Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I — XL. - Цао Сюэцинь (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗

— И в самом деле, давай поедим, — сказала Фэнцзе, беря Юаньян за руку, — а то опять будешь жаловаться, что голодна!

Юаньян села к столу. Служанки поставили перед ней чашку и положили палочки.

Когда с едой было покончено, старуха Лю с улыбкой проговорила:

— Гляжу я на вас и удивляюсь: поклевали чуть-чуть, и все! Видно, не приходилось вам голодать. Недаром ветер подует — вы падаете!

— Кушаний сколько осталось! Куда подевались служанки? — спросила Юаньян.

— Все на месте, — последовал ответ. — Ждем, когда вы прикажете, что с ними делать.

— Им не съесть столько. Положите в две чашки закуски и отнесите ко второй госпоже для Пинъэр, — распорядилась Юаньян.

— Не нужно, она утром хорошо поела, — сказала Фэнцзе.

— Не съест сама, накормит кошку, — проговорила Юаньян.

Одна из женщин тотчас поставила в короб две чашки и унесла.

— Где Суюнь? — спросила Юаньян.

— Она тут, ест вместе с другими служанками, — ответила Ли Вань, — зачем она тебе?

— Ладно, пусть ест, — сказала Юаньян.

— Надо бы послать Сижэнь угощение, — заметила Фэнцзе.

Юаньян тотчас распорядилась, а затем снова обратилась к служанкам:

— Вы все приготовили, уложили в короба?

— Успеем, время есть, — отвечали женщины.

— Поторопитесь, — приказала Юаньян.

— Слушаемся!..

Фэнцзе между тем пошла в комнату Таньчунь, где беседовали матушка Цзя и другие женщины.

Таньчунь очень любила чистоту и простор, поэтому в ее доме перегородки убрали и три комнаты соединили в одну. Посредине стоял большой мраморный стол, на нем — листы бумаги с образцами каллиграфии, несколько десятков драгоценных тушечниц, стаканы и подставки для кистей — их был целый лес. Здесь же стояла жучжоуская фарфоровая ваза объемом в целый доу с букетом хризантем, напоминавшим шар. На западной стене — картина Ми из Санъяна [285] «Дымка во время дождя», а по обе стороны от нее — парные надписи кисти Янь Лугуна, которые гласили:

Под картиной стоял на столике треножник, слева от него на подставке из кипариса — большое блюдо, наполненное цитрусами «рука Будды», справа, на лаковой подставке, — ударный музыкальный инструмент бимуцин, сделанный из белой яшмы, и маленький деревянный молоточек для игры.

Баньэр уже не робел, как вначале, и даже попытался взять молоточек, чтобы ударить по бимуцину, но служанки его удержали. Потом ему захотелось отведать цитрус. Таньчунь выбрала один, дала ему и сказала:

— Можешь поиграть, только не ешь, он несъедобен.

У восточной стены стояла широкая кровать, покрытая пологом из зеленого газа с узором из пестрых цветов, травы, бабочек и разных букашек.

Баньэр, вне себя от восторга, подбежал к пологу и, тыча в него пальцем, закричал:

— Вот кузнечики, а это саранча!

— Паршивец! — прикрикнула на него старуха Лю и дала ему затрещину. — Тебя пустили посмотреть, а ты озорничаешь!

Баньэр разревелся, насилу его успокоили.

Матушка Цзя сквозь тонкий шелк окна поглядела во двор и сказала:

— Утуны возле террасы очень красивы, только мелковаты.

В этот момент ветер донес до них звуки музыки и удары барабана.

— Где-то свадьба! — произнесла матушка Цзя. — Ведь улица недалеко.

— Да разве здесь слышно, что делается на улице? — вскричала госпожа Ван. — Это наши девочки-актрисы разучивают пьесы.

— А не позвать ли их? — сказала матушка Цзя. — Сыграют что-нибудь для нас. И сами развлекутся, и мы повеселимся. Что вы на это скажете?

Фэнцзе распорядилась позвать девочек и приказала служанкам поставить посреди зала подмостки и застлать их красным войлоком.

— Пусть лучше играют в павильоне Благоухающего лотоса, — промолвила матушка Цзя, — там, над водой, музыка будет звучать еще красивее. А мы перейдем в покои Узорчатой парчи, где попросторнее, оттуда хорошо будет слышно.

Все согласились, а матушка Цзя обратилась к тетушке Сюэ:

— Пойдемте! Молодые не любят гостей, боятся, как бы у них в комнатах не напачкали! Не будем надоедать, покатаемся лучше на лодке, а потом выпьем вина.

С этими словами матушка Цзя поднялась с места.

— Что это вы, бабушка, говорите? — запротестовала Таньчунь. — Мне так хотелось, чтобы вы с тетушкой у меня посидели, а вы уходите!

— Хорошая у меня третья внучка, — улыбнулась матушка Цзя. — А две другие, у которых мы были, совершенно не умеют себя вести! Вот сейчас мы напьемся и пойдем к ним скандалить! — заявила она под общий хохот.

Все последовали за матушкой Цзя и, немного пройдя, очутились на островке Листьев вилларсии. Привезенные из Гусу лодочницы уже успели подогнать к берегу две лодки — обе из грушевого дерева. Служанки подхватили под руки матушку Цзя, госпожу Ван, тетушку Сюэ, старуху Лю, Юаньян и Юйчуань и усадили в лодку. За ними спустилась в лодку Ли Вань. Фэнцзе заняла место на носу и заявила, что будет грести.

— Ты не шути, — предупредила ее матушка Цзя. — Здесь не река, но все равно глубоко! Иди лучше ко мне!

— Не бойтесь, бабушка! — улыбнулась Фэнцзе. — Ничего не случится!

С этими словами она схватила шест и оттолкнула лодку от берега. Но на середине пруда лодку сильно качнуло, и Фэнцзе, испугавшись, отдала шест лодочнице.

Во второй лодке разместились Инчунь, Баоюй и сестры. Мамки и няньки шли по берегу, следуя за лодками.

— Как жаль, что поломали листья лотосов! — воскликнул Баоюй. — Но зачем их отсюда убрали?

— Чтобы привести сад в порядок! — с улыбкой произнесла Баочай. — Ведь в этом году что ни день, то пиры и гулянья, надо же было сделать уборку!

— Я не люблю стихи Ли Ишаня [286], — вмешалась в разговор Дайюй, — но две строки у него мне нравятся, и я вспомнила их, глядя на лотосы:

— В самом деле прекрасно! — согласился Баоюй, — Я ни за что не стал бы убирать увядшие лотосы!

Тем временем подплыли к заливу Лиан. Повеяло холодком. Трава на берегах поблекла, и здесь еще сильнее чувствовалось дыхание осени.

Заметив неподалеку высокое строение, матушка Цзя спросила:

— Это здесь живет барышня Сюэ?

— Здесь, — ответили ей.

Матушка Цзя велела пристать к берегу, поднялась по каменной лестнице и вошла во двор Душистых трав. Здесь воздух напоен был чудесным ароматом. Травы и редкостные лианы зеленели все ярче, по мере того как становилось прохладнее, и на них алели бусины плодов и семян.

В доме было пусто, как в снежном гроте, никаких безделушек, только на столе стояла белая динчжоуская ваза [287] с несколькими хризантемами, а рядом — две книги да чайный прибор. На кровати с простым матрацем и одеялом лежал полог из темного флера.

— Эта девочка, Баочай, чересчур скромна! — вздохнула матушка Цзя. — Почему бы ей не попросить украшения у тети? Мне никто не напомнил, а самой в голову не пришло, что она ничего с собой не привезла из дому.

Матушка Цзя велела Юаньян принести сюда несколько старинных безделушек и обрушилась на Фэнцзе:

— До чего же ты мелочная! Неужели ничего не могла прислать младшей сестре для украшения комнаты?

— Мы посылали! — с улыбкой возразили госпожа Ван и Фэнцзе, — а она все вернула.

— Она и дома не очень увлекалась такими вещами, — вставила тетушка Сюэ.

— Это никуда не годится, — покачала головой матушка Цзя. — Так, правда, хлопот меньше, но что скажут родственники, если придут? И потом, если в комнатах барышень все так просто и скромно, нам, старухам, выходит, нужно вообще жить на конюшне! Ведь вы знаете из книг и пьес, как красиво должна выглядеть женская спальня! Наших девочек, конечно, нельзя сравнивать с теми барышнями, которых изображают в пьесах, но если есть чем, почему не украсить комнату? Ведь не обязательно загромождать ее мебелью. Прежде я очень хорошо умела украшать комнаты, но сейчас у меня нет ни малейшего желания заниматься подобными пустяками. А девочкам этому непременно надо учиться. Тонкий вкус — вот что главное. Без него даже дорогие вещи потеряют свою прелесть. Попробую сама убрать эту комнату. Ручаюсь, все будет красиво и просто. У меня сохранилось кое-что из моих личных вещей. Хорошо, что не показала их Баоюю, тогда ничего не осталось бы!