Тайны Евразии - Демин Валерий Никитич (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
Баренц (рис. 103) был всего лишь штурманом экспедиции из семи высококлассных голландских парусников, которыми командовал настоящий адмирал – Корнелий Най. Но что-то сегодня никто не знает, кто такой Най. Такого имени нет на арктических картах. Зато Баренцево море знают все. Ни один из участников экспедиции – от адмирала до юнги – ни на минуту не сомневался, что, двигаясь вдоль северного побережья Евразии, им удастся рано или поздно достичь Китая или Японии. Ибо в руках у Баренца была карта, на которой четко и недвусмысленно был обозначен пролив, отделяющий Евразию от Америки. Все тот же Аниан! Часть карты Баренца с переведенными на русский язык названиями приводится на рис. 104. Здесь же прорисован и легендарный мыс Табин, точно магнит притягивавший первооткрывателей еще со времен античности. По расчетам Баренца, отсюда рукой было подать и до прохода к Тихому океану. Вряд ли стоит сомневаться, что Баренц пользовался и вышеприведенной информацией Меркатора, ибо на его карте магнитный полюс обозначен именно там, где предсказывал великий фламандский картограф. Быть может, Баренц даже видел таинственные «грубо начертанные карты» или, по крайней мере, слышал о них.
Однако в экстремальных условиях Севера любое «рано» имеет шанс очень быстро превратиться в ускользающее «поздно». Но в этом предстояло еще убедиться, как говорится, на собственной шкуре. Пока же голландцам предстояло в ходе двух плаваний 1594 (рис. 105) и 1595 годов обследовать акваторию, названную впоследствии Баренцевым морем (рис. 106) – от Шпицбергена до Новой Земли и острова Вайгач. Льды и ранняя зима мешали достижению главной цели экспедиции и каждый раз заставляли возвращаться назад. Вновь открытые северные земли (например, остров Медвежий) являлись слабым утешением для голландских мореплавателей. Баренц жаждал лишь одного – пробиться в восточном направлении. Как и Меркатор, он нисколько не сомневался, что свободный проход существует. Но ему, как и Меркатору, не приходило в голову, что арктические сведения скорее всего относились к очень отдаленной гиперборейской эпохе, когда климат был совсем другим и воды Ледовитого океана действительно могли быть проходимыми для больших и малых судов. Иначе почему так упорно Баренц двигался не только на Восток, но и на Север, пытаясь обогнуть гигантскую природную баррикаду – почти тысячекилометровую Новую Землю?
Голландский корабль сумел обойти остров с севера, но тотчас же попал в ледяную ловушку: уже в конце августа он был затерт льдами. Начался апокалипсический кошмар. Льды так сдавливали судно, а его обшивка так трещала, что, по воспоминаниям уцелевших участников экспедиции, у них волосы становились дыбом. К счастью, корабль со всеми припасами не ушел на дно – его просто выдавило на лед (рис. 107). Необходимо было думать о зимовке. Голландцам крупно повезло: берег оказался усеянным стволами деревьев, занесенными сюда течением из Сибири. Хватило и на постройку дома (рис. 108) и, главное, на его отопление (рис. 109). Очень досаждали белые медведи, но и они были нипочем отважным голландцам (рис. 110).
Чтобы узнать доподлинно, что такое полярная ночь и арктическая зима, нужно было кому-то хотя бы однажды пережить это самому. Во всемирной истории путешествий такими «первооткрывателями» оказались Баренц со своими спутниками. Очаг-то они сложили быстро и умело, но стужа снаружи была такой, что не давала дыму выходить через трубу. Зимовщики чуть не задохнулись. Про то, что случилось дальше, рассказал в своем дневнике помощник и друг Баренца Геррит де Фер (рис. 111): «Не зная, какими средствами защититься от холода, мы собрались все вместе, полузамерзшие, и совещались о том, что предпринять; тогда один из нас предложил зажечь каменный уголь, который мы забрали с нашего корабля; вечером мы развели большой огонь, согревший комнату; тепло оживило нас, и мы хотели сохранить его как можно дольше; с этою целью мы плотно закрыли трубу и заделали дверь; и таким образом каждый из нас, ободренный и согретый, улегся на свою постель, и мы долго еще беседовали. Но вдруг многие из нас почувствовали головокружение; прежде всего мы заметили это на одном больном, который вследствие болезни был менее вынослив, а затем и сами почувствовали дурноту, тогда некоторые из нас, самые сильные, встали с своих коек и открыли трубы, а затем дверь. Но отворивший дверь упал в обморок на снег; увидя это, я поспешил к нему и нашел его без сознания. Я тотчас принес уксус и тер ему лицо до тех пор, пока он не очнулся от своего обморока. Затем, когда мы все пришли в себя, капитан дал нам выпить немного вина, чтобы подкрепить нас».
Незаметно подкрался и другой смертельный враг полярников – цинга. Осознал ли Баренц, что в его так хорошо продуманные планы и расчеты вкралась ошибка? Умом – вряд ли! Как истинный сын своего времени, он был рационалистом и в любом – даже в безвыходном случае – отдавал приоритет разуму, полагая, вероятно, что хорошо обоснованная теория обязательно должна получить подтверждение на практике. Хотя суровая полярная действительность, стужа, многомесячная ночь, непроходимые льды, сбивающий с ног ветер, бескормица и цинга – свидетельствовали совсем о другом и обязывали корректировать радужные надежды. Однако по духу своему и складу характера Баренц был типичным пассионарием: он непреклонно стремился к поставленной цели и увлекал за собою других. А Север только усиливал пассионарные задатки первопроходцев. Даже однажды полученный полярный заряд может навсегда обусловить человеческое бытие и существование. Лучшее подверждение тому – жизнь и судьба многих полярных первопроходцев, русских и европейских.
Из породы таких пассионариев был и Виллем Баренц. Для таких ничего не значили ни опасность, ни даже смерть. Когда наконец наступил полярный день, Баренц и его спутники решили бросить застрявший в ледяных торосах корабль и выбираться с Новой Земли на двух шлюпках. В живых из экипажа оставалось пятнадцать человек. Перегруженные людьми и скарбом утлые суденышки медленно продвигались на веслах по беспрестанно штормившему океану. Цинга давно подкосила бесстрашного командора. Смерть приближалась неумолимо, но он уже шагнул в бессмертие. Баренц умер с картой в руках, обратив последний взгляд на Восток, к скрытым за горизонтом, так и не найденным фантастическому мысу Табин и проливу Аниан, продолжая свято верить, что желанный пролив где-то совсем рядом. Знал бы он, сколько еще времени, титанических усилий и людских жизней потребуется, прежде чем такие же пассионарии, как он, достигнут оконечности Азии. И все же Русский Север больше не видел иностранных героев, равных Баренцу по целеустремленности и отваге.
* * *
Много воды утекло с тех достославных пор. Иностранцы и в дальнейшем часто посещали Россию, охотно путешествовали по ее бескрайним просторам, забирались в уральскую и сибирскую глухомань и подробно описывали свои впечатления. Зачастую с подобными путевыми заметками происходило то, что обычно случается с первым блином. Нелицеприятные оценки таким опусам также не заставляли долго ждать. Иногда они даже давались на самом высоком уровне.
