Самак-айяр, или Деяния и подвиги красы айяров Самака - Эпосы, легенды и сказания (книги серии онлайн txt) 📗
– Черед всадников пришел, вы отдохните малость.
Возвратились пешие к своим.
Со стороны Хоршид-шаха на поле вылетел Фаррох-руз верхом на коне, быстром как ветер, в изукрашенных доспехах. В полном вооружении выехал он, вызвал на бой противника. Поскакал ему навстречу всадник из войска Газаль-малека по имени Шахан. Сидел он на лошади, сильной, как слон, в богатой уздечке, с красивым седлом. С четырнадцати сторон Шахан себя оружием обвешал. Вышел он против Фаррох-руза и завопил:
– Кто ты есть, чей родом?! Отвечай! Коли ты мне ровня – ладно, а коли нет – ступай прочь, пусть Хоршид-шах выезжает.
– Ах ты ничтожный! – закричал в ответ ему Фаррох-руз. – Ты еще смеешь имя Хоршид-шаха поминать?! Да у него такие, как твой шах, в стражниках ходят! А я – подданный его Фаррох-руз. Покажи-ка, что тебе известно о рыцарской доблести!
С этими словами кинулись они друг на друга. Так яростно копьями бились, что копья сломались у них в руках. Тогда схватились они за мечи. Оба совершенное мастерство явили, но в конце концов Фаррох-руз изловчился, ударил противника и разрубил пополам. Раздался в войске Хоршид-шаха радостный крик, а в войске Газаль-малека – горестный стон.
Выехал на поле другой всадник – поверг его Фаррох-руз. Еще один вышел – и того одолел. Так он победил сорок человек. Никто больше не хотел против него идти. Газаль-малек диву давался:
– Неужели он только что на поле вышел? Принесите мне кольчугу и оружие, пришел мой черед.
Соскочил он с коня, чтобы доспехи надеть, тут Катран-пахлаван выступил вперед, поклон отдал и сказал:
– Царевич, я пойду. Пока мы, твои слуги, на месте, тебе беспокоиться не о чем.
С этими словами направил он коня на поле битвы. Хоршид-шах из гущи войска увидел, что Катран всерьез собирается за дело взяться. И богатыри ему говорить стали:
– О шах, отзови Фаррох-руза с поля, ведь Катран в сражении до тысячи человек уложить может!
А Хоршид-шах в замешательстве сам с собой рассуждает: «Если я его назад позову, наше войско в сомнение придет, а те скажут, что испугались мы. А если не позову, боюсь, плохо ему придется».
Самак лошадь Хоршид-шаха под уздцы держал, он поклонился и сказал:
– Царевич, твой слуга не допустит, чтоб они в бой вступили. – И с этими словами вышел он один против Катрана. Говорит ему:
– Коли ты – муж, который двадцать тысяч уложить может, подобает ли тебе состязаться с ребенком, да еще после того, как он сорок человек в прах поверг? Хоть греха в этом нет, но и славы для тебя тоже немного.
Катран спрашивает:
– О юноша, как тебя зовут, такого красноречивого?
– О богатырь, я прозываюсь Самак-айяр.
– Ладно, благородный муж, ради тебя я не стану сейчас сражаться.
И с этими словами он повернул коня. Забили барабаны отбой, оба войска на покой ушли отдыхать. И стали все Фаррох-руза расхваливать.
Когда разошлись все по своим местам, Хоршид-шах приказал пир устроить, и они пировали-веселились, пока не наступила ночь. Выслали они ночной дозор. А Фаррох-руз у каждого на устах, однако же некоторые утверждали, что с Катраном ему не сравняться. Самак-айяр возле царевича стоял, он сказал:
– Вот вы тут говорите, что Катран – великий воин… Да если шах прикажет, я его нынче ночью связанным сюда притащу!
– Зачем обещаешь, чего исполнить не можешь? – прикрикнул на него Шогаль.
– О учитель, ради твоего благородства и счастья царевича господь меня вразумил, и я коли что скажу, то и сделаю! – возразил Самак. Богатыри от его слов развеселились, а Хоршид-шах его похвалил; так они там сидели, пока время не пришло.
– А кто сегодня начальник караула? – спросил Самак.
– Сиях-Гиль, – отвечают ему.
– Это мне подходит, – говорит он. И пробыл он с ними до глубокой ночи. Потом поднялся Самак, приготовил нож, аркан и все, что для дела надобно, вышел на окраину воинского стана, видит, Сиях-Гиль ноги из стремян вынул, спит себе. Самак нож вытащил, стремена обрезал и с собой унес. Проснулся Сиях-Гиль, хотел ноги в стремена вставить – нету стремян! Растерялся он и рассердился, стал с караулом взад-вперед ходить.
Добрался Самак до караулов Газаль-малека, а там начальником дозора Катур был, брат Катрана. Стал Самак по лагерю бродить и вот наконец увидел Газаль-малека. Тот на тахте сидел, вино пил, а Самак за ним наблюдал, пока Газаль-малек не погрузился в сон. Катран из шахского шатра вышел, стражу окликнул: мол, хорошо стерегите, царевич почивает. С этими словами удалился он в свою палатку, а Самак следил за ним, пока тот не заснул.
Подкрался Самак сзади к палатке Катрана, колышек выдернул и внутрь прополз. Посмотрел, видит, лежит Катран, словно слон, а у входа в палатку пегий конь стоит, тоже как гора, на длинном поводу, повод в руках у стремянного, а стремянный спит. Наступил Самак ему на горло, да так, что тот дух испустил, потом снял с него одежду, натянул на себя и уселся на его место. Стал он коня оглаживать, пока тот не успокоился, привык к нему. А когда Самак понял, что время пришло и Катран заснул, подошел он к изголовью постели, посмотрел – видит, лежит тот гора горой! Он себе говорит: «Эх, Самак, нелегко тут справиться! Коли он проснется, одной рукой меня ударит – на месте убьет. А уж как мне его дотащить – ума не приложу…» Так он раздумывал, а сам размотал свою веревку, осторожно связал Катрану ноги, прикрутил их к кровати. Потом к голове подошел, руки ему стянул и тоже накрепко к кровати привязал. А затем выхватил нож и сел на грудь Катрану.
Проснулся Катран, хоть и пьян был, хотел вскочить, да не смог: он ведь к кровати привязан был. Видит, кто-то у него на груди сидит, нож обнажил.
– Ты кто такой? – спрашивает Катран.
– Ах ты невежа, не узнал меня? Я это, Самак-айяр. Если хоть слово скажешь – прикончу тебя.
Катран замолчал, а Самак сделал из сыромятной кожи кляп, маслом смазал, запихал ему в рот, да еще и завязал сверху, так что теперь уж он слова не мог сказать, а потом искусно спутал его по рукам и ногам. Затем он распорол перину, на которой тот лежал, все из нее вытряхнул, а в наволочку Катрана затолкал, узлом затянул, взвалил на спину коню, взгромоздился сам и поехал из лагеря.
Но по воле всевышнего лошадь Катрана была жеребцом. Когда они приблизились к караульному дозору, почуял жеребец там кобылу, заржал, заскакал на месте. Самак изо всех сил старался удержать коня, но не мог с ним справиться. А караул уже возвращается! Увидел их Самак, соскочил с седла. Там какая-то рытвина была, столкнул он Катрана в эту яму, а сам бросился бежать и был таков.
А дозорные подъехали, повернули на лошадиное ржание, смотрят, это пегий конь Катрана. Подивились они, говорят друг другу:
– Ну и дела! Глядите до чего дошло: коня здесь поставил! Один из них сказал:
– Глянь, конь с той рытвины глаз не сводит. Что-то там неладно.
Несколько человек подошли поближе, видят, узел большой валяется. Одни говорят:
– Видно, вор награбил чего-то, а нас увидел – бросил и убежал.
А другие возражают:
– А лошадь-то откуда взялась? Или вор хотел и коня увести?
Попробовали они вытащить узел – тяжелый! Развязали веревку, а внутри-то – Катран-пахлаван! Поднялся тут крик и шум, досада их взяла. Катур к брату подошел, высвободил его оттуда, развязали путы, но спросить, как он попал в такое положение, никто не решался. Катран тоже ничего не стал рассказывать, сел на коня и уехал обратно в лагерь. Очень он разозлился. На следующее утро он приказал бить в барабаны войны: дескать, я сегодня такое им покажу, что до конца света об этом говорить будут.
И вот готовятся они к сражению, а Самак тем временем пришел в царский шатер – в этот час Хоршид-шах на тахте восседал. При виде Самака он стал его приветствовать, ласково Расспрашивать. Рассказал Самак свои приключения – богатыри от смеха наземь попадали! А Самак так говорил:
– О царевич, этот конь мне все дело испортил! Уж я и так и сяк старался его в сторону повернуть – не идет, да и только! А тут дозор меня настигать стал. Больно норовистый конь попался! А хуже всего было, когда он ржать начал. Я боялся, что на месте, его пришибу, коня этого…