ли меня ты ищешь?

Как Оуян Сю [336], называвший себя хмельным старцем, устраивал пирушки, — так ли меня ты ищешь?

Так кто же ты?

Заяц, навострив оба уха, переступил четырьмя лапами и осторожно приблизился. Смотрит, перед ним какое-то круглое, темное, плоское существо. Ему оно не показалось опасным, но все-таки он выжидал. Черепаха же тем временем пригласила зайца подойти поближе. И тогда, решив, будь что будет, заяц подошел совсем близко. Они раскланялись, уселись и для первого знакомства взяли китайские трубки с мундштуками из серебра, набитые лучшими сортами табака: «заморской травой», «травой из Пхеньяна», «травой с Алмазных гор», затем трубки с янтарными и яшмовыми мундштуками. Потом отложили трубки и принялись за желуди и листочки акации.

Первой заговорила черепаха:

— Я много слышала о славном господине зайце и мечтала взглянуть на него хоть раз. Сегодня наконец я удостоилась высокой чести. И почему это произошло так поздно?

— Я побывал всюду и свет повидал, но такое пугало встречаю в первый раз. Ты что, проламывала глинобитную ограду и потеряла голени? Оттого лапы у тебя так коротки? Может быть, сановника при встрече оскорбила и тебя за чуб так трепали, что шея вытянулась? А может, ты в комнату кисэн захаживала, и там гуляки так тебя ногами потоптали, что спина стала плоской? А оглядеть тебя со всех сторон — ну чем не плошка деревянная? Но как же все-таки тебя величают? Все, что наговорил я тебе, — шутка. Не сердись на меня!

У черепахи от таких речей сердце заиграло, но она сдержала свою радость, вспомнив, за чем пришла, и ответила так:

— Зовут меня черепахой, а по прозвищу — «Архивариус». Спина широковата, зато по воде плаваю и не тону. Лапы коротковаты, зато по земле хожу и не падаю. Шея длинновата — дальше увидишь. Я круглой родилась и круглой живу на свете. Поэтому я — старшая над водяными животными, выше всех чиновников: военных и гражданских.

— Я много повидал на своем веку, — сказал заяц, — но такую выдающуюся личность встречаю впервые.

— Сколько же вам лет минуло, что ваше прошлое так богато? — полюбопытствовала черепаха.

— Я не помню точно, сколько раз мне минуло по шестьдесят. В дни юности я в Лунном дворце под коричным деревом толок снадобье в ступе [337]. Супруга стрелка И [338]при мне приходила за эликсиром бессмертия. Дунфан Шо, которому минуло сто восемьдесят тысяч лет, — мой ученик. Если сравнить со мной Пэн Цзу [339], прожившего восемь сотен лет, — он попросту младенец. Ну, а тебе, по-видимому, я и вовсе гожусь в отцы.

На это черепаха возразила:

— Такими речами вы превозносите себя как Сына Неба. Если бегло перечесть мои прошлые дела — а вы о них наверняка ничего не знаете, — вы очень удивитесь. В тот день, когда родился Паньгу [340], я подносила роженице суп из морской травы. А когда на престол вступил Тянь-хуан, я подавала гостям рыбу. Тот знаменитый день, когда Ди-хуан и Жэнь-хуан [341]разделили землю на девять уделов, я помню также, как вчерашний. Постройка Ючао жилья из веток и приготовление Суйжэнем [342]пищи на огне проходили при моем участии. Государь Фуси со мною вместе разгадал начертанные на спине чудовища лунма восемь триграмм. Когда Гунгун во время битвы с Чжуюном сломал небесную опору, я растопила пятицветную скалу и Нюйва [343]залатала ею небо. Когда Шэнь-нун создавал земледельческие орудия и перепробовал все травы, приготовил из них лекарства, я помогала ему. Когда Хуан-ди строил лодки, я была плотником. А когда он близ Чжолу с Чию сражался, то по моему совету нанес неожиданный удар и схватил Чию. Я указала способ обрести престол Цзинь-тяню и подсказала, как править государством Чжуаньсюю. Я своими ушами слышала, как Гаосинь при рождении называл свое имя. Песни, звучавшие на улицах при императоре Яо, до сих пор услаждают мой слух, а песней императора Шуня — «Южный ветер» — я будто вчера наслаждалась! Когда император Юй [344]справился с наводнениями, которые были девять лет подряд, я прославляла его добродетель созидания. Моление в тутовой роще о дожде при государе Тане, правление чжуских государей Чжоу, Вэнь-вана и У-вана, церемонии и музыка в их царстве, приведенные в порядок и прославленные в веках благодаря стараниям Чжоу-гуна, — тоже было словно вчера. Вот только не смогла я спасти Цюй Юаня, погибшего в реке Мило, так как в это время я совершала путешествие к Западному морю. Об этом я сожалею до сих пор. Выходит, если поразмыслить, я намного старше вас и гожусь вам в дедушки. Не правда ли? Но как бы то ни было, довольно присказок. Давайте поговорим о том, какие чудеса бывают на белом свете.

— Расскажи я о людских делах, — промолвил заяц, — ты от удивления тотчас напустишь лужу и, такая плоская и круглая, поплывешь по ней, словно лодка.

— Довольно похваляться, рассказывайте! — перебила черепаха.

И заяц начал:

— В наших краях, где прекрасны Три горы, пики словно лезвия мечей пронзают небеса. А если оставить горы и обратиться к водам, мы увидим, что впереди — «вешние воды наполнили озера». Позади же — «летние облака неисчислимы на причудливых вершинах».

Под горой расчистишь местечко и построишь крохотную хижину, крытую травой. «На одной половине хозяин — прохладный ветер, на другой — светлая луна». На земляных ступенях плащ и шляпа от дождя так опрятны и чисты. Нигде таких не сыщешь! Журавли курлыкают, в поднебесье фениксы парят. В горах выкопаешь целебную траву, в речке наловишь рыбы. Не блаженство ли?

В синем небе безмятежна ясная луна. И ты, один среди горных вершин и ущелий, затворяешь калитку. Тучки вольные здесь любуются своими тенями. Эти дивные красоты не имеют себе равных. И ты, подобно тучкам, чужд суете мирской. Кто здесь тебя разыщет?

Минуют холода, и снова потеплеет. Так я угадываю, когда какая наступает пора. Уходят дни, проходят месяцы. Я потерял счет времени.

Там, в глуши, где синие реки и зеленые горы, роскошны цветы и густы ароматные травы. Фениксы и павлины перекликаются друг с другом, ведут беседы. Вот это Кленовые скалы. Попугаи, кукушки, иволги наперебой щебечут, заливаются. И в той долине и другой раздается пение. На закате под хмельком любуешься дивными пейзажами. На вершинах Куньлунь, раздвинув белые тучки, смотришь вниз. Вот гора Тайшань — зеленый дракон, Хуашань — белый тигр, Хэншань — черная черепаха, еще одна Хэншань — красный феникс. Реки Сяо, Сян и озеро Пынли служат мне платьем, а реки Хуанхэ и Янцзыцзян — поясом. Красоты реки под Красной стеной воспеваю я в стихах. Сиянием месяца в горах Эмэй, хмельной, наслаждаюсь. Лекарственные травы на Трех горах священных рву, сколько захочу. Омывшись в водах озера Дунтинху, возвращаюсь в горы. Крутые горы — мне дом родной. Опавшие цветы — моя постель, и я, блаженствуя, вкушаю покой. Меж деревьев ясная луна — мой близкий друг. Шелест ветра в соснах — приглушенное звучание комунго. На каменное изголовье приклоняю голову и забываюсь. Только бы не разбудило меня журавлиное курлыканье, доносящееся бог весть откуда! Много ли, мало ли времени пройдет, я проснусь и по тропинке каменистой, на посох опираясь, поднимаюсь на Ханьшань. Брожу где вздумается. Белые облака тянутся на тысячу, на десять тысяч ли. На речках — яркий свет луны. Вокруг громоздятся горы. Ну прямо «Три горы наполовину обрушились у края синего неба. Воды струятся, реку на две разделила Отмель белых цапель». И я, блаженный, обитаю средь этих гор и рек. Да предложи мне высший чин, разве я променяю на него эту красоту?!