Метаморфозы - Назон Публий Овидий (лучшие книги онлайн txt) 📗

Жил на картейских брегах, 438 посвященный тамошним нимфам,

110 Ростом огромный олень; широко разветвляясь рогами,

Голову сам он себе глубокой окутывал тенью.

Златом сияли рога. К плечам опускалось, свисая

С шеи точеной его, ожерелье камней самоцветных.

А надо лбом его шар колебался серебряный, тонким

115 Был он привязан ремнем. Сверкали в ушах у оленя

Около впадин висков медяные парные серьги.

Страха не зная, олень, от обычной свободен боязни,

Часто, ничуть не дичась, и в дома заходил, и для ласки

Шею свою подставлял без отказа руке незнакомой.

120 Боле, однако, всего, о прекраснейший в племени Кеи,

Был он любезен тебе, Кипарис. Водил ты оленя

На молодые луга и к прозрачной источника влаге.

То оплетал ты цветами рога у животного или,

Всадником на спину сев, туда и сюда направляя

125 Нежные зверя уста пурпурной уздой, забавлялся.

Знойный был день и полуденный час; от горячего солнца

Гнутые грозно клешни раскалились набрежного Рака, 439

Раз, притомившись, лег на лужайку со свежей травою

Чудный олень и в древесной тени наслаждался прохладой.

130 Неосторожно в тот миг Кипарис проколол его острым

Дротом; и видя, что тот умирает от раны жестокой,

Сам умереть порешил. О, каких приводить утешений

Феб не старался! Чтоб он не слишком скорбел об утрате,

Увещевал, — Кипарис все стонет! И в дар он последний

135 Молит у Вышних — чтоб мог проплакать он целую вечность.

Вот уже кровь у него от безмерного плача иссякла,

Начали члены его становиться зелеными; вскоре

Волосы, вкруг белоснежного лба ниспадавшие прежде,

Начали прямо торчать и, сделавшись жесткими, стали

140 В звездное небо смотреть своею вершиною тонкой.

И застонал опечаленный бог. "Ты, оплаканный нами,

Будешь оплакивать всех и пребудешь с печальными!" — молвил.

Рощу такую Орфей привлек. Посредине собранья

Всяческих диких зверей и множества птиц восседал он.

145 Вот уже пальцем большим испытал он достаточно струны

И, убедившись, что все, хоть разно звучат они, стройно

Звуки сливают свои, — молчанье прервал песнопеньем:

"Муза, с Юпитера ты — всем миром Юпитер владеет! —

Песню мою зачинай! О мощи Юпитера раньше

150 Много я песен сложил: величавым я плектром Гигантов

Пел, на флегрейских полях 440 победительных молний сверженье.

Лирою легкой теперь зазвучу. Буду отроков петь я —

Нежных любимцев богов, и дев, что, пылая напрасно,

Кару в безумье своем навлекли на себя любострастьем.

155 В оные дни небожителей царь к Ганимеду фригийцу

Страстью зажегся; и вот изобрел он, во что превратиться,

Чтобы собою не быть; никакой становиться иною

Птицею сан не велел, — лишь его же носящей перуны.

И не помедлил: рассек заемными крыльями воздух

160 И Илиада 441 унес, — он доныне его виночерпий

И, хоть Юнона мрачна, подает Вседержителю нектар.

Так же тебя, Амиклид 442 , Аполлон поселил бы в эфире,

Если б туда поселить разрешили печальные судьбы.

Выход дозволен иной — бессмертен ты стал. Лишь прогонит

165 Зиму весна и Овен водянистую Рыбу заступит,

Ты появляешься вновь, распускаясь на стебле зеленом.

Более всех ты отцом был возлюблен моим. Понапрасну

Ждали владыку тогда — земли средоточие — Дельфы.

Бог на Эвроте 443 гостил в то время, в неукрепленной

170 Спарте. Ни стрелы уже у него не в почете, ни лира;

Сам он себя позабыл; носить готов он тенета

Или придерживать псов, бродить по Хребтам неприступным

Ловчим простым. Свой пыл питает привычкою долгой.

Был в то время Титан в середине меж ночью грядущей

175 И отошедшей, — от них находясь в расстоянии равном.

Скинули платье друзья и, масляным соком оливы

Лоснясь, готовы уже состязаться в метании диска.

Первый метнул, раскачав, по пространству воздушному круг свой

Феб, и пред ним облака разделились от тяжести круга;

180 Времени много спустя, упадает на твердую землю

Тяжесть, паденьем явив сочетанье искусства и силы.

Неосторожный тогда, любимой игрой возбуждаем,

Круг подобрать поспешил тенариец 444 . Но вдруг содрогнулся

Воздух, и с крепкой земли диск прянул в лицо тебе прямо,

185 О Гиацинт! Побледнели они одинаково оба —

Отрок и бог. Он в объятия взял ослабевшее тело.

Он согревает его, отирает плачевные раны,

Тщится бегство души удержать, траву прилагая.

Все понапрасну: ничем уж его исцелить невозможно.

190 Так в орошенном саду фиалки, и мак, и лилея,

Ежели их надломить, на стебле пожелтевшем оставшись,

Вянут и долу свои отягченные головы клонят;

Прямо держаться нет сил, и глядят они маковкой в землю.

Так неподвижен и лик умирающий; силы лишившись,

195 Шея, сама для себя тяжела, к плечу приклонилась.

"Гибнешь, увы, Эбалид, обманутый юностью ранней! —

Феб говорит. — Эта рана твоя — мое преступленье.

Ты — моя скорбь, погублен ты мной; с моею десницей

Смерть да свяжут твою: твоих похорон я виновник!

200 В чем же, однако, вина? Так, значит, виной называться

Может игра? Так может виной и любовь называться?

О, если б жизнь за тебя мне отдать или жизни лишиться

Вместе с тобой! Но меня роковые связуют законы.

Вечно ты будешь со мной, на устах незабывших пребудешь;

205 Лиры ль коснется рука — о тебе запоют мои песни.

Будешь ты — новый цветок — мои стоны являть начертаньем.

После же время придет, и славный герой заключится

В тот же цветок, и прочтут лепестком сохраненное имя".

Так говорят Аполлона уста, предрекая правдиво, —

210 Кровь между тем, что, разлившись вокруг, мураву запятнала,

Кровью уже не была: блистательней червени тирской

Вырос цветок. У него — вид лилии, если бы только

Не был багрян у него лепесток, а у лилий — серебрян.

Мало того Аполлону; он сам, в изъявленье почета,

215 Стоны свои на цветке начертал: начертано «Ай, ай!»

На лепестках у него, и явственны скорбные буквы.

Спарте позора в том нет, что она родила Гиацинта;