Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв. - Автор неизвестен (читаем книги TXT) 📗

— Вы человек бывалый, хорошо бы вы мне рассказали кое о чем.

— О чем?

— Да, говорят, будто в здешней округе Чхунхян пошла в наложницы к правителю, подарков много получила и вредит делам правления. Правда ли это?

Крестьянин разозлился:

— Да откуда ты взялся такой?

— Где бы я ни жил...

— Как это, где бы ты ни жил? У тебя что, глаз нет, ушей нет? Наша Чхунхян не стала наложницей и за это избита палками, в темницу брошена! О таких славных женщинах даже в песнях редко поют! А таким голодранцам, как ты, болтающим всякое про нашу Чхунхян, чистую, как нефрит и снег, и попрошайничать нечего, подыхай с голоду! А этот, в столицу уехал... юнец-молодец! Сгинул — и никаких вестей! Вот как люди поступают. Небось в большой должности состоит, а не... не может!

— Почему это вы позволяете себе говорить о нем в таких выражениях?

— А тебе-то какое до него дело?

— Да, собственно, никакого... Просто не хорошо говорить так о чужих людях.

— Э, да ты уж не соображаешь, что несешь! — проговорил крестьянин и отвернулся.

«Хо! Хо! Сразу поверил!» — подумал Моннён и крикнул: — Эй, мужички! Счастливо поработать!

— Стараемся!

Расставшись с ними, он скрылся за поворотом, и здесь ему навстречу попался какой-то мальчик с палкой, который нараспев говорил:

— Какой сегодня день? Как долго мне мерить шагами тысячи ли до столицы? Вот бы мне такого скакуна, что через реку перенес Чжао Цзылуна [160], я б в тот же день попал в столицу! Несчастная Чхунхян! Не захотела отказаться от супруга Ли — и брошена в темницу, погибнуть может в одночасье. Так жаль ее! А этот негодный Ли уехал, и нет ни весточки о нем. Разве назовешь такое поведенье благородным?

Моннён, услыхав его речи, крикнул:

— Эй, ты откуда?

— Я из Намвонского уезда!

— А куда идешь?

— В столицу.

— Зачем тебе туда?

— Несу письмо Чхунхян в дом к нашему бывшему правителю.

— Послушай, дал бы ты мне взглянуть на это письмецо!

— Э, да вы, почтенный, видно, совсем дурак!

— Почему же?

— Да сами подумайте! Просто чужие письма — и то читать нельзя, а вы хотите заглянуть в письмо чужой жены!

— А ты послушай, что сказано в старинных стихах:

Вот как говорят! Если я немного почитаю, что от этого случится?

— Вид у вас уж больно страшный... Но вы человек, видно, знающий. Читайте поскорей да отдавайте!

— Ах ты, негодник!

Он взял письмо, развернул и стал читать, а там написано:

«Сразу после разлуки не было от вас вестей, но я надеюсь, что вы с родителями пребываете в добром здравии. Вашу наложницу Чхунхян, как говорится, на тракте Цзянтай преследует чиновник, и я теперь на краю гибели! Жду смерти, и тогда душа моя отлетит к усыпальнице Хуанлин, скроется в загробном мире. Пусть я десять тысяч раз умру, но добродетельная женщина ведь не выйдет замуж второй раз! Не знаю только, что станет с матушкой после моей смерти? Уж вы, супруг мой, позаботьтесь, подумайте о ней!»

А в конце письма было приписано:

Письмо написано кровью, будто гуси оставили след на ровном песке, и кровь отпечаталась густо. Такой скорбью от него повеяло, что у Моннёна даже слезы полились из глаз, падая капля за каплей.

— Что это вы плачете над чужим письмом? — удивился мальчик.

— Э-э! Хоть оно и чужое, но такое грустное, что я невольно заплакал.

— Распустили нюни! Запачкали чужое письмо, еще порвете! А одна бумага стоит десять лян! [161]А ну платите за письмо!

— Послушай-ка, господин Ли мне, как говорится, друг по бамбуковой лошадке — с детства вместе. Он едет вместе со мной сюда, но задержался в Ванъяне, а завтра мы с ним договорились встретиться в Намвоне. Пошли со мной, ты ему там и покажешь это письмо.

— Ты думаешь, столица тут, рядышком? — завопил мальчишка и подскочил к нему. — Отдавай письмо!

Завертевшись перед Моннёном, он схватил его за тесемки халата и заглянул внутрь: талия нищего была подпоясана шелковым кушаком, а на нем вещичка, похожая на жертвенную тарелочку! Мальчишка тут же отскочил.

— Это откуда?

На него будто ветром холодным подуло.

— Если ты, негодяй, разболтаешь тайну, тебе конец!

Предупредив мальчишку, Моннён вошел в Намвон, поднялся на холм Паксок и оглядел все вокруг. И горы прежние! И рекой когда-то любовался! Он пошел к южным воротам.

— Как поживаешь, башня Простора и Прохлады? А у тебя, мост Сорок и Ворон, все ли хорошо? Вот ива стоит, та, которая воспета в стихах:

К ней я привязывал осла. В чистых водах реки, упомянутой в стихах:

я когда-то омыл ноги, а по широкой дороге, про которую сказано:

когда-то я ходил!

Под мостом Сорок и Ворон женщины и девушки стирали белье.

— Вот беда-то!

— А что случилось?

— Ох, как жалко! Как жалко Чхунхян! Жестокий, жестокий! Жестокий у нас правитель! Властью своей хотел приневолить Чхунхян, такую чистую. Неужто он думал, что Чхунхян испугается смерти? Ведь у неё сердце твердое, как железо и камень! Какой бессердечный! Какой бессердечный этот молодой барич Ли!

Болтая за стиркой белья, девушки выглядели не хуже красавиц из «Облачного сна девяти» [162] — принцесс Ёнян и Нанян, наложниц Чин Чхэбон, Ке Сомволь, Пэк Нынпха, Чок Кёнхон, Сим Ёён и Ка Чхунун. Нет только Ян Сою! Интересно, кого они ждут?

А Моннён поднялся на башню и стал смотреть вокруг: солнце уходит на запад, и птицы улетают на ночь в лес. Вон там стоит ива, к ней моя Чхунхян привязывала качели! И тут он представил ее себе — такую очаровательную на качелях. На востоке, среди зеленых деревьев, дом Чхунхян, и садик во внутреннем дворике такой же, как прежде! А там, за каменной стеной, — темница, и в ней моя Чхунхян. Бедная! Бедная!

Солнце село за горы на западе, и в сумерках он подошел к дому Чхунхян. Флигель обветшал, и сам домик утратил былое изящество. В зарослях стоит павлония, поломанная ветром, а под оградой ходит, ковыляя, с печальным криком белый журавль, перья у него выпали, словно его собаки трепали. Под окном дремлет рыжий пес — совсем как мертвый. Он не узнал гостя и залаял.

— Эй, пес, не лай! Ведь я все равно что хозяин! А хозяйка твоя где? Неужели ты один меня встречаешь?

Он посмотрел на ворота, где его рукой были сделаны надписи. Вот здесь — иероглиф «верность», его верхняя часть — знак «середина» — куда-то подевалась, осталась лишь нижняя — знак «сердце». Над раздвижными дверями качаются под ветром парные надписи по случаю прихода весны. Они навевают такую печаль!

Он медленно вошел в дом. На внутреннем дворе никого не оказалось. А мать Чхунхян! Посмотрите на нее! Она разводит огонь под котлом с рисовым отваром.