Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2 - Сикибу Мурасаки (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗

– Эти господа, «сидящие у забора» [5], – возмущались они, – изрядно невежливы. Интересно, как эти глупцы вершат дела правления, когда они даже о нас, таких известных ученых, слыхом не слыхивали?

Придворные так и покатывались со смеху, а ученые мужи все ворчали:

– Тише, тише, что за шум?

– Возмутительная непочтительность.

– Немедленно покиньте свои места.

Забавно, не правда ли? Придворные, впервые присутствующие на подобной церемонии, с любопытством взирали на столь редкое зрелище, а те, кто в свое время прошел по тому же пути, понимающе улыбались. «Похвально, что господин министр по достоинству оценил это поприще и распорядился судьбой сына именно таким образом», – с беспредельным почтением говорили они о Гэндзи. Ученые мужи не разрешали произносить ни слова, то и дело пеняя собравшимся за нежелание следовать правилам. С наступлением темноты зажгли светильники, и в их ярком свете сердитые лица ученых мужей казались еще более странными, в них обнаруживалось что-то унылое, грубое, проглядывали черты сходства с актерами саругаку [6] – словом, это и в самом деле было необычное собрание.

– Человеку, привыкшему держаться свободно, трудно не попасть впросак во время подобной церемонии, – сказал министр, скрываясь за занавесями.

Услыхав, что некоторые юноши, овладевающие науками, принуждены были удалиться, так как на всех не хватило места, Гэндзи предложил им пройти в павильон Для рыбной ловли, где они получили богатые дары.

После окончания церемонии министр пригласил к себе ученых мужей, известных своими талантами, и они состязались в стихосложении. По его просьбе остались также самые одаренные из сановников и придворных.

Ученые мужи сочиняли восьмистишия-люйши, остальные во главе с Гэндзи – четверостишия-цзюецзюй [7]. Магистр словесности, выбирая достойные темы, предлагал их собравшимся…

В эту пору ночи бывают особенно кратки, и, когда дел дошло до чтения, совсем рассвело. Читал стихи Сатюбэн. Он был хорош собой и голос имел звучный, поэтому, когда он торжественно произносил строку за строкой, взоры присутствующих с восхищением обращались к нему.

Надобно сказать, что этот ученый муж пользовался большой известностью при дворе.

Во всех стихотворениях, каждое из которых было по-своему замечательным, воспевались высокие устремления виновника торжества, который, будучи рожден в столь влиятельном семействе и имея положение, позволяющее ему наслаждаться всеми благами мира, тем не менее решил уподобиться тем, кто дружил со светлячками за окном и для кого привычен был блеск снега на ветках… [8] Об этих стихах много говорили в те дни, находились люди, которые называли их выдающимися произведениями времени, достойными, чтобы о них узнали в Китае. Разумеется, лучшим было признано стихотворение Гэндзи. Проникнутое искренним отцовским чувством, оно растрогало все сердца, многие читали его вслух, проливая слезы умиления. Но тут я умолкаю, дабы не навлечь на себя всеобщего негодования, да и в самом деле, разве не дурно, когда женщина рассказывает о том, чего и знать не должна?

Сразу же после церемонии Наречения было сделано «вступительное подношение» [9], затем Гэндзи отвел сыну покои в доме на Второй линии и, поручив его попечениям опытных наставников, наказал ему заниматься прилежнее.

С тех пор мальчик почти не бывал в доме госпожи Оомия. «Она балует его с утра до ночи, до сих пор обращаясь с ним как с младенцем, поэтому там он вряд ли сумеет достичь больших успехов», – рассудил Гэндзи и поместил мальчика в самой тихой части дома, разрешив навещать старую госпожу не более трех раз в луну.

Принужденный целыми днями сидеть взаперти, мальчик совсем приуныл и обиженно думал: «Как господин министр жесток со мной! Другим не надо преодолевать таких трудностей, чтобы, поднявшись, занять достойное место в мире».

Впрочем, мальчика трудно было упрекнуть в ветрености, напротив, он с малолетства отличался редким благонравием и теперь терпеливо учился, думая: «Побыстрее прочитаю все, что положено, и поступлю на службу во Дворец, а там уж как-нибудь выдвинусь».

За Четвертую и Пятую луны он прочел «Исторические записки», после чего Гэндзи решил, что пора подвергнуть сына испытанию, и пожелал, чтобы сначала это было сделано в его присутствии. Ради такого случая пригласили лишь немногих избранных: Удайсё, Садайбэна, Сикибу-но таю, Сатюбэна и некоторых других. Разумеется, пришел и наставник Дайнайки. Мальчику велели прочесть наиболее трудные места из тех глав «Исторических записок», которые чаще всего становятся предметом обсуждения во время испытаний, и он не только без запинки прочел все, что ему было предложено, но и дал прочитанному разносторонние толкования, так что на свитках не осталось следов от ногтей учителя [10].

Видя, сколь замечательных успехов он достиг, собравшиеся превозносили его достоинства и проливали слезы. Особенно взволнован был Удайсё.

– О, как жаль, что нет теперь с нами Великого министра. – восклицал он, обливаясь слезами. Да и сам Гэндзи почувствовал, что ему изменяет обычное самообладание.

– Я нередко с сожалением замечал, что, по мере того как дети, взрослея, набираются мудрости, родители, наоборот, глупеют. Сам я еще не очень стар, но знаю, что таков всеобщий удел! – сказал он, отирая слезы, а Дайнайки, на него глядя, подумал с гордостью: «Что может быть выше чести служить ему!»

Удайсё то и дело предлагал наставнику чашу, и тот захмелел, отчего лицо его казалось более худым, чем обычно.

Слава чудака, издавна закрепившаяся за Дайнайки, всегда мешала ему добиться признания своих способностей. Не имея надежного покровителя, он влачил нищенское существование, пока господин министр Двора не изволил приметить его и возложить на него столь почетные обязанности. И теперь, поднявшись благодаря милостям Гэндзи на высоту, ранее для него недостижимую, Дайнайки чувствовал себя словно заново родившимся. Я уже не говорю о том, что у него были все основания рассчитывать на еще более значительное положение в будущем. В тот день, когда мальчик должен был подвергнуться настоящим испытаниям, перед воротами Палаты наук и образования собралось бесчисленное множество карет, принадлежащих высшей знати. Казалось, что сегодня сюда приехали все без исключения. Испытуемый, окруженный всеобщим восхищением и подобострастным вниманием телохранителей, был так хорош собой и держался с таким благородством, что его присутствие здесь многим казалось неуместным. Нетрудно себе представить, как неприятно было ему общество невзрачных, причудливо одетых участников испытаний, а если учесть, что ему пришлось сесть на одно из последних мест… В окружении ученых мужей, то и дело ворчливо призывающих к порядку, мальчик чувствовал себя довольно принужденно, однако, не робея, выполнил все задания.

В те годы науки достигли невиданного расцвета, совсем как было когда-то в древние времена. Люди всех состояний, опережая друг друга, устремлялись по ученой стезе, и придворные соперничали друг с другом в образованности и талантах.

Все испытания, начиная с испытания на звание бакалавра словесности, прошли успешно, после чего мальчик снова погрузился в учение, воодушевленный своими успехами сам и воодушевляя ими своего наставника.

В доме на Второй линии, к великой радости ученых мужей и одаренных стихотворцев, часто устраивались поэтические собрания. Так, в те годы в мире было немало людей, разнообразными дарованиями обладающих.

Тем временем подошла пора назначать Государыню-супругу. Министр Двора прочил на это место бывшую жрицу Исэ, оправдывая свое намерение тем, что она была оставлена на его попечение ушедшей Государыней, но многие были решительно против, не желая, чтобы Государыней-супругой снова становилась женщина из рода Минамото.